И вот я разгуливаю под ручку с супругом, закос на эти цветные горошины и невыносимо хочется пострелять. В Турции! Женщина! В положении! Пострелять! Не бывает такого. А мне хочется так, что впору родить. Вот я и начинаю супруга всячески доставать. А он (не имея ни малейшего представления о моих снайперских заслугах) отмахивается и смеется. И даже возмущается, потому как не дело бабе за ружжо цапать! Но тут юноша, что зарабатывает на таких вот лохах типа нас, выдает хитрющую фразину: пусть, мол, абла позабавится, глядишь, мальчика родит – солдата… Ну, папаня-то, ясен пень, завелся… Это уже не шуточки… Это уже прям под дых ударец. И значиццо дает юноше деньгу, а сам мне оружие выбирать.

Нееет! Уж стелятельный аппарат я как-нибудь сама под себя… Я, забыв про пузо, ломанула к скамеечке, на которой все эти пушки и пушечки были разложены, и подобрала себе хорошую добрую пневму… Тяжеловата была, но я нашла упорчик и прицелилась… Муж хмурился, юноша ухмылялся, окружающие турки дивились неподеццки, собрав небольшую, но плотную толпень. А я целилась. И дите у меня в животе эдак правильно, по-человечески, застыло… И – хуякс!!! И мимо… Потому что волна… И все так зацокали языками, замотали бородками, мол, не бабское это дело…

А у меня задор, кураж и злость здоровая на нерусей поперла, да так, что «мама, не горюй!» Ща каак развернусь, и каак… Но собралась я, и еще раз мы с моим дитем прицелились. И – хуякс! И попали…

– Случайно… – сказал мой муж, и все замычали, соглашаясь…

Но после четвертого «хуякса» уже не мычали, а дышали прерывисто. А после шестого, кто-то поинтересовался, откуда «абла» родом… «Руссия» – процедил мой благоверный. После восьмого все перестали дышать, а после десятого тихо разошлись… И мы тоже ушли. Черноглазый юноша долго глядел нам вслед… Задумчиво глядел… Муж ничего тоже не говорил. Правильно делал. Потому как неча! Били мы вас, турков, и бить будем. Во как!

Была как-то сотрудница – ангел, чистый ангел. Душой светла, лицом бела, телом невинна… Хотя уже лет под тридцать было барышне. В анамнезе родители – не то адвентисты, не то аюрведисты… (ну ладно-ладно. Я вижу разницу).

Баптистская семья, короче. Вполне интеллигентная.

Девочка – чудо что такое. Умница, красный диплом МГУ, спортивная гимнастика, лошадки, собачки… Родителей обожает, чистоплотна во всех смыслах, семейно ориентирована.

Причем там не было жесткого требования, что жених непременно должен быть единоверцем. Хороший приличный юноша – достаточно.

Ну, нашелся из соседнего офиса такой. Хороший, приличный, добрый. И так ему эта светлоликая Ольга полюбилась, что он принялся оказывать ей очевидные знаки и намекать.

Ну это мне очевидные! А ей – белый шум.

Она просто не понимала, что он с ней на обеде за стол садится постоянно не потому, что места больше нет или что ему про ее сеттера хочется поговорить.

Не понимала, что он ее не просто так каждый вечер ждет и до метро провожает. Опять же не для бесед про сеттера.

Не понимала, что маленькие карандашики всякие, ластики, блокнотики, точилочки (а она любила эту офисную хрень) он ей не как другу и брату таскает из командировок. А как бы с намеком «вот я там думал о тебе, специально зашел в магаз, купил».

И что когда он ее в кино на премьеру зовет, это не только про кино, поэтому «а давайте пойдем все вместе – это очень хороший фильм, должны увидеть все» – неправильный ответ.

Не понимала, хоть убей!

Не. Ну а откуда ей было это понять? Контекста не было в семье такого. Родители довольно строго отслеживали входящий поток. Всякие «Девять с половиной недель» и сериал «Друзья» прошли мимо. А на «Юноне и Авось» и Евангелии офисному флирту обучиться сложно.

Воот. Ну я думала, что может он ей просто не нравится, поэтому она не замечает. А потом оказалось – очень нравится, но она ждет честного прямого запроса. Его поймет. А вот это «Оля, от тебя всегда так нежно пахнет ландышами», – это не про любовь, а про ландыши и хорошее мыло.

