– Оптимальные, да…

Кирк резко нахмурился. Крепче обхватил Спока за шею.

– Спок, как ты себя чувствуешь? Я про хрень ментальную.

– Приемлемо, – И опускает его в заранее набранную тёплую воду.

– В смысле, вылечился? Мы тебе ничего не надорвали?

– Как видишь, мой мозг функционирует в нормальном режиме.

И зелёный зануда принимается его мыть, не залезая в ванну, не снимая халата, не обращая внимания на попытки брызгаться.

– Я думал, понадобится минимум месяц.

– Благодаря щитам и глубоким медитациям поле восстановилось ещё три дня назад. Но я подумал, что снимать щит до дня регистрации брака не имеет смысла, учитывая то, насколько этот официальный ритуал для тебя важен.

– Что, бл…

Кирк сбрасывает его руки. Смотрит, охреневая, на невозмутимого вулканского ублюдка (не поспоришь с Боунсом).

– Спок!!! – Возмущённо. – И ты меня три дня компостировал? Когда я мог тебя перегнуть ещё три дня назад?

Привычно приподнятая бровь.

– Значит, моё мнение о приоритетности для тебя ритуала бракосочетания было ошибочно.

– Твоё мнение… О-о-о, Спок…

Кирк бессильно взвыл, шлёпая себя по лицу мокрой ладонью.

– Спок, я очень хочу тебя в мужья. Но это ж не значит, что я не хочу трахаться!!! Я же знаю, что моя, блять, невеста не невинна!

– Тебе не кажется, что я не подхожу под определение «невеста»? – Он подбирает уроненную на пол губку.

– Вот… вот это всё, что тебя взволновало, да?

Кирк, приподнявшийся было в ванной, плюхается обратно. Шипит от боли в заднице.

– Иди в задницу, Спок.

Спок умолкает, некоторое время ещё моет его – упорно и занудно, как умеет что-либо делать только он.

– Я забыл о двух важных фактах, – заговорил, уже ополаскивая чистой водой, – о хрупкости вашего вида и о том, насколько вы зависите от частотности и регулярности коитальных актов. Прости.

– А, не бери в голову… – После выплеска эмоций Кирку легче. Он расслабляется и махает рукой. – Я тебя потом на мостике эмоционально скомпрометирую, и квиты.

Спок помогает ему выбраться из ванной и заворачивает в большое полотенце. Просто огромное, скорее, целую махровую простыню.

– Я растворил в воде регенератор. Тебе легче?

– Ксенофил проклятый. Когда мы будем на планете разумных медуз, ты и их трахать приспособишься? Ах, прости, они тебя.

Боунс шипит на Кирка, смазывая его зад регенератором. Спок вызвал его прямо за полчаса до альфа-смены, и теперь доктор буквально истекает ядом. Кирк предполагает, что это неспроста. Так истекать будешь, только если тебя от чего-то приятного оторвали.

– Если Спок, блять, такой темпераментный, тебе проще постоянно в жопе банан носить. Чтоб растягивать не приходилось. И я тебе, мудак, его туда засуну, если ещё раз…

– Что, оторву тебя от нежного русского персика?

Кирк про себя ржёт над, во-первых, раздражённостью Боунса, а во-вторых над ироничной физиономией наблюдающего за их диалогом Спока.

– Я тебе покажу персик. Я тебе под твою многострадальную жопу пропишу коврик трибблов на капитанское кресло. Мягонько будет сидеть, удобно, а объяснять всем, нафига тебе вибрирующие трибблы под задницей, сам будешь.

Как бы добавляя веса своим словам, Боунс всаживает душевную дозу регенератора прямо в большую ягодичную. Кирк шипит.

– Ты, блин, раз Пашки под рукой нет, решил меня морально выебсти?

– Я, блять, тебя щас не только морально выебу, – продолжает распаляться МакКой. Кирк подозревает, что такой уровень злючести для обычного прерывания прелюдии великоват. Прямо с Пашки его стащили, что ли? Кончить не дали? – Ты в следующий раз, как жопу подставить соберёшься, ко мне приходи, я тебе мышечный релаксатор воткну. Только посри перед этим, а то Спока не обрадуешь.

– Боунс, у тебя что, по кудряшкам ломка? А, блять, осторожнее!!! – Ещё одна доза неожиданного гипо. И вряд ли регенератор – его ввели. Витамины или что ещё, просто чтоб повод был гипо воткнуть.

