По старой многолетней привычке я раскрыла глаза до рассвета. Памятуя о случившемся, я воззрилась на спящего эльфа. Леголас спал, трогательно приоткрыв губы. Восстанавливался после ранений. Спящие мужчины так похожи на детей. Краснея, исследую жадным взглядом, что не узрела под покровом ночи. Чрезмерная бледность выдавала болезненную слабость в нём. Царевич поднял угольно-черные ресницы и принялся любоваться мной. Именно любоваться: в его глазах облегчение, понимание, желание. Ни крупицы гнева, снобизма и страха. Окутанная ароматом манго, под его лишённым негатива взором, я начала надеяться, что могу что-нибудь построить на руинах собственной судьбы. Антошка, ты был бы счастлив нас видеть, ты ведь хотел, чтоб мы сошлись. Я озвучила последнюю мысль.

— Уже нет, — коротко отсёк эльф.

Я удивленно изогнула бровь, призывая к ответу.

— Он пал на тропе Мертвецов.

Нокаут. Удар ниже пояса. Я предавалась наслаждениям, не ведая, что мой лучший друг погиб?..

— Вы… предали его тело земле?

Сама знаю, что тупой вопрос. Как мне реагировать?

— Нет, — в интонации — усталость.

И всего-то?! Есть в тебе хоть отголоски сострадания? Я пёрла тебя полкилометра надрываясь! Почему ты вчера не сказал? С трудом выпутывавшись из тёплой постели, дрожащими пальцами хватаю вещи и выметаюсь из палаты, не говоря ни слова, по дороге напяливая первое, попавшееся в руку.

Устраивать праздник в честь победы, когда война не окочена, по меньшей мере жестоко. Умом я понимала, что пир даётся для поднятия боевого духа армии, но для меня сие равносильно дикости. Я и не подозревала, уважаемый читатель о том, что не мыслю как человек в бытовом понимании этого слова. Люди задавали празднество, а эльфы отпевали бы павших. Последнее ближе по духу, и увы, не потому, что я женщина. Странника я переманила в отдельный закуток, подальше от людских глаз.

— Не зрю радости на твоём лике, — с деланным огорчением молвит странник.

Я устало закатила глаза к потолку. Предпочтительней найти было бы Гимли, дабы избавиться от нравоучений. Но у меня нет настроения веселиться.

— Почему ты сразу не сказал мне про Антона?

Огорчение на его «фейсе» перестает быть деланным.

— Я шёл последним и не видел. Леголас следовал за ним. Попытай его.

— Что сделали с телом?

— Тела я не видел.

— Нет ни малейшей надежды?

Странник тяжело вздохнул.

— Леголас не мог солгать. Раз говорит — значит видал.

— Как всё у вас просто, — грустно вымолвила я.

— Выпить не желаешь? — неожиданно предлагает странник, — я не спал с Дунхерга и не ел со вчерашнего вечера. Закусить бы.

Я встрепенулась.

— Есть что покрепче вина?

Арагорн задержался, подсчитывая что-то в уме.

— Я принесу два, — выдал он.

— Три.

Странник удивился, но ничего не возразив, исчез из поля зрения. Немного погодя, он возвратился, водрузив на стол три чарки, приземлился напротив. Поднял одну чарку, вторая досталась мне, на третью я возложила ломоть хлеба спёртый с соседнего стола.

— Обычай, — объяснила я, в ответ на немую заинтересованность Арагорна. — Пусть тоже с нами выпьет.

Возможно, у них водилось в традициях нечто похожее. Арагорн оценил важность момента.

— За Антона.

— За нашего друга, — согласился он.

Мы не чокаясь, выпили. В горло полилась обжигающая жидкость по качеству напоминающая самогон. Я глотнула раскалённое олово, переводя дух, прикрыла пальцами рот. Но героически не закусываю. Делаю шумный выдох. По-моему, сейчас буду плакать. Я зажмурилась.

— Он не хотел твоих слёз, — скуксился при виде начинающейся женской истерики будущий король. — Я слышал. Он королевичу зарок дал: как прольёшь ты хоть бы одну слезинку, он эльфа с того света достанет. Так и сказал.

Я через силу улыбнулась, прогоняя подступившую к ресницам влагу.

— Не лей слёзы по павшим. Лучше помяни добрым словом. Однако, я чаял тебя ныне счастливой увидеть. Опосля нашей победы да эдакой ночи.

