На первых порах было налажено содружество конструкторов с технологами и производственниками. Удалось совместить отдельные операции. Вместо последовательного, поэтапного хода работ был внедрен единый график. Конструктор уже не закрывался в кабинете. Он советовался с технологом, а часто со слесарем или штамповщиком, вместе решали, каким методом лучше изготовить деталь, как повысить прочность, какой применить материал.

В результате этих новшеств для создания пушки Ф-22 УСВ потребовалось не два с половиной года, а двадцать месяцев. Повысилось и качество работ. Выше стала технологичность литых и штампованных деталей, конструкции отдельных узлов и агрегатов создавались равнопрочными, они получались легче, дешевле, трудоемкость работ снизилась. И новый успех: танковая пушка Ф-34 была создана всего за шесть с половиной месяцев. Все это давало основания надеяться, что и новое орудие будет спроектировано, изготовлено и испытано в сжатые сроки.

Вернувшись на завод, Грабин первым делом зашел к директору:

— Амо Сергеевич, нам поставлена срочная и очень важная задача.

Елян улыбнулся:

— У нас, Василий Гаврилович, все задачи срочные и важные. Что нового в Москве?

Но Грабина трудно было перестроить на другую тему разговора. И директор приготовился слушать. Он хотел дать Грабину возможность отдохнуть с дороги, но с первых слов понял, что из этого ничего не выйдет. Главный конструктор уже жил новыми заботами. Когда были согласованы вопросы о сроках работ и об исполнителях, Елян вдруг спросил:

— В таком случае, может, дадим новой пушке индекс «Г»?

— Нет, нет, нет. Вопрос уже решен, и не будем к нему возвращаться. Пушку делает не один Грабин, а целый завод. И самый верный индекс — ЗИС-два. Ничего другого придумывать не будем.

Работа над созданием новой системы пошла быстро. Сказывался опыт, накопленный конструкторским бюро и всем заводом. Раньше Василий Гаврилович долго раздумывал, кому можно поручить проектирование того или иного узла. И порой ошибался. Но за годы совместной работы он прекрасно изучил возможности, способности и характеры подчиненных, мог сразу же назвать состав группы, в которой не будет конфликтов, где все станут дополнять друг друга.

ЗИС-2 рождалась не в муках, как Ф-22. Она проектировалась в деловой, спокойной обстановке, в точном соответствии с графиком. Грабин даже боялся, что такая размеренность снизит творческий подъем, но опасения его были напрасны. Люди трудились с интересом, инициативно, много спорили, часто задерживались в КБ. И к назначенному сроку ЗИС-2 была готова.

Пушка получилась красивой и изящной. Грабин не раз ловил себя на том, что ему просто приятно стоять рядом и любоваться ею. Она не только отвечала всем техническим требованиям, указанным в задании, но по многим параметрам была лучше, чем предполагалось. Василия Гавриловича особенно радовало, что вес ее был на сто килограммов меньше веса, указанного в документах заказчика.

Удачно прошли и заводские испытания. Доложив о результатах, Грабин вместе с группой конструкторов и специалистов выехал на полигон Главного артиллерийского управления. Началось испытание. Выстрел уменьшенным зарядом. Все идет отлично. Нормальный заряд. Никаких отклонений. Усиленный заряд. Ствол цел, откат в допустимых пределах. Вполне хорошей была и скорострельность.

Немного побаивался Грабин ходовых испытаний. Полигонные специалисты умели ломать пушки. Где только находили они такие тряские дороги, на которых не выдерживали рессоры и разлетались колеса. Но ЗИС-2 выдержала и этот экзамен.

За несколько дней постоянного напряжения у Грабина притупилось чувство страха. Он уже не вздрагивал при каждом выстреле, не ждал с замиранием сердца, что вдруг разорвется ствол или погнется станина. И когда ЗИС-2 вышла на огневой рубеж, чтобы пройти проверку на кучность стрельбы, Грабин оставался спокойным.

Первый выстрел с расстояния пятьсот метров. Снаряд лег с большим отклонением от центра мишени. Второй отклонился еще больше. И третий. И четвертый. «Что за наваждение?» — Грабин не столько огорчился, сколько растерялся. Такое в его практике случилось впервые. Пушка разбрасывала снаряды, будто стреляли из нее, не целясь, с закрытыми глазами.

