Голова тут же услужливо отозвалась отголоском боли, напомнившей, что все очень даже реально. Том постарался не выдать себя, а Симона горько хмыкнула.

— Да, Том, это очень по-взрослому, просто делать вид, что ты ничего не совершал. Мне кажется, тебе стоит задуматься об ответственности за свои действия.

— Я уже задумался! И извинился!

Тон мальчика пошел на повышение, и Симона прищурилась.

— Я хочу, чтобы ты подумал об этом в своей комнате. Поднимайся туда, когда доешь, — устало сказала она.

— Я могу пойти туда прямо сейчас, — тихо и с расстановкой ответил Том.

От его тона Симона окончательно замолкла. Ее семилетний сын иногда казался таким взрослым, словно другой человек взирал на мир из его детского тела. Сейчас мальчик выглядел обиженным и раздраженным, словно ему до безумия надоело ругаться. Редко миссис МакГрат видела его таким. Том мрачно посмотрел на нее и побежал к двери.

— Знаешь, что? — он вдруг остановился на полпути и обернулся на мать. — Иногда мне сильно не хватает папы! По крайней мере, он понимал меня!

Его взгляд затуманился и остекленел, стал мокрым, в считанные секунды. Впрочем, Том тут же убежал в темноту, не дожидаясь ответа и оставляя побледневшую Симону одну в полумраке вечерних сумерек.

Она прикрыла глаза тыльной стороной руки. Все то, на что она надеялась: новые приятные события, новое счастье, лучшая жизнь — все рушилось в ее руках, и она даже не успела прикоснуться к этому. Мечты ускользали прямо из-под кончиков пальцев.

К тому же слова Майка никак не шли из головы: «Если приступ повторится, Симона, устрой Тому встречу с Йоргом. Он может дать ответы на все его вопросы». А что если это единственный выход?

Yeah I’ve been watching our past

The one that we had

The time that we shared together here

I’ve been trying for you

Been standing alone

That’s all I can do

I’m starring in to this

Life we should believe in

I do the things we’ve done

But everything moved on.

(Nomy — Trying for you)

— Глупость, — со злости Том пнул попавшийся ему на пути пластиковый шезлонг на заднем дворике, куда он вылетел пулей, несмотря на запрет выходить на улицу. Ему было уже все равно — он ведь нарушил все, что только можно, так чего уж теперь переживать за свое поведение?

Он сжимал непослушными дрожащими пальцами тетрадь формата А4, которую Симона подарила ему вчера, когда они проезжали мимо городского супермаркета. Миссис МакГрат велела записывать теперь туда все события, то есть вести что-то вроде дневника, по совету доктора Брайтмана.

Тетрадь была покрыта пластиковой, под мрамор, обложкой. Том провел по ней пальцами. Мать уже окрестила дневник, написав на лицевой стороне черным маркером «7 лет». Она позволила сыну самому выбрать цвет. Завитушки и линии на обложке заворожили Тома, они были похожи на маленькие ве́нки, и на секунду ему почудилось, что он плывет по ним в микроскопической, не больше песчинки, лодке. В руке у него была шариковая ручка с пожеванным колпачком, которую он выудил из своего рюкзака еще на пути к кухне.

Но сидеть там ему теперь не хотелось, он хотел просто побыть один и переварить мысли, что глодали его со вчерашнего сеанса у врача. Он вздохнул и, открыв дневник, написал в верхнем углу разлинованного листа спокойным и ровным почерком: «Меня зовут Том МакГрат. Это мой дневник». Критично осмотрев первую страницу, Том перечитал написанное и добавил: «Привет, меня зовут Том. Меня заставляют вести этот дневник, и я …»

— Глупость какая-то, как будто я не знаю, что меня зовут Том, — мальчик вырвал страницу, скомкал ее и швырнул прямо на газон.

Поначалу он отнесся с подозрением ко всей этой затее, подумав, что это какой-то хитрый способ попытаться выбить из него признание о той ночи, которую он все равно не вспомнил бы.

— Вести дневник очень важно для тебя теперь, это что-то типа журнала твоей жизни, — поспешила тогда объяснить мать. — Таким образом ты избавишься от груза ненужных мыслей и сможешь вернуться к своим воспоминаниям, если снова будет приступ.

