Мальчик ёрзал на сидении рядом с ней, тряска в старом ржавеньком семейном пикапе довольно быстро вымотала его. Он хотел пить, есть, в туалет, а еще чтобы мама прекратила хмуриться и так сосредоточенно смотреть на дорогу. Он хотел, чтобы они уже приехали, наконец, и серая лента асфальта больше не извивалась впереди, уходя под колеса машины. А старенький пикап всё не останавливался — он покрякивал, громыхал, подпрыгивая на кочках, и угрожал развалиться прямо на ходу от любого неосторожного движения.
— Мам, скоро уже? — спросил Том, теребя врезающийся в плечо ремень безопасности.
— Ты уже спрашивал пять минут назад, и я ответила, что нам еще полчаса езды. Как думаешь, что-нибудь принципиально изменится, если ты будешь постоянно задавать вопросы?
Симона поправила тыльной стороной ладони солнечные очки. Сигарета дымилась в ее пальцах, оставляя после себя легкий дымок.
Том взглянул на маму и ничего не сказал.
Это был конец лета, раннее утро, и солнце только-только поднималось над верхушками высоченных вечнозелёных деревьев, которые обступали узкое шоссе густыми полосами с обеих сторон. Пейзаж всё еще не менялся — зелень, зелень, вновь зелень… Вот проплешина — показалось поле с сельскохозяйственными посадками. И снова: зелень, зелень, зелень.
И зачем мама выбрала именно это место для того, чтобы начать, как она выразилась, «новую жизнь»? Насколько внезапно она оставила отца, настолько же внезапно она решила переехать из относительно крупного города в подобную глушь. Тут не было ничего для того, чтобы назвать это жизнью. Она сказала, что «дальнейшее пребывание в Сиэтле стало невозможным в силу наших семейных проблем», но отчего-то этот аргумент не казался Тому убедительным.
Всё произошло быстро. Ещё неделю назад речи о переезде даже не шло, а уже сегодня они оставили за плечами абсолютно всё. Вообще-то, мать не любила, когда затрагивалась эта тема, и у них уже состоялось множество разговоров о том, что решения родителей не обсуждаются, поэтому Том не стал больше приставать к ней с вопросами. Он просто собрал свои вещи и загрузился в машину, бросив на прощание взгляд на старый дом и знакомую улицу, где жил с самого рождения.
Вздохнув, мальчик отвернулся от окна и достал из рюкзачка портативную игру. Еще через полчаса езды на смену бесконечным деревьям пришли поля, а вслед за ними потянулись маленькие домики. Ни Симона, ни Том ещё не видели своё новое жилище.
— Почти приехали. — Мама ободряюще похлопала сына по руке. — Ты уже проголодался?
— Есть немного. Но я потерплю до дома.
Когда участок дороги был свободен, Симона скосила глаза в экран его портативной приставки.
— Опять прошёл все свои игры?
Том показал ей экран. На нем плясали звёздочки и горела надпись: «Game over». Вообще-то, коробка указывала: «12+, повышенный уровень», но мальчику, разумеется, не составило никакого труда одолеть её за пару часов.
— Том, ты не можешь делать так. — Мама с укором поджала губы. — Ты тратишь понапрасну свой потенциал!
— Нет ничего предосудительного в том, чтобы пользоваться преимуществами, данными мне от рождения! — объяснил сын.
— Доктор же говорил тебе…
— Я знаю. — Том смахнул с лица русую чёлку. — Но ничего не могу с этим поделать!
Симона печально погладила его по плечу. Её ребёнок отличался от других детей своего возраста и опережал сверстников в интеллектуальном плане на многие годы. Тома уже не раз осматривали, пытаясь выяснить, как у него получалось решать задачи для старшеклассников или же читать книги, осилить которые в состоянии не каждый взрослый. В итоге врачи пришли к выводу, что мальчик унаследовал от отца так называемый «остров гениальности» — выдающиеся способности во многих областях знаний, не контрастирующие, однако, с общей ограниченностью личности, как это бывало при аутизме или синдроме саванта.
— Нам с отцом на тебя так денег не хватит. Особенно если ты будешь продолжать заглатывать книги, расти со скоростью света и проходить все известные игры, рассчитанные на старшеклассников, по щелчку пальцев, — отгоняя тяжёлые мысли, пошутила Симона.
— Мы больше не живём с отцом, мам, — грустно напомнил Том.
