Понедельник

07:30 – завтрак

09:00 – уход за лицом

10:00 – консультация с Алистером по волосам; свободное время

13:00 – ленч

14:00 – консультация по макияжу с Марго; свободное время

16:00 – массаж; свободное время

18:00 – коктейли

19:00 – обед; свободное время

22:00 – групповая беседа с Марго перед сном.

Во вторник Джози ожидал массаж, занятия по макияжу, консультация по гардеробу, маникюр и, конечно, групповая беседа с Марго перед сном… Судя по всему, у нее будет куча времени, чтобы поближе познакомиться с Марго Белл. Ее губы искривились в недоброй улыбке, странно смотревшейся на пухлом лице. Что подумал бы Глен, если бы узнал, что она здесь? Расскажет ли она ему когда-нибудь? Скорее всего нет.

Муж наверняка уже переоделся в голубую пижаму и халат, включил в спальне телевизор, пока экономка, нанятая на эти две недели, занимается со старшими детьми и наводит порядок в доме. О жене он, конечно же, не волнуется – для него она сейчас с удовольствием проводит отпуск на Золотом берегу. Завтра утром он сядет в свой «ягуар» и, как обычно, поедет на работу: сытый, чистенький, хорошо одетый, пахнущий одеколоном «Арамис», крупный, успешный, организованный, самостоятельно выбившийся в люди; за спиной у него много лет тяжелой работы и тревог, поэтому плоды успеха до сих пор ему сладки.

Джози швырнула листки с расписанием на кофейный столик, легла на диван и посмотрела на свое отражение в зеркале в позолоченной раме, висевшем над письменным столом на противоположной стене. Из зеркала на нее смотрело собственное непроницаемое лицо. Но при мягком освещении и абрикосовых тонах стен оно выглядело вполне приятным. И все же ничто не могло скрыть годы труда, волнений, забот, скверной экологии и пренебрежения собственной внешностью. Ничто не могло вернуть очарования свежести грубым чертам лица, никогда, даже в молодости, не представлявшего собой ничего особенного: так, приятное, полненькое и веселое.

Джози была уверена, что выглядит лет на десять старше Глена, а может, и на все пятнадцать. При знакомстве с ней мало кому удается скрыть удивление: по взглядам заметно, что все ожидают увидеть рядом с Гленом женщину ему под стать: такую же холеную. Глену под стать должно быть все: дом, в котором они живут, трое их детей (все учатся в частных школах, дружат с детьми богачей, научились говорить «скатерть» вместо «скатерка» и конфузятся при виде консервированных спагетти, которые Джози до сих пор иногда подает на ленч).

По поводу детей она особенно не переживала: они ее любят, вне всякого сомнения. Знают же, как много мать ради них трудилась все эти годы, помнят, как готовила, убирала, шила, купала их, кормила, заходила подоткнуть одеяло и поцеловать на ночь – и все сама, потому что Глен допоздна работал (ну или отговаривался этим) и приходил домой затемно. Порой Джози срывалась: не выдерживали нервы. Да и кто бы не сорвался, если денег вечно не хватает да и присматривать за тремя шустрыми детьми непросто. И все равно они были счастливы, да и она тоже, и никогда ни о чем не жалела. Ни мгновения не сомневалась, что все ее жертвы того стоят. Всегда думала о себе в последнюю очередь, а юность проходила в абсолютной уверенности, что ее ценят и любят просто так, а не за внешность или модный прикид. Да так оно и было: всего полгода назад ей это достоверно доказали, – правда, совсем не тем способом, какой выбрала бы она.

И вот теперь она здесь, в спа-отеле Марго Белл, ценная платежеспособная гостья, и чтобы научиться быть красивой. Какая ирония! Улыбнувшись своему отражению, Джози задумчиво провела языком по зубам. Эта привычка появилась у нее, после того как на двух передних было сделано искусственное покрытие. Ей нравилось ощущать их гладкую поверхность. Взглянув на часы, она со вздохом поняла, что пора присоединиться к толпе: поболтать перед сном о том, о сем. Тоска зеленая… Пока Джози не обнаружила здесь ни единого человека с чувством юмора. С другой стороны, она ведь приехала сюда не ради развлечений, верно?