— Случайность какая-то, — недоумевал конструктор Мещанинов, занимавшийся компоновкой.

Орудие внимательно осмотрели, проверили крепление узлов, ощупали чуть ли не каждую деталь и только после этого продолжили испытания. Новая серия выстрелов дала результаты хуже первой. Стало ясно, что пушка не дает необходимой кучности стрельбы. С таким дефектом ее не могли принять на вооружение.

К Грабину подошел начальник полигона Оглоблин:

— Срыв, Василий Гаврилович?

— Не просто срыв, — вздохнул Грабин. — Тут, Иван Николаевич, дело сложнее. Если бы что-нибудь обломилось, сварили бы, склепали. А здесь ошибка в расчетах.

— Как решим? Будем продолжать или снимем пушку с испытаний?

Василий Гаврилович не ответил. Он стоял, отрешенно глядя вдаль, и казалось, что его уже не волнует неудача. Но это впечатление было обманчивым. Главный конструктор сумел в считанные минуты подавить в себе огорчение и сейчас почти спокойно анализировал все возможные варианты ошибок. Он уже не сомневался, что истоки их надо искать не в цехах, где отливали и штамповали части орудия, а в цифрах, оставшихся на чертежах и в таблицах, подготовленных конструкторами. И в расчетах не колеса, не лафета, а ствола пушки. Где-то там надо искать причину.

— Мне все понятно, — Грабим резко повернулся к Оглоблину. — Мы неправильно определили крутизну нарезки ствола. Мощность у пушки большая. Снаряд по каналу ствола идет с большой скоростью, закручивается сильнее, и это сказывается на кучности стрельбы, увеличивая деривацию.

— Вполне может быть, — согласился Оглоблин, — но как это проверить?

— Проверять будем в КБ. А вы, Иван Николаевич, продолжайте испытывать пушку по всем показателям, кроме кучности стрельбы.

Только по дороге в Москву Грабин дал волю переживаниям. Как докладывать о неудаче в Наркомат? О чем говорить маршалу Кулику, который твердо уверен, что новая пушка будет сделана в срок? Чем объяснить свое распоряжение продолжать испытания, хотя обнаруженный дефект дает полные основания забраковать орудие? А вдруг он не прав, и причина неудачи не в крутизне нарезки ствола? Не хотелось никого видеть, никому ничего объяснять. Но судьба пушки была не только его заботой, она была делом всего завода, и он не мог поддаться сиюминутному настроению.

Наркому оборонной промышленности Ванникову ничего объяснять не пришлось. К удивлению Грабина, он уже все знал. Это огорчило конструктора: уж очень быстро кто-то доложил о неудаче. Но правильно говорят, что нет худа без добра. Услышав неприятную весть, Ванников до прихода главного конструктора успел взвесить все обстоятельства и был настроен почти благодушно.

— Может быть, низкая кучность — результат высокой начальной скорости снаряда? — спросил он, когда Грабин обстоятельно доложил о результатах испытаний.

— Наоборот, — ответил убежденно Василий Гаврилович, — при высокой скорости точность стрельбы должна быть выше.

— Выходит, ошибка в расчетах?

— Уверен.

— А если причина все-таки не в крутизне нарезки ствола?

— Нет, только в этом. И я, Борис Львович, не сомневаюсь.

— В таком случае, пусть Оглоблин продолжает полигонные испытания, а вы, Василий Гаврилович, поезжайте на завод, ищите ошибку и готовьте новый ствол. Сроки назначать не будем. Вы сами понимаете, что никаких сроков нет. Каждый день работает против вас.

…В конструкторском бюро уже полным ходом шла проверка расчетов нарезки ствола. Грабин сразу же, как только обнаружился недостаток, дал на завод телеграмму, поставив задачу перед подчиненными. К его приезду Мещанинов, вернувшийся с полигона раньше, усилил группу конструкторов, занятых созданием ствола, лично контролируя их работу.

— Это правильно, Владимир Дмитриевич, но у меня возникла мысль создать одновременно еще одну группу из тех, кто не был занят расчетами нарезки ствола. Возглавит ее Дмитрий Иванович Шеффер. Пусть они делают все заново, не сличая свои цифры ни с теми, которые вошли в проект, ни с результатами вашей группы. Только так мы наверняка найдем ошибку.