Лицо женщины моментально изменилось.
— Верно. — Она остро вгляделась в даль серой дороги. Больше заговорить она не пыталась, лишь губы поджались в тонкую струнку, а пальцы крепче сжались на руле.
За окном сменялись таблички с названиями улиц — все они были до боли похожи: Эвергрин-уэй сменилась на Пайн-стрит, а та — на Седер-стрит. Сверившись с картой, Симона свернула на одну из таких улиц, залитую солнцем узенькую асфальтированную абсолютно прямую дорожку. Указатель на углу подсказал, что она называлась «Виктор Плейс». Заглушив мотор, миссис МакГрат остановилась около дома номер 1510.
— Ну вот. — Женщина откинулась на спинку сиденья, втыкая сигарету в пепельницу, в горку других окурков. — Это наш новый дом.
Том тоскливо окинул его взглядом. Белый домишко, довольно простенький. Указатель на столбе гласил, что где-то недалеко находились баскетбольное поле, парк, школа, в которую, предположительно, придётся ходить, как только кончатся летние каникулы. Мальчик вылез из машины.
— А в чём тогда смысл переезда? Наш предыдущий дом был точно такой же.
Симона устало вздохнула.
— Мы это уже обсуждали…
Сын отвернулся, давая ей понять, что он всё помнил и нет нужды повторять ещё раз. Иногда Симоне казалось, что в комплекте с невероятной интеллектуальной одаренностью её мальчика шёл ещё и переходный возраст, который у всех нормальных детей начинается в возрасте двенадцати-тринадцати лет, а у Тома вовсю прогрессировал уже сейчас. Она, конечно, привыкла к его феноменальному развитию, немного пугало только то, что день ото дня Том становился всё больше похожим на отца.
Он был хорошим сыном, милым, добрым и отзывчивым, но развод ударил по его состоянию довольно сильно. Миссис МакГрат довелось наблюдать, как буквально в течение нескольких дней её ребёнок ушёл в себя, стал малоразговорчивым и ершистым, проводя ещё больше времени за книгами. Он менялся на глазах, уходя в какую-то непредсказуемую сторону, и было трудно сказать, нравилось ей это или нет.
Надев кепку козырьком назад, Том вытащил из машины коробку с вещами, которая стояла под ногами и мешалась ему на протяжении всего путешествия. Захватив в другую руку несколько пакетов, он отправился по подъездной дорожке к дому — осматривать свою новую территорию.
Симона задумчиво закурила новую сигарету. Был один секрет о её муже, который она не могла решиться рассказать сыну. У Йорга МакГрата обнаружили генное заболевание, преследующее всю мужскую линию семейства. В раннем детстве, лет эдак в 5, начинались провалы в памяти, после которых приходилось очень долго и болезненно восстанавливать события предыдущих нескольких часов. Том был уже старше критического возраста, и Симона рассчитывала, что эта семейная избирательная амнезия его миновала.
Она не находила в себе сил рассказывать ребенку, что из-за очередной вспышки заболевания его отца забрали в психиатрическую лечебницу штата недалеко от Сиэтла незадолго до переезда. Тому была выдвинута другая версия: папа ушёл, потому что так было нужно. Это было официальное прикрытие, которого Симона придерживалась.
Конечно, мальчишка видел и знал достаточно — он замечал, что папа день ото дня становился всё более странным, вёл себя необычно, однако Симона благодарила высшие силы, что в день, когда у Йорга случился последний приступ, Том задержался в подготовительной школе. Прогрессирующее заболевание в мгновение ока перевернуло с ног на голову всё их существование.
В тот день, перед тем как ехать за Томом, миссис МакГрат обнаружила дома то, чего не хотела бы видеть никогда в жизни — Йорг снова сидел на кухне над своим альбомом с фотографиями.
Подобное случалось в самом начале их отношений, когда он хватался за альбом и пытался листать его, затем отбрасывал, зажимая голову ладонями, и стонал, как раненый, говорил, что он больше не хочет возвращаться в прошлое. Том был слишком маленьким, чтобы помнить это, а Симоне со временем удалось уговорить мужа пройти курс психологической терапии, и приступы постепенно прекратились. Он стал вести себя нормально, ничем не выдавал своё состояние несколько лет, но затем его будто сорвало — в считанные дни он снова съехал с оси и начал делать очень неординарные вещи.
