- А теперь, Валера, гони.
- Куда?
- Железнодорожная станция Крисаново, восьмидесятый километр. Поезд, по моим расчетам, там будет через пятьдесят минут, мы должны уложиться в полчаса. - Ганнибал раскрыл перед Бицой экран GPS, быстро что-то набрал на клавиатуре.
- Вот это мне нравится, - заржал Бица и включил зажигание. Джип, скрежеща колесами, начал набирать скорость. Одинокие прохожие, оглушенные звуком форсированного двигателя, только возмущенно качали головами, смотря вслед разогнавшейся до неположенной скорости машине. Можно было бы и закончить недовольные рассуждения одиноких прохожих ,как только вдали растаял резкий шум мотора джипа. Подумаешь, - очередной самоубийца, ну и фиг с ним, но в этот момент вечернюю тишину разорвал рев другого двигателя. Вслед за джипом со страшной скоростью пронесся небольшой черный Фольксваген. На качание голов уже не было сил, все остались стоять с открытыми от возмущения ртами.
***
Октавиан и Томаш прогуливались по просторному вестибюлю вокзала. Они делали вид, что кого-то провожают. С этой целью даже купили букет дешевых цветов. Проблема была в том, что они Рукова никогда и в глаза не видели, но Октавиан помнил, что о нем говорила Валентина, поэтому у него в голове выстроилась какая-то размытая идея. Народу на вокзале было немного. Октавиан окинул взглядом вестибюль, стараясь остановить , хоть на мгновенье, свое внимание на каждом. Он не нашел никого, напоминающего по описаниям Рукова. В вестибюле была пара мужчин лет тридцати пяти, но они оба имели приличные животы, что никак не подходило под описание Семена. Октавиан логично решил, что Руков должен ехать в Москву, хотя, кто его знает, что он будет делать на вокзале. На перроне стоял только один поезд, одходящий на Рязань. Ближайший на Москву, следуя из АлмаАты, должен был прибыть через десять минут. Октавиан замер, закрыл глаза и начал шептать заклинания. Томаш с тревогой смотрел на него, но молчал, отчаянно жуя резинку. Колдун открыл глаза и зашептал:
- Быстрее, где здесь вокзальный буфет?
Томаш начал вертеть головой по сторонам. Потом ткнул указательным пальцем в сторону зала ожидания.
- Там! Вон вывеска.
Они успели войти в буфет как раз в тот момент, когда старший сержант Филатов возвращал документы Ивану Федосеевичу.
- Спасибо, извините за беспокойство, все в порядке, господин Руков.
Октавиан застыл, как борзая, зачуяв зайца.
- Вот он!
- Где? - пискнул от волнения Томаш.
- Да вон, с милиционером.
Томаш жадно пожирал глазами Ивана Федосеевича.
- Так вот ты какой, северный олень!
Октавиан оттащил Томаша за стойку.
- Хорош зырить. Не хватало, чтобы еще и к нам мент придолбался.
Колдун и его помощник подождали, когда Иван Федосеевич выйдет из буфета, и осторожно последовали за ним. В этот момент на перрон пришел поезд Алма Аты - Москва. Вальяжной походкой господин лже-Руков подошел к спальному вагону и протянул проводнице билеты.
Октавиан с удовольствием потер руки.
- Ну вот теперь он наш!
Томаш удивленно посмотрел на своего компаньона.
- Как это наш? Ты знаешь, на какой станции он выйдет?
- Нет, но мы поедем вместе с ним.
- Так у нас и билетов нет, купить уже не успеем, поезд сейчас будет отходить.
- Ну и не надо. Иди за мной.
Октавиан пошарил по карманам и извлек на свет два замузганных чека из супермаркета, неизвестно каким образом у него завалявшихся. Послюнявив пальцы, колдун попытался немного расправить смятые бумажки, потом махнул рукой.
- И так сойдет.
Октавиан и Томаш подошли к проводнице спального вагона. Октавиан улыбнулся:
- Здравствуйте, надеюсь, мы вовремя. Это поезд на Москву?
Симпатичная моложавая проводница улыбнулась в ответ.
- На Москву, на Москву, билетики давайте быстрее, а то скоро отправляемся.
Октавиан протянул проводнице смятые чеки. Она взяла их в руки, посмотрела внимательно, потом подошла поближе к станционному фонарю, чтобы было больше света. Замерла, задумавшись. Все эти мгновения Октавиан не сводил с женщины пронзительного холодного взгляда. Проводница еще раз внимательно посмотрела на чеки, потом подняла голову и улыбнулась.
- Ваши места 15 и 17, билетики я вам верну в Москве. Проходите быстрее, а то уже отправляемся.
Октавиан смахнул бисеринки пота с носа, улыбнулся в ответ.
- А чаек будет?
- Будет и чаек и лимончик. Давайте проходите, не задерживайте.
***
Руков гнал Волгу по темному шоссе, старательно обгоняя немногочисленные фуры. Он врубил на полную катушку любимую радиостанцию, благо начинка в Волге была суперсовременная. Даже кондиционер ухитрились вмонтировать. Километров за пять до поста ГАИ какой-то внутренний голос подсказывал ему сбавить скорость, и он ее сбавлял, перестраиваясь в правую полосу движения. Внутренний голос его еще ни разу не подвел, всякий раз после его предупреждения Руков проезжал через милицейские посты на разрешенной скорости, замечая, сколько машин тормозят озлобленные ночным дежурством гаишники. А потом снова давил на газ. Усталости Семен не чувствовал. Это была его вторая бессонная ночь, тем не менее, время превратилось для него в нечто ощутимое, как будто кто-то, в ресторане " Ночной Сюрприз", прилепил ему на спину конец шелковой нити, которая разматывалась вслед за ним из толстого бесконечного мотка., и , кажется, обернись сейчас Семен, то можно эту нить и потрогать. Время материализовалось. Рукову было все равно. Он еще не знал, что будет делать в ближайшие часы, как он попадет в Чертовы Ворота. Но вдруг его снова охватила пугающая тишина. Наконец-то. Семен уже ждал наступления приступа, он знал, что живущий в нем Мышигин не враг ему самому. Семен на это время переставал быть Семеном, он становился Мышигиным, и эта игра начинала ему нравиться. Главное- не терять контроль. А ведь это и было самое трудное, но не невозможное.
Семен ощутил прилив сил, руки потянулись к бардачку за сигаретами, но их там не оказалось.
- Блин, опять сигареты забыл, - сказал Руков не своим голосом, подчиняясь перевоплотившемуся в него Мышигину. - И что за чертовщина с моим телом? Я что, сплю? И вообще, что я делаю на этой дороге? И шмотки на мне какие-то странные. Херня какая-то. Дней пять живу как во сне. Да куда я еду вообще??
Руков нажал на тормоз и съехал на бровку. Он уже было оторвал руки от руля, чтобы открыть дверцу и выйти вон, но заставил себя снова вспомнить день убийства, сжал руки на руле до боли в суставах.
- Что это со мной? - произнес Руков громким шепотом.- Черт, как хреново. Это же дорога в Сотинск. Ну да, в Сотинск. И я еду в Сотинск? А что мне там делать? Ни фига не помню. А машина?
Руков начал громко хохотать вопреки своей воле. Смех его просто распирал.
- Ой, не могу. Это же Волжана! Лет десять уже на ней не ездил. Что я вообще здесь в этой колымаге делаю? И что это за радио иностранное тут вякает? А ну-ка...
С этими словами Руков переключился на Шансон.
- Во, вот это музон. Надо позвонить Антону. По-моему, я свихнулся.
Руков начал шарить по карманам в поисках телефона, он никак не мог заставить Мышигина искать в правильном направлении, так как телефон у него находился в коженом кармашке, закрепленном на брючном ремне. Наконец его рука нашарила телефон.
- Что за чертовщина? С каких это пор я начал прятать телефон в этот презерватив? Ладно.Ух ты! И телефон не мой! Сименс какой-то... А где моя навороченная Нокия? Тоже ладно....
Семен начал набирать номер, подчиняясь движениям Мышигина. Потом приложил трубку к уху.
В телефоне раздались долгие гудки, на третьем гудке кто-то на другом конце проговорил тихим голосом.
- Это кто? Вы хоть знаете, который сейчас час?
- Антоха, дорогой, засунь себе эти часы, знаешь куда? Ну ты что, не узнал?
И Семен зашелся в приступе хриплого глухого смеха.
***
- Антон, я по- быстрому в душ, а ты можешь идти в спальню. Пора спать. - Дарья зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Потом медленно вытащила из кармана мобильный телефон. Из глаз ее мощным потоком хлынули слезы. Паша, Паша... Ее любимый Паша. Именно его ребенка она носила сейчас под сердцем. Антон ни о чем не догадывался, он был уверен, что ребенок его. Уже пятый месяц. Дарья даже не задумывалась над тем, что она делает. Она влюбилась в Пашу сразу же, как только увидела его в первый день работы, когда Тюкин объявил ей, что принял на работу нового шофера, который будет ее, Дарьи, водитель и охранник одновременно. Высокий, сильный, красивый, молчаливый с голубыми глазами, всегда смотрящий как бы из-под лобья, недоверчиво. Дарья его околдовывала целый месяц. Паша не поддавался. Она знала, она чувствовала, что нравится ему, но он не подавал и виду. Всегда в строгом черном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, он галантно протягивал ей руку при выходе из машины, и так же галантно открывал перед ней дверцу, когда ей надо было в машину сесть. Дарья изо всех сил пыталась соблазнить молодого парня, заставляла его возить ее по городу, в те места, в которые ей абсолютно не было нужно. Паша ни о чем не спрашивал. Он педантно выполнял любую ее прихоть в отношении передвижения, но не хотел идти ни на какое физическое сближение. Видимо, инструкции, которые он получил от Тюкина, были чрезвычайно строгими, да и зарплата, которую ему платили, не была нищенской. Но Дарья терпеливо ждала, и ее час пришел. Однажды, во время очень сильного затяжного дождя, Паша должен был ее забрать из налоговой инспекции. Припарковаться возле входа было очень трудно, машины стояли друг за дружкой непрерывной чередой, а в том месте, где можно было с горем пополам приблизиться к бровке, разлилась огромная широкая лужа. Дарья была в легких дорогих туфельках и стояла, переступая с ноги на ногу под проливным дождем, прячась под куцый модный зонтик. Паша принял решение мгновенно. Он изящно подрулил к бровке, открыл заднюю дверь, потом вышел из машины, поднял Дарью на руки и осторожно поместил внутрь салона. Он хотел тут же убрать руки, но Дарья ему не позволила. Обняв его за шею, она припала к его мокрым от дождя губам. На этот раз Павел не отстранился. Так и стоял под дождем, целуя безумную от счастья женщину. Так начался их роман. Паша не хотел ее делить с Тюкиным, но пока Дарья не могла официально подать на развод- слишком много дел и обязательств связывало ее с Антоном, да и дочь была еще совсем малютка. В один из вечеров, после бурной любви с Павлом мокрая от пота Дарья протянула своему любовнику кредитную карточку.