– Напали и оставили в живых? Странно. Или они перешли к стадии запугивания? – Гарри был предельно серьезен и на время позабыл о партии в шахматы.

– В больнице ему поставили симптоматический диагноз – глубокая амнезия. Целитель заподозрил мощный Обливиэйт. Я вызвался посмотреть пострадавшего. Сам понимаешь – он важный свидетель.

– И что ты выяснил? – Гарри вернулся к игре, которая, похоже, подходила к развязке. – Это же он убил сову? – Поттера почему-то очень поразил этот факт.

– Он, однако, вероятнее всего, не специально. Она погибла от направленного магического воздействия, но не от конкретного заклинания, поток силы был неупорядоченным. Видимо, что-то произошло, когда она попыталась передать письмо, и у Кингсли случился выброс. Так бывает у детей, когда они еще не умеют управляться с личной магией, – высказал свое мнение Том, рассматривая расположение оставшихся фигур на шахматном поле. – Колдомедик оказался прав – Шеклболту стерли память.

– Восстановить удастся? – Гарри интересовала оценка менталиста.

– Можно попробовать, но будет исключительно сложно. У него не память теперь, а просто-таки решето. Обливиэйт выкосил какие-то избирательные моменты, – Том покачал головой. – Если честно, я не возьмусь. Там невообразимая каша, а не сознание. Целитель-менталист, вероятно, и справится, но ему придется не один месяц трудиться, чтобы разблокировать все участки. Я не готов сейчас к такой работе. Колдомедики уже поставили его родных в известность. Шеклболта увезут на родину предков. Уже собирают документы.

– То есть он не сможет свидетельствовать во вред Дамблдору, – подвел итог Гарри.

– Естественно.

– Люпин сбежал, Шеклболта вывели из игры… Северус! В Отделе тайн из людей Дамблдора был еще лишь Северус, – Поттер не на шутку разволновался.

– Я еще днем предупредил его, чтобы он был предельно осторожен, – кивнул Том, давая понять, что сделал такие же выводы. – Дамблдор приходил с ним побеседовать чуть ли не сразу после отбытия студентов. Северус обещал поделиться подробностями, когда придет домой. Открыто Альбус ему не угрожал, но несколько раз напомнил о доверии, верности, послушании и долге.

– Становится опасно, – констатировал Гарри. – Нам стоит активизироваться.

– Несомненно, – согласился Том. – Ну что – ничья? – он указал на шахматную доску.

– Да. Мне тоже кажется, что здесь ничья, – Гарри провел пальцами по мраморному королю, словно приласкал его. – Если бы и в жизни можно было так же просто договориться о ничьей, продолжив мирно сосуществовать. Так нет же – находятся всякие Дамблдоры, которым неймется – дай лишь повоевать. Вот я больше чем уверен, что, даже получив все Дары, он не успокоится и не прекратит мутить воду. У него уже в крови эта потребность интриговать, манипулировать и сталкивать кого-то с кем-то лбами.

– Вот поэтому нам и нужно бороться не только с его идеологией, но и с ним самим. Своих последователей он теряет одного за другим…

– Да он сам их и уничтожает! – в сердцах бросил Гарри, поднимаясь из кресла – Барри позвал их за стол.

– Его «империя» рушится, ему перестают верить даже союзники, и Альбус становится непредсказуемым. Он никогда не прощал отказа, требуя покорности и преданности от своих людей. Пока он был на гребне славы после победы над Гриндевальдом, подобное ему удавалось практически без усилий. Большинство волшебников прислушивались к его словам и не сильно задумывались над их справедливостью, – пока они ужинали, Том озвучивал известные факты, давая характеристику положению дел. – Теперь же даже та власть, что была в его руках – и та уходит, как вода в песок. Так что, как ты и сказал – нам пора готовить активное наступление. Вполне вероятно, что уже завтра у нас на руках окажутся отличные карты. Все зависит от изворотливости Альбуса и опытности следователя.

– Его могут арестовать? – мстительное предвкушение во взгляде Поттера заставило Тома усмехнуться.

– Вряд ли. По крайней мере, пока для этого нет оснований.

– Жаль.

