«Дело, конечно, не в природных богатствах города и моря, – думалось дальше Семену, – ведь многое определяют люди, которые здесь живут. Здесь, как ни в одном из других городов России, уживались вместе многие национальности. В их числе – русские и евреи, татары и греки, итальянцы и армяне, украинцы и грузины. Многоязычный говор заполнял базар, трактиры, порт…

Всем хватало места, каждый народ вносил в это общение свой темперамент, ум, обычаи. Их всех объединял город, утопающий в зелени акаций, пирамидальных тополей, фруктовых деревьев, море цветов.

За прошедший век уже несколько поколений от смешения крови столь неуемных национальностей породили новый тип таганрожца: красивого, смелого, физически крепкого, решительного, темпераментного. И каждый был по-своему обаятелен и красив, будь то юноша или девушка. А возможность проявить себя, утвердиться в жизни, давал, опять же, этот город. Он находился несколько в стороне от центральной российской власти. И это порождало в городе атмосферу вольности и свободолюбия. Нередко они перерастали в трагические разборки с поножовщиной. Время от времени обывателей города и даже всей губернии потрясали факты испепеляющих, страстных романов, от которых бледнели персонажи шекспировских произведений.

Туманные философские рассуждения Семена о судьбе Таганрога внезапно оборвались. Гнедой зацокал по брусчатке. Экипаж въезжал в город. Быстро темнело. Так бывает только в южных городах. Засветились окна домов. На тенистых улицах стало много прохожих. Вот экипаж проехал мимо уже опустевшего базара, показалась пожарная каланча. Семен придержал коня, который, почувствовав близкий отдых, ускорил бег.

– Тише, тише, голубчик, – придерживал его Семен. – Тут бы нам с тобой не проехать поворот на Александровскую.

Именно там, за поворотом, и находился его дом. Третьего дня отец с оказией предупредил дворецкого о приезде молодого барина.

«Стало быть, ждут», – думал Семен, пригибаясь к облучку, чтобы за тенистыми каштанами разглядеть путь.

Внезапно впереди послышался шум борьбы, сдавленный крик. Семен вздрогнул, тело напряглось. В юности на тенистых улицах он не раз сталкивался с романтическим противоборством молодых людей с разных улиц, организованных босяков, воров, контрабандистов.

Простонародью было не до судов, и возникающие конфликты оно стремилось разрешать один на один или в групповых потасовках. В таких ситуациях зачастую городовых почему-то не оказывалось поблизости. А дворники неистово свистели, стоя на месте и не решаясь ввязываться в драку.

Семен поехал быстрее. Справа, в арке двухэтажного дома, ведущей в темный двор, мелькнули две или три фигуры. Еще раз послышался сдавленный женский крик о помощи. Улица была безлюдна. В одно из окон выглянула старушка.

«Она мне не поможет, – подумал про себя Семен, бросив поводья, и строго крикнул Гнедому:

– Стоять!

В три прыжка он оказался возле арки. Из нее двое в поддевках тащили за руки упирающуюся женщину к стоящему поодаль экипажу. В полумраке Семен с трудом различал борющихся людей. Один из нападавших был в лакированных сапогах, коротко подстриженные волосы обрамляли его лоснящееся от пота лицо. Другой – высокий, жилистый, с вытянутой лошадиной физиономией. Он, видимо, был старший, ругался на сотоварища, пытаясь закрыть рукой рот своей жертве, и шипел:

– Мадам, ну, мадам, ничего плохого мы вам не сделаем! Имя, только имя ухажера! Только имя, ну…

И тут же переходил на рычанье в сторону своего напарника:

– Да держи ж ты ее крепче!

Потом шла отборная брань. Мордатый лишь пыхтел, бормоча в свое оправдание:

– Ваше благородие, да разве удержишь эту…

В то же время, женщина отчаянно отбивалась. Ее каштановые волосы рассыпались по плечам из-под упавшей с головы накидки. Она беспрестанно путалась в своей длинной цветастой юбке. Ее миловидное лицо волнами выражало то отчаянье, то решимость, то злобу на своих мучителей. Но только не страх.

«Странное дело, – подумал Семен, – женщина не пытается никого звать на помощь».

Вся эта ситуация на полутемной улице города, словно фотовспышка, отразилась в сознании Семена; он решительно шагнул вперед и хриплым от волнения голосом крикнул:

– Господа, отпустите ее!

