Юстиэль буркнул невнятное «угу» и неловко плюхнулся за стол.
— Идиотские шиго… гонят какую-то отраву, а ты мучайся потом, — фыркнул он.
Аромат кофе бодрил, а сам напиток слегка обжигал губы, но это было даже приятно. Целитель прикладывался к чашке и молился, чтобы скорее вернулись силы.
— Надо ещё зайти на Веля посмотреть, — вдруг вспомнил Юстиэль. Авантюрист оказался настолько тихим пациентом, что о его присутствии напившийся жрец едва не забыл.
— Я уже посмотрела, спит беспробудно, — махнула рукой Алетейя. — А тебя в таком состоянии к пациенту лучше не подпускать, пока не сможешь полностью себя контролировать.
Бардесса укоризненно глянула на Юстиэля, но замолчала, не продолжая его «пилить». Его собственный организм справится с наказанием самостоятельно.
Сольвейг тихо проскользнула мимо кухни, ей не очень хотелось появляться перед родными в растрёпанном виде.
А Шисей, оставшись в одиночестве, благополучно уснул ещё раз. Страж так и остался лежать поперёк кровати, перекатившичь на спину и раскинув руки в стороны. Мечтательная улыбка плавно сползла с губ, и он тихо вздохнул.
— Может мне ещё поспать? — у чашки кофе поинтересовался Юстиэль. Идея похмелиться также посетила его разум, но озвучивать её супруге целитель не решился.
— Ага, сутки, — скептически фыркнула Алетейя, глядя на целителя. — Нетушки, дорогой муженёк, никакого спать. Сам напился, сам страдай, и не будет тебе пощады.
В ванной тихо шумела вода, но бардесса даже не отвлеклась на это, предположив, что проснулся кто-то из детей.
— Я вот что думаю, — начала другую тему Тея. — Как долго может проваляться Вель? И не лучше ли его сдать жрецам в Храм?
Юстиэль тяжко вздохнул.
— Я бы не рассчитывал, что он откроет глаза раньше, чем через пару дней. У него серьёзные переломы обеих ключиц, удивительно, что лёгкие целы. Лишнее передвижение может навредить, — целитель мотнул головой. — Поколдую над ним ещё немного и сдадим.
Договорив, он почувствовал ужасную сухость во рту и горле, потому тотчас кашлянул и поспешил сделать глоток кофе.
— Ладно, — кивнула головой Алетейя. — Но на всякий случай детей лучше всё равно отправить подальше. Не хочу их потом у кибелиска встречать, на пару с Вельскудом…
— Доброе утро, мам, пап, — громкий голос Сольвейг раздался у дверей кухни. Замотанная в полотенце бардесса вплыла внутрь и плавно опустилась на свободный стул. — Как дела?
Юстиэль пристыженно уставился в стол.
— Доброе утро… Паршиво мне, — за столько лет жизни дочь уже была привычна и к отцовской ревности, и к тому, как в подпитии ему иногда сносит крышу. Но каждый раз это не спасало его от собственной совести, которая неизменно просыпалась вместе с похмельем.
— А Шисей спит ещё? — пересилив себя и подняв взгляд на Сольвейг, спросил Юстиэль.
— Спит, — кивнула девушка, любуясь виноватой физиономией Юстиэля. Помолчав, она перевела взгляд на Алетейю и попросила. — А можно мне тоже кофе?
Старшая бардесса согласно склонила голову и поднялась. Перед Сольвейг возникла чашка с чуть остывшим кофе.
— Спасибо, мам, — поблагодарила девушка, отхлебнув ароматного напитка. — А чего вы с утра так раскричались?
— Ну-у-у… — многозначительно протянул целитель. В его голове, где боль стучала кузнечным молотом, собственный голос не казался таким уж громким. А к тому же, увиденная в комнате Аскольда картинка настолько вогнала в ступор, что Юстиэль даже забыл предупредить супругу о своём уходе в ванную.
— Я зашёл к Сколли за тем зельем, которое помогает не сдохнуть с утра, а он… мф, — целитель неопределённо повёл рукой. Отстранённый взгляд устремился к потолку. — А он его куда-то потерял… Я поплыл в душ, и мама меня потеряла.
Ещё один укоризненный взгляд достался Юстиэлю.
— Ничего страшного, ещё успеется, — встряла в диалог Алетейя, предвосхищая возможный конфликт. — На сегодня вроде бы дел особо не было? Можно и отдохнуть.
— Ага, только в штабе просили передать отчёт по последней осаде Ткисаса, там разбирательства какие-то о том, кто прав, кто виноват… — Сольвейг показательно зевнула. — Ну да это не трудно, только в Элизиум смотаться.
