Первым не выдержал чрезмерной нагрузки ствол. Его канал оказался изношенным больше допустимой нормы. С завода в срочном порядке поступила новая труба. Ее установили и экзамен продолжили. Члены комиссии, проводившей испытания, дали самую высокую оценку новой танковой пушке. А вскоре она была принята на вооружение. Серийное производство Ф-32 началось на Кировском заводе в Ленинграде.

Остались позади месяцы напряженной работы. Казалось, можно отрешиться от всех забот, но Грабин не переставал думать о танковом вооружении. Ведь он еще не знал, на какой танк поставят его Ф-32 — на тяжелый, средний или она останется на легком.

Уже после того, как чертежи, документация и опытный образец пушки были направлены кировцам, Василий Гаврилович услышал, что ею будет вооружен тяжелый танк КВ, созданный на этом же заводе. Известие не обрадовало, а даже расстроило конструктора. Зная тактико-технические данные этой машины, Грабин был уверен, что Ф-32 не будет соответствовать ей своей мощностью. Тяжелый танк, по его твердому убеждению, должен иметь не только толстую броню, но