Еще раз чихнув и посмотревшись в зеркало, Джози взъерошила и так всклокоченные волосы, затем прихватила свою большую сумку, до отказа набитую носовыми платками, эвкалиптовыми каплями, бумажником, ключами, кредитками, письмами, драгоценностями и прочими вещами, необходимыми для удобства или безопасности. Джози аккуратно засунула внутрь листок с программой превращения ее в красотку и собралась отправиться вниз. Дверь в комнату, как она успела заметить, запереть можно, но у персонала наверняка есть запасные ключи, а в местах, подобных этому, нет предела осторожности. Она вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь рылся в ее вещах.

Выключив свет и заперев дверь, Джози вдруг ощутила возбуждение – чего не испытывала уже много лет. Она получит массу удовольствия от этих двух недель, хорошенько побалует себя хотя бы раз в жизни. Никто не знает, что она здесь, да и назвалась она фальшивым именем и расплатилась банковским чеком, так что волноваться не о чем. Это дарило ей исключительное ощущение свободы и власти. Она может делать все, что угодно, быть кем угодно. Джози с улыбкой еще раз провела языком по гладким белым зубам. «Пора расправить крылья, – сказала она себе, – и наконец взлететь».

Несчастная обитательница «Клеопатры» Белинда лихорадочно промокнула размазавшуюся губную помаду и поддернула лиф платья в цветочек, в котором выглядела нахохлившимся воробьем. На вечерние коктейли она опаздывала. Ну почему, черт возьми, она не привела себя в порядок раньше? Руки вспотели, сердце колотилось, и Белинда с трудом узнавала свое лицо с широко распахнутыми глазами, которое видела в зеркале в ванной комнате. Может, выпить еще таблетку? Что, если у нее начнется паническая атака прямо при всех? Господи, да они просто вышвырнут ее отсюда. И что скажет Роберта? При одной мысли о сестре сердце заколотило в ребра, в голове эхом прозвучал резкий и властный, с легким итальянским акцентом голос: «Ну, знаешь ли, было нелегко это устроить. Я сказала Марго, что у тебя сложности с мужем. Ясно? Такое может случиться с кем угодно. Господи, да она сама вышвырнула двух мужей, так что знает, какие мужчины мерзавцы. Так что, если кто тебя и спросит, держись этой версии: незачем вдаваться в подробности. Во всяком случае, если Марго не спросит прямо. Для нее ты всего лишь моя младшая сестренка Белинда. Она всего месяц назад узнала, что у меня есть сестра, так что скорее всего вопросы задавать не будет. Ее мало что интересует, кроме нее самой, и уж тем более, чем ты занималась раньше. Ради всего святого, ты меня вообще слушаешь?»

Рука судорожно дернулась, помада снова размазалась, и Белинда чуть не вскрикнула. Это походило на ее ночные кошмары: куда бы она ни собиралась, все шло наперекосяк, а время неумолимо истекало. Опять послышался голос Роберты: «Да соберись же наконец! Что толку раздумывать об этом? Прояви хоть каплю мужества! Да что с тобой такое? – Затем последовал мрачный взгляд, чисто итальянское пожатие плеч, безнадежный вздох: – О господи, зачем мне все это? Всегда одно и то же, верно?»

– Да, – сказала Белинда зеркалу.

Она всегда была такой, как видела это теперь и сама, да и психотерапевт ясно дал ей это понять. Так было с ее матерью, с Робертой, даже со школьной подругой Лизой – со всеми: ее вели, Белинда следовала. Ее слабость питала их силу, их сила иссушала ее. Ее туповатость поощряла к мелкой тирании тех, кого она любила, и это, в свою очередь, подталкивало ее к беспомощности как к единственному отходному пути, единственному способу доказать им и самой себе, что она тоже личность.

Когда Роберта исчезла за океаном, поначалу Белинда чувствовала себя обездоленной, но потом постепенно стала обретать свободу. Она все еще помнила первый трепет от этого чувства: свободна! Впервые в жизни. В восемнадцать в собственной квартире одна. Разочарованная и раздраженная. А потом появился Джон. Сначала все было чудесно, но после нескольких месяцев сценарий повторился: хмурые взгляды, натянутое снисхождение, придирки, молчание. Через два года он ушел. И на этот раз не было никакого трепета: в ней не осталось сил для борьбы, только необходимость заползти в убежище любой ценой. А затем утрата остатков самообладания, тьма… все это было частью целого.