Подумав немного, Том перефразировал:

<i>Мой дневник. Запись первая. Я не знаю, с чего начать писать, в голову не приходит ничего …

И снова с раздражением уставился на эти строки. Еще одна вырванная страница полетела на землю.

Мальчик тяжко вздохнул. Шло трудно. Как какая-то там тетрадка вообще поможет ему не сойти с ума? Разве в этом дело? Он свел брови и начал писать:

25 августа, воскресенье.

Ну вот и оно, начало новой жизни. Мы с мамой переехали в новый город, и жизнь здесь уже набирает обороты. Я чувствую, что все меняется. Я сам меняюсь, будто какая-то невидимая рука толкает меня к переменам, которым я не могу противостоять.

Вчера врач сказал, что мое состояние ухудшилось, я потерял сознание два раза, пытаясь вспомнить, что было со мной той ночью, когда с Ханной произошел несчастный случай.

Это не несчастный случай. Я уверен, что Тайлер причастен ко всему этому.

Я думал об этом так долго, что меня снова начало тошнить. Как мне узнать правду и не вызвать припадок?

Мама говорит, что я не думал о последствиях. Но я ведь не могу предсказывать будущее!

Том довольно поставил точку и перечитал написанное. Так было лучше. По крайней мере, стало чуть легче — дневник хотя бы мог слушать молча. Иногда хотелось с кем-то поделиться, с кем-то, кто бы понял, как это тяжело — быть не таким, как все.

Не отдавая себе в этом отчет, Том поднял глаза на окно комнаты Билла. Удивление кольнуло где-то под лопаткой, потому что он заметил фигуру. Кто-то стоял у окна, наблюдая за ним — черные волосы, обрамляли бледное лицо, красная майка казалась ненормально яркой в блеклых, бесцветных сумерках.

Поняв, что его взгляд был перехвачен, соседский мальчишка не стал скрываться. Том даже с такого расстояния увидел, как губ его коснулась слабая улыбка. Друг махнул рукой, показывая, что он заметил направленный на него взгляд.

У Тома появилось неожиданное ощущение, которого не было до этого — он вдруг отчаянно захотел, чтобы Билл спустился сюда. По крайней мере, из всех окружающих именно с ним хотелось поговорить больше всего, ведь он один понимал — как это странно, быть брошенным и одиноким.

Том помахал ему и жестом предложил спуститься. Улыбка Билла чуть померкла. Он обернулся через плечо, словно проверяя, находился ли кто в его комнате. Потом повернулся обратно и провел пальцем по своей шее, чтобы дать понять — сейчас не самое лучшее время для подобных выходок.

Том сделал умоляющее лицо и сложил руки, упрашивая его придумать что-нибудь. Мистер Мёрфи, должно быть, невероятно рассердился, неспроста Билл боялся даже выйти из своей комнаты.

Мальчик еще раз опасливо покосился назад. Затем, опустив плечи, он глянул на Тома и показал ему один палец, как бы говоря, что ему потребуется одна минутка. Том подпрыгнул от нетерпения. Он почувствовал себя шпионом вражеской разведки, который готовился к ответственной вылазке в стан врага.

Билл появился в дверях минут через пять, когда Том практически прилип к забору от нетерпения. Он все это время переминался с ноги на ногу, подозревая, что приятель мог попросту нарваться на Гордона и схлопотать очередную взбучку, но Билл все же вышел, встрепанный и бледный, прихрамывая на правую ногу. Однако, широкая улыбка тут же озарила его лицо, когда он достиг соседа.

— Привет! Как ты? — одновременно спросили они друг у друга.

— Я нормально, расскажи лучше, что было … — снова быстрее, чем пулеметная очередь, в один голос.

Том рассмеялся.

— Билл, давай ты первый.

Младший Мёрфи тоже улыбнулся, немного вымученно и болезненно.

— Со мной все в порядке, — сказал он, поправляя толстовку, которую зачем-то надел перед тем, как выйти. — Получили с Таем по шее как следует, в доме царит атмосфера, как если бы реактор рванул — ходим на цыпочках, так что я не могу долго с тобой стоять…

Том кивнул.