Он ощерил зубы в ухмылке.

— Не поняла, — откуда здесь все и всё знают?

— Эльфы не лгут, а я сдюжил, — признаётся король.

— Поясни, — потребовала я.

— Раны у царевича затянулись. К вечеру, он сам бы оклемался.

Как вы мне все «дороги»! Когда же это издевательство прекратится?

— Я нарочно. Вас свести. А то смотреть больно.

— О, Вышние! — Со стоном уронила голову на руки.

— Это единичный случай. Оставим его в тайне меж нами. Уж извини, коли обидел.

Я не стала говорить о своих соображениях, куда ему следует засунуть извинения. Киваю, не поднимая на него глаз. Ни одним мускулом и извилиной шевелить не хочется. Старею, пора на пенсию. Желание короля женить нас естественно. Наслушался легенд и предреканий, излюбленное занятие эльфов. Да любой без колдовства скажет — мы вместе жить не сможем. Леголас — породистый, практически бессмертный «перворожденный» и потомственный престолодержатель. Я — домашняя выделка, и родители у меня обычные инженеры. Между нами ничего общего, кроме болезненного инстинкта влечения.

Странник, вероятно, безмолвно ушёл в толчею. Потому как я почувствовала близко присутствие другого существа, оно всегда отдавалось дрожью внутри. Чуть не ставшего для меня всем миром существа. Намеренно не подаю никаких признаков жизни.

— Пришёл за моей головой — запишись в очередь, — индифферентно произнесла я.

— Не имел мочи сказать, — молвил эльф. — Упустить единственную возможность соединиться.

Встала, с намерением уйти, но притормозила, посмотреть в его наглые очи.

— Вы всегда загодя думаете о себе?

Глаза царевича сверкнули праведным гневом.

— Я думал о выживании своего народа! — оскорблёно заявляет Леголас.

Конечно, поэтому ты и шёл вторым. А Тошка — первым. Царевич — трус!

— Неужто?

Брови Леголаса сдвигаются на переносице:

— Не поспел я, да и никто не поспел бы его спасти.

— Почему тогда не забрали тело или не схоронили как положено?

— Да потому, что не осталось ничего! — в отчаянии выкрикнул эльф.

А я думала — хуже в моём положении быть не может.

— По кускам разорвали. Ты это добивалась услышать?

Кошмарище. По мурсалам тебе, Светка, по мурсалам. Как бы я хотела сию секунду оглохнуть. Воображение живо нарисовало картинку, к горлу подкатил тяжелый ком. Стены заплясали сумасбродную круговерть.

— У меня не было намерений причинять тебе непотребную боль.

— Знаешь, ты прав: жалость — моё слабое место, — мёртвым голосом заключила я.

Он вновь нахмурился, глядя на меня с подозрением.

Я нашарила глазами выход, питая надежду добрести до цели не свалившись в обморок. Леголас резво сорвался с места, привлёк к себе моё тело. Я упираюсь во всю мочь, смекая, что силы скоро покинут меня. Бесполезно. Царевич фиксирует ладонью мой затылок и завладевает моим лицом. Нахлынувшее чувство сродни легкому бризу для измотанного путника в пустыне. Сдувает жар ужаса и страха. Одаряет спокойствием и приливом нежности. Губы царевича касаются моего рта, ресниц, носа, скул…

Глава 8

«Запрись получше и открывай лишь в том случае, когда назовут цвет твоих трусов». Говорили Саурону за вратами Мордора.

Голоса доносились как сквозь толщу воды.

— Чем ты её опоил? Чистая отрава! — укорял переливчатый эльфийский голос.

— Сама попросила.

Синдарин. Блин, ничего не соображаю. Каша в голове.

— Воды! — рявкнул королевич Лихолесья куда-то в сторону от меня.

Так. Значит, я все же потеряла сознание. Ко рту приставили твердый прохладный предмет, по ощущениям — край кружки.

Я попыталась оценить обстановку. Видно меня вынесли на лоджию, поближе к свежему воздуху. Делаю глоток, и до меня доходит абсурдность моего положения. Скорость, с которой я вскочила, и рванула прочь от эльфа — «Феррари» нервно дымится за треком. Оба мужчины вздрогнули от неожиданности. По дороге я бесцеремонно и довольно грубо толкнула царевича, кружка с водой выпала из рук эльфа и заюлила по полу.