Нападавшие на миг замерли от неожиданности, затем оценили обстановку (говорящий один, опрятно одет, молод), и это заставило их отреагировать определенным образом. Высокий по-недоброму пробормотал:

– Проходи, проходи, барин, это семейное дело…

– Это не правда! Помогите!

И он понял, что другого пути нет, кроме того, который ему подсказывает совесть. Он должен заступиться, чего бы это ему не стоило. Высокий понял намеренье Семена и с серьезной угрозой процедил сквозь зубы:

– Проваливай, барин, подобру-поздорову.

А затем, бросив удерживать барышню, крикнул напарнику:

– Тащи ее к экипажу!

А сам полез правой рукой в карман. Семен понял, что медлить нельзя, и решительно бросился на него.

Но опоздал. И хотя он успел пригнуться и отклонить голову, что-то острое – то ли нож, то ли кастет – впилось ему в левую руку. Боли сгоряча он не почувствовал, только услышал, как затрещал рукав рубашки. Семен не стал ждать, изловчился и нанес снизу правой рукой удар в лошадиную физиономию. Противник охнул, пошатнулся, теряя равновесие, и упал. Его напарник, тащивший женщину к экипажу, увидев случившееся, бросил ее и поспешил на помощь к сотоварищу, бормоча на ходу:

– Ваше благородие, ваше благородие… Что же это? Как же…

Семен подбежал к женщине. Она, измученная борьбой, видимо, плохо соображала, стояла безучастно. Но увидела бежавшего к ней Семена, поняла наконец, что свободна, и это придало ей силы. Схватила протянутую им руку, и они побежали к его экипажу. Застоявшийся Гнедой резко взял с места. Одновременно позади них послышался полицейский свисток.

«Неужели помощь пришла?» – подумал Семен.

Женщина – видимо, поняв его мысли, – прокричала сзади:

– Да это все они!

«Странно», – подумал в недоумении Семен.

Но, услышав шум погони, свернул сначала направо, затем налево. Улица стала расширяться и пошла под уклон. Разгоряченный Гнедой пошел шагом. Позади молодого человека послышался мягкий грудной голос:

– Вот здесь остановите, пожалуйста.

Налево чуть видна была проселочная дорога, она поднималась к группе темневших поодаль домов.

– Вот здесь остановите, – еще раз попросила женщина, и левая ее рука, слегка вздрагивая, коснулась спины Семена.

Он натянул вожжи и повернулся к ней. В это время из-за тучи брызнули серебряные лучи луны и мягко осветили незнакомку, уже стоявшую в экипаже. Она готовилась спрыгнуть на землю, но почему-то медлила. Она что-то думала, монотонно повторяя дежурные слова.

– Провожать меня не надо, здесь мне близко. Спасибо вам, вы меня очень выручили, право же, очень.

Содержание ее слов Семен смутно улавливал. После этого происшествия его бил нервный озноб. Впрочем, сбивчивая речь незнакомки говорила и о ее непростом душевном состоянии.

– Как же я могу отблагодарить вас? – опять задумчиво повторила она, не решаясь вот так просто уйти.

И в этих словах уже не столько звучал вопрос, сколько слышался оттенок лукавства, будто бы ответ уже был найден.

В это время луна послала дополнительно несколько серебряных лучей, и Семен увидел совсем близко от себя удивительно выразительные глаза незнакомки. Его поразил изумительный их зеленый цвет. То ли природа одарила ее этим цветом, то ли луна подкрасила их так. Перед ним возникло миловидное лицо, и ее благодарность за спасение, и бессловесный вопрос: «Кто вы?», и искорки лукавства, и многое другое, в чем Семен не успел до конца разобраться. И пока он соображал, незнакомка спрыгнула с пролетки, весело смеясь.

– Дай вам Бог счастья! – крикнула она, удаляясь в сторону проселочной дороги.

Еще мгновенье – и она пропала. Видимо, эти места были ей очень знакомы.

«Ну, прямо как в романе», – думалось молодому человеку, все еще не обретшему душевного спокойствия. Накинув на плечи пиджак, чтобы не вызывать немого вопроса дворецкого по поводу порванного рукава и крови на рубашке, Семен поспешил к дому. Дома его ждали. Несмотря на дневной зной, в комнатах было прохладно и сыро, поэтому дворецкий распорядился растопить в комнате Семена камин, и когда приехал барин, там было тепло и уютно. Отдохнувший Семен, несмотря на поздний час, никак не мог уснуть, перебирая в памяти прошедший день и его события. Но в конце концов молодость и здоровье взяли свое, напряжение спало, и он уснул.