А… Извините. Забыла сказать. Встречались они потом. Но поженились или нет, не знаю, была очень короткая история.

Бггг. Извините. Вспомнила.

Короче, я тут с бывшим-бывшим товарищем списалась.

Там была недобрая история, в которой я повела себя как Истинная Энциклопедическая Стерва. Я умею, если чо)))

И потом еще были многократные попытки товарища исправить ситуацию и поменять местами виннера и лузера. Все эти попытки заканчивались сильно не в его пользу.

А тут я с ним списалась по вацапу – нужен был старый контакт друга, ну неважно.

И мы довольно мило поговорили (первый раз за 18 лет), и даже расстались друзьями и «ну давай кофе попьем где-нибудь».

И тут, короче, я вечером часов в одиннадцать вижу, что он мне звонил, а я пропустила. Не услышала. Ну я набираю в обратку – молчок. Второй раз – тоже молчок. Ну на нет – и суда нет.

Ночью в три сообщение.

«Я ЗАНЯТ. Устал на работе. Перезвоню тебе сам, когда будет время!»

И не перезванивает целых пять дней)))).

Ну, иногда банан просто банан. Но я ж знаю, что не в этом случае. В этом случае у нас сейчас гордость и предубеждение. И ликующий скрип закрывающегося гештальта.

Считаю, надо великодушно ДАТЬ! Дать попробовать пойти закрыть гештальт… Онли.

Дяденька в очереди на узи… Лет 40. Бледный и дрожащий.

Узистка – молодая красивая женщина.

– Проходим! – говорит. – Мочевой пузырь полный?

– Что? Как? В смысле?

– Писать хотите?

– Что? А?… Нет. Да… Не знаю… А как надо?

Уходит за узисткой на полусогнутых.

Девочки в очереди, и девочки за стойкой, и сестры, которые оказались свидетельницами этого маленького диалога, понимающе переглядываются. Нет. Никто не смеется. Никто не подтрунивает. Понимают…

– Ну хоть пришел… Сам. Моего вон никак не загонишь, – вздыхает дама в норковой жилетке.

– А мой…

– А моего…

– А у моего…

– А моему…

Шерстяные волчары, чо… Пока хвост сам не отвалится (гусары, молчать), будут терпеть и делать вид, что все в порядке.

Зовут Эмине. Возраст – хорошо за сорок. У бесправной женщины востока Эмине было пять магазинчиков всякого гламурного хламья, типа бусиков, стразиков, цацек, пецек, кружавчиков и проч. Все эти пять магазинчиков Эмине держала с самой своей бесправной юности. Ну как почил ее батюшка в бозе, оставив на старшенькую, к тому времени уже семнадцатилетнюю Эмине, трех младших сестриц и болезную матушку, так Эмине и взялась за бизнес. Деваться-то ей было некуда – сестрицы хотели жрать, а матушку надо было регулярно укладывать в больничку. Вот Эмине и впахивала. Закончила восьмилетку, а дальше уже и некогда было – все время занимали эти стразики, кружавчики, цацки, пецки, дикая конкуренция, чиновничьи препоны, проходимые лишь за счет взяток, регулярные экономические кризисы и проч. и проч. К сорока годикам Эмине крепко стояла на кривых ногах, пристроила всех сестриц, похоронила мать и успела сама раза три сменить статус сначала на замужнюю, потом на вдову, потом снова на замужнюю.

Познакомились мы с Эмине, когда я завалила в одну из ее лавчонок с целью приобрести коробочку под пуговицы. Она как раз там пила чай и орала на прыщавую продавщичку. Орала, не повышая, между прочим, голоса, отчего продавщичке становилось еще хуже.

– Ну не идиотка ли, – обратилась Эмине ко мне и картинно развела ручищами. – Ну кто так товар расставляет. Талдычу ей, талдычу, что в этом сезоне нужно вот эти вот бусинки поперед прочих вешать, и что молодежь сейчас все больше розовенькое любит, поэтому всякую розовую штучку следует держать на виду…

Я улыбалась. Улыбалась я еще целых полчаса, пока меня поили сперва чаем, потом кофе, потом снова чаем, потом кормили лукумом, а потом рассказывали про тупого второго мужа, который не может отличить качественное кружево от подделки, и которого посылать за товаром и не надо бы, а выбора-то и нету.