— Давай я занесу, — вдруг предложил Юстиэль и пожал плечами. — Мне всё равно, где дохнуть, что тут, что в Элизиуме. А Велю от меня пока мало толку.
Целитель скосил взгляд на дочь.
— Только ты сначала разбуди мне Шисея, я… хочу извиниться, — теребя ручку кружки, попросил он.
— Тебе не надоело? — внезапно спросила Сольвейг, прямо глядя в глаза отцу. — Каждый раз это происходит, стоит тебе чуть-чуть выпить, и начинается. Вот скажи мне, какого дракана ты вообще лезешь в мои с ним отношения? Это мой осознанный выбор, и даже если потом я о нём пожалею, я, балаур подери, хочу сама это сделать!
— Солли, не кричи, пожалуйста, — осадила разбушевавшуюся артистку Алетейя. Юстиэль медленно встал со своего места, оставив чашку в покое. Вопреки обыкновению, он не краснел и не пытался отвести взгляд.
— Пойдём, сначала с тобой поговорим, — жутковато-холодным тоном произнёс целитель. Ему и впрямь надоели бесконечные скандалы с дочерью. Несмотря на свою бесшабашность в прошлом, отец из Юстиэля получился заботливый до занудства.
Он очень долго откладывал рассказ о прошлом, надеясь, что вспыхнувшие чувства сами сойдут на нет. Но раз ничего не вышло, и парочка настроена серьёзно, то Сольвейг должна узнать правду о своём избраннике.
— Пойдём, — легко согласилась девушка, подхватываясь с кресла и оставляя недопитый кофе на столе. — Только вот куда? В гостиной Вельскуд, в моей комнате — Шисей, Аскольд у себя.
Алетейя вздохнула. Так не хотелось начинать утро со скандала и выяснений, но буйный нрав дочери диктовал свои условия.
— Идите в нашу спальню. Я ещё посижу тут, кофе попью.
— Нет, мы пойдём на крыльцо, — мотнул головой Юстиэль, о чём моментально пожалел. Приступ тошноты не заставил себя ждать. Лицо целителя стало чуть бледнее. Но в целом он выглядел спокойным. Только самому Юстиэлю было известно, какая буря поднималась в душе при мыслях об Эскадроне.
— Только не разнесите его, пожалуйста, — вслед попросила Тея. — А ещё, Сольвейг, накинь халат.
Бардесса поднялась и стянула с себя вещь, надев её на плечи укутанной в полотенце дочери. Та возражать не стала. Идти переодеваться не хотелось — только время терять. Благодарно глянув на мать, младшая артистка последовала за Юстиэлем.
В итоге отец с дочерью покинули кухню и вышли наружу. Юстиэль вцепился в перила крыльца и сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Потом отпустил свою деревянную опору и повернулся к Сольвейг.
— Ну давай, говори, — девушка выглядела напряжённой донельзя, обхватив себя руками и исподлобья глядя на целителя.
И тут как будто лопнула натянутая до упора тетива. Юстиэль не повышал голоса, с холодным взглядом посвящая дочь во все страшные подробности жизни опального легиона. Грабежи и контрабанда были детским лепетом.
Целитель не щадил ни своей репутации, ни шисеевской. Он в деталях рассказывал о пленниках и пленницах, о пытках, которые проводил и он сам, а в последствии и Шисей. Юстиэль подробно рассказал о жестокости стража, которого едва живым подцепили на одной из осад. Красноволосый наёмник быстро влился в стаю — именно так Юстиэль называл эскадронцев.
Изнасилование, детоубийство. Снять обручальное колечко с пальца умирающей матери на глазах у детей было плёвым делом. Поиметь несговорчивую пленницу острием клинка на глазах у команды было так же легко, как и сходить в таверну.
По мере рассказа Сольвейг выглядела всё более мрачной, но из её взгляда не пропадало упрямство. Когда Юстиэль закончил говорить, девушка глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь унять дрожь в голосе.
— Скажи мне, папа, — негромко произнесла бардесса, изучая целителя своими зелёными глазами, такими же, как были у него самого. — Как часто ты сам делаешь это и подобное этому сейчас?
Юстиэль округлил глаза и отрицательно замотал головой. Выпотрошенные воспоминания придали его взгляду жутковатую толику безумия. Он будто снова стоял на борту корабля и чувствовал эфирный ветер мёртвой Бездны, бьющий в лицо. В ушах как наяву зазвучали крики пленников и рабов, которых везут на продажу.