– Вот почему со Споком таких проблем не было никогда, когда ты на нём ночами скакал? Это у тебя с эрекцией проблемы, или вулканские жопы поэластичнее будут?

– Офицер МакКой, это уже… – начинает Спок, но МакКой перебивает:

– Да-да, можешь вызвать меня на дуэль за оскорбление чести, гоблин. Но заранее проанализируй, кто ещё, кроме меня, будет возиться вне смены с растраханной тобой капитанской жопой! – Он звонко шлёпает Джима по заду, накидывает сверху полотенчик, кидает стянутые перчатки в урну для утилизатора и принимается за сбор тюбиков-гипо-ампул с тумбочки. – Всё, свободен. Лежать два часа смазанным задом кверху и не шевелиться.

– Угу, а у тебя ещё двадцать минут до начала смены. – Кирк насупленно провожает его взглядом. Явно повеселевший МакКой в одно мгновение к двери переместился. – Шуруй, а то если ты такой злющий работать пойдёшь, половину экипажа угробишь.

– На твоём месте я бы вообще молчал,– доктор тыкается в панель, открывающую дверь. – А то я ведь в карту подробно занесу по уставу причину обращения, опишу симптомы, диагноз, какие препараты были использованы для лечения…

Уходит. А после его ухода в каюте повисает какая-то охреневшая тишина.

Её нарушает Спок, да и то как-то неуверенно.

– Некоторые проявления эмоциональных реакций ставят меня… в тупик.

– Да ты представь, я тоже удивлён. Несколько. Хотя и догадываюсь о причинах.

Кирк, кряхтя, укладывается на бок.

– Ладно, – вздыхает. – Через два часа мне на мостик. А ты сейчас иди, будешь исполняющим обязанности.

Пашка, кляня про себя капитанов, старпомов и всякие вызовы по интеркому, регулирует воду в душе. Хорошо всё было: они долго целовались, потом Боунс, зажав одной рукой запястья Чехова над его головой, выцеловывал шею, второй рукой шуровал в пижамных штанах. И только-только раздел, устроился сверху, растянул и начал проникновение, как…

– Mat’ tvoju, tvoju mat’…

Чехов утыкается лбом в прохладную стену душа, надрачивая ноющий член. И ведь прождал доктора как дурак, минут десять под одеялом мучился со стояком.

Из-за шумящей воды, погружённости в свои ощущения, он не слышит, как открывается дверь ванной.

Шуршание одежды, злобная ругань, и в душ, внося с собой резкий лекарственный запах, влезает Боунс. С ходу прижимается к его спине, с силой скользит ладонями по бокам, целует в шею. Его начавшие намокать волосы щекочут ухо.

– Успеем… – невнятно. – Ещё семнадцать минут.

Чехов выгибается навстречу прикосновениям, тянется к ним. Горячие ладони, горячая грудь, прижимающаяся к его спине, горячий пах.

– Давай, – шепчет сдавленно. – Мыль и… не трать время.

Они оба опоздали на смену. Вывалились из душа, мокрые, безудержно целующиеся. Чехов цеплялся за влажную, скользкую кожу Боунса, тот мял его ягодицы, изредка проникая внутрь пальцем или двумя. Дразнил так. А Чехов хотел его.

Чуть не повалились на ковёр. Если бы повалились, опоздали б ещё сильнее.

На мостике Чехов появился с опозданием в семь минут. Заслужил неодобрительный взгляд коммандера из капитанского кресла. Запоздало понял, что мог узнать, что произошло с капитаном из почти первоисточника, если б в процессе взаимодействия с первоисточником мог соображать.

Через пару часов Кирк всё же появился. Кивнул на внимательный взгляд старпома, занял освободившееся кресло, и, ласково улыбаясь, попросил Пашу уделить ему несколько минут после смены. Попросил так, что стало ясно – вовсе это не просьба.

– Я с тобой об очень деликатной вещи поговорить хотел, Павел, – заговорил, когда они пришли в его каюту. – Это связано с доктором.

– С доктором? – Присевший было Паша вытянул шею. Кирк тяжело опустился на кровать. Кивнул.

– Да, лейтенант. Ты же заметил, сколько он пьёт?

– Ну… – Замяться, – он, вроде, начал меньше…

– Да, лейтенант.

Кирк вздыхает. Тяжело, грустно. Опускает голову.

– Он, конечно, пытается себя ограничивать, теперь ему есть ради кого, – осторожный жест в сторону Чехова. Благодарный. – Но и отказаться полностью не может. Понимаешь, какая штука…