– Но неприятностей, скорее всего, ему не избежать. Вот переживем выборы, заручимся поддержкой министра – и начнем открыто предъявлять претензии Дамблдору. Например… – Том на миг замолчал, прикидывая, о каких лучше рассказать. – Следствие по Лонгботтомам откопало свидетельство, что именно Альбус настаивал на том, что потерпевшие сошли с ума исключительно из-за воздействия Круциатуса. И он же не допустил их обследования за границей, хотя еще тогда нашелся какой-то благодетель, согласившийся профинансировать их лечение. Фрэнк и Алиса Лонгботтомы сейчас находятся во Франции и вроде даже идут на поправку. Полного выздоровления им не гарантировали, но воспоминания к ним возвращаются. Если бы помощь оказали своевременно – результаты были бы гораздо значительнее. Миссис Августа Лонгботтом требует справедливости, – Том отметил, что Гарри очень внимательно прислушивается к его словам, его явно заинтересовало сообщение. – Дела ортодоксов, осужденных на разные сроки в Азкабане, тоже принесли несколько реальных обвинений Дамблдору. Плюс то, чем располагаем мы сами…

– Я совсем забыл! – перебил его Гарри, чуть не подскочив на месте. – Сириус передал мне набор воспоминаний Грюма и его записи – тот специально их сделал для доказательства вины Дамблдора. Я позже тебе их отдам, они в моей сумке наверху, – Гарри махнул рукой предположительно в сторону их персональных покоев. – Разберешься, что там Грюм нам оставил. Вот… Никогда не думал, что скажу подобное, но мне жаль, что он погиб. Мы лишились чрезвычайно ценного свидетеля.

– Будем работать с тем материалом, что у нас есть. Его уже немало. Но ты прав – Грюм был бы весьма кстати, особенно когда мы после выборов начнем вовсю топить Дамблдора.

Разговор за столом с общественных и политических тем постепенно перетек на более личные. Гарри поделился своим беспокойством о здоровье Северуса:

– Я предлагал ему обследоваться у целителя Малфоев, но он упрямо твердит, что с ним все в порядке. Если начинаю настаивать – он злится, – Гарри тепло улыбнулся, показывая, что возмущения Северуса его не слишком впечатляют – он давно привык к его эмоциональным вспышкам. – Ты же видел его седину?

– Что? – вопрос явно шокировал Тома. – Какую седину?

– Но… мы же встречались в Тайной комнате… – Поттер растерялся. Он попытался вспомнить их свидание, и его осенило: – Чары иллюзии! Северус тогда целый день под ними ходил, хоть я и говорил ему, что это ни к чему. Но он заявил, что ему надоело наблюдать, как на него пялятся. Вероятно, и к Дамблдору он пошел под чарами, а потом забыл их снять, – заметив, что его долгие рассуждения заставляют Тома нервничать, Поттер пояснил: – У него над правым виском одна прядь стала полностью белой. Прядка не толще четверти дюйма. Можно даже сказать, что смотрится это весьма эффектно, если бы… Если бы не знать, из-за чего она появилась, – Гарри виновато потупился, хоть и понимал – в той ситуации от него мало что зависело. – Вот я и полагаю, что ему необходимо обратить внимание на свое здоровье. Волосы за день просто так не седеют.

– Я не видел, – подтвердил Том догадку Гарри. – Северус, скорее всего, и при разговорах через Зеркало намеренно держал его так, чтобы не привлекать интереса к седине. Ты прав – его обязательно нужно показать специалисту. Знаю я его – будет вовсю упираться и сыпать проклятиями, но мы с тобой справимся и добьемся своего, – он чуть печально улыбнулся.

Двумя часами позже Том искал ответ нелегкой задачи – стоит ли оставлять Гарри одного на ночь? Расставаясь с ним в коридоре, в который выходили двери их личных покоев, он ожидал, что Поттер хоть как-нибудь выскажет свое мнение по этому поводу, но тот промолчал, лишь пожелал спокойного сна. На острове посреди Пустошей Гарри открыто попросил разделить с ним постель, в Хогвартсе он тоже спал с Северусом – от Тома не скрывали подобное. А что сейчас?

Переодевшись в пижаму, Том присел на край своей кровати и попытался решить дилемму – идти к Гарри или не идти. Не посчитает ли тот, что Том навязывает свое присутствие? Одно дело, когда они встретились после долгой разлуки и Гарри просто боялся снова остаться в одиночестве, и другое дело – теперь, когда он уже немного адаптировался здесь. Но, если подумать, ведь Гарри и сам мог опасаться выглядеть назойливым, поэтому не стал ничего говорить.