– …не стесняйтесь, милая. Чаю? Кофе или?..

Ее спич прервала открывшаяся дверь. На этот раз в комнату скользнул Уильям, напряженный, с остекленевшими глазами. Вероятно, Марго не ожидала его увидеть, потому что губы ее поджались, а между бровями залегла небольшая морщинка, когда она вновь повернулась к чайнику и отрывисто повторила:

– Белинда? Могу я предложить вам чашку чаю? День для всех нас выдался довольно утомительным, так что если вы…

– О… нет… или… ну, если все пьют… – Белинда посмотрела на нее испуганными глазами.

Эдвина заметила, как Джози, склонив голову набок, с легким насмешливым презрением вытянула нижнюю губу, а вот Верити, напротив, выглядела очень заинтересованной.

– Я порвала бусы, – пролепетала Белинда, снова собрав в кулачок ворот платья и затравленно оглядевшись. – Простите, если задержала, я…

Марго протянула ей наполненную до краев чашку и коротко спросила:

– Сахар?

– О да, пожалуйста… три кусочка. Нет, два!

Марго вскинула брови, добавила два куска сахару в уже полную чашку и, усмехнувшись, принялась ждать с вытянутой рукой. «Вот сука!» – подумала Эдвина.

С побагровевшим лицом Белинда неуклюже встала со своего места, суетливо взяла чашку и пошла назад, к дивану. Руки ее при этом безудержно тряслись, и с каждым шагом чай выплескивался на блюдце. Она, похоже, пребывала в полном отчаянии. «Сейчас прольет все», – подумала Эдвина и поняла, что непроизвольно подалась вперед, страшась этого момента.

Со своего места у двери Уильям сделал неуверенный шаг вперед, озабоченно наморщив лоб, но Алистер его опередил. Метнув холодный взгляд в сторону Марго, он забрал у Белинды чашку и проводил несчастную к ее месту.

– Ничего страшного, – произнес Алистер легко, улыбнувшись ей и кивнув на чашку, которая едва не плавала в бледно-коричневой луже. – Просто она была переполнена, правда? Хотите, я принесу вам другую?

– Нет, я… я больше не хочу чая. Спасибо, – прошептала Белинда.

Алистер ободряюще улыбнулся ей и отнес чашку к столику прямо перед Марго, где и оставил.

Марго аж побелела от бешенства. Берди сидела как вкопанная и чувствовала, как рядом дрожит Белинда. Ничего удивительного: она очень уязвима, беззащитна и явно выведена из душевного равновесия. В общем, тот самый тип, который пробуждает все самое худшее в натурах вроде Марго Белл. Интересно, однако, что эта ее уязвимость вызвала к жизни инстинкт защитника в обоих мужчинах, несмотря на то что Алистер определенно не интересуется женщинами в общепринятом смысле, а Уильям вопреки своей красоте и сам по какой-то причине представляет собой комок нервов.

А Марго это очень не понравилось, сразу видно: вероятно, потому, что она сама привыкла всегда быть в центре мужского внимания. И, надо полагать, ей не нравится, когда ей отводят роль монстра, хотя ведет она себя соответствующе.

Марго, словно прочитав мысли Верити, коротко вздохнула, вздернула подбородок и, сочувственно улыбнувшись, обратилась ко всем:

– Сегодня был очень непростой день.

По ее глазам было видно, что таким образом она решила оправдать свой поступок.

– А как вы себя чувствуете, милая Верити? Завтра утром мы подберем вам одежду.

Поскольку Марго уже поговорила с ней обо всем этом у нее в комнате, Берди подумала, что это всего лишь попытка сменить тон общей беседы. Если так, то на сей раз она охотно ее поддержит.

– Мне гораздо лучше, спасибо, – улыбнулась любезно Верити. – Я отделалась несколькими синяками и, вероятно, завтра еще буду чувствовать себя не вполне в норме, но мне удалось высохнуть и согреться, и это чудесно. К тому же муж миссис Хиндер нашел мой саквояж, так что я смогла воспользоваться запасными очками. Одежда и вещи особого значения не имеют, а вот без очков мне было бы совсем плохо: я почти ничего не вижу.

– Должно быть, вы очень испугались, – произнесла Эдвина, явно желая поддержать беседу. – Вы хорошо плаваете, Верити?

– Ой нет, хотя тут особенного умения и не требовалось, – ответила Берди, снова ощутив, как свело желудок при воспоминании о бурлящей воде, смыкавшейся над головой, и водорослях, опутавших руки и ноги. – Речка не такая уж и глубокая, просто течение очень сильное, да еще сучья, обломки досок и всякий мусор. Тут нужно было поскорее выбраться наружу, пока не унесло потоком.

Берди невольно передернулась, и остальные женщины вдруг оживились и посмотрели на нее так, словно только сейчас поняли, что все могло кончиться трагедией, а не легкими неприятностями.

– Вы же могли утонуть! – выдохнула Белинда. – Какой ужас!

В гостиной поднялся гул: что-то сочувственно забормотали. И Берди от их сосредоточенного внимания засмущалась, а чтобы как-то скрыть неловкость, воскликнула с беззаботностью, какой вовсе не ощущала:

– Ой да ладно! Должно быть, мой ангел-хранитель работал сверхурочно!

– Если они вообще существуют, – мрачно пробубнил со своего места у двери Уильям. – Судьба просто была на вашей стороне: вам повезло, – но так происходит не со всеми. Некоторых же выдергивают из жизни прямо в самом ее расцвете. И не важно, хорошими они были или плохими, грустными или веселыми. Во всем этом просто нет смысла. Никакого смысла…

– Уильям, ты беспросветный пессимист! – игриво возразила Марго, шевельнув в воздухе пальцами.

Он не принял ее тон и мрачно продолжил:

– Это правда и я знаю, о чем говорю, потому что уже видел это. Моя мать погибла в автокатастрофе, когда мне было десять. Она была замечательной: доброй, нежной, любящей.

Берди заметила, что его темные глаза наполнились слезами, и услышала, как рядом сочувственно охнула Белинда. Она и сама ощущала себя ужасно неловко, хотя было очевидно, что секретарь выпил по меньшей мере на одну рюмку больше, чем следовало, а может, и не на одну.

Алистер попытался как-то сгладить неловкость, но Уильям его опередил:

– Видите ли, у меня было предчувствие: вот-вот должно произойти что-то ужасное. Я умолял ее не уходить из дома в тот вечер. «Останься дома, со мной, мамочка» – вот что я говорил, и помню это так отчетливо! Но она просто засмеялась. Понимаете? Засмеялась! И ушла – и умерла. А я остался один.

Он опустил голову и прижал костяшки пальцев к глазам. Эффект получился исключительно мелодраматический, почти абсурдный, подумала Берди. Было во всем этом что-то наигранное, несмотря на трагизм ситуации и очевидную искренность Уильяма. Чего он, собственно, пытается этим добиться? Явно не трезв, язык заплетается, но…

Уильям снова поднял голову и очень медленно и отчетливо произнес:

– Моя мать погибла в результате несчастного случая. Но отнять жизнь может и нечто другое. Я… я и такое видел. И много об этом думал. Это не может быть чей-то умысел, Бог или судьба. И в этом нет никакого смысла.

Уильям замолчал и окинул комнату хмурым взглядом. Его чуть капризное, с изящными скулами лицо исказилось каким-то горячечным напряженным ожиданием.

– О боже, милый, не заставляй нас погружаться в глубокую депрессию! – защебетала Марго, вперив в него твердый жесткий взгляд.

– Нет! – упрямо возразил Уильям. – Я это знаю: столкнулся с таким в собственной жизни. Кое-кто – безумный злодей – убил того, кого я сильно любил. Как раз в это время года, десять лет назад…

Голос его дрогнул, и на миг Берди показалось, что он разрыдается. Рядом затряслась в безмолвных рыданиях Белинда. Эдвина, сидевшая в другом конце комнаты, обеспокоенно нахмурилась. Даже молчаливая Хелен смотрела на него как завороженная.

– Уильям! – повысила голос Марго, но ей не удалось пробить его броню: слишком глубоко он погрузился в себя.

Он стоял у двери: изящный, мрачный, засунув руки в карманы, слегка ссутулив плечи, – и сердито смотрел в комнату, словно ожидая, что собравшиеся начнут с ним спорить или бросят ему вызов.

– Уильям, – повторила Марго, на этот раз чуть настойчивее и мягче. – Милый, все это, конечно, ужасно. Ужасная история! Но нет никакого смысла говорить об этом снова и снова, правда? Ты только опять чувствуешь себя несчастным. Давай лучше, голубчик, Алистер нальет тебе выпить. Это случилось очень давно! Все давно прошло, а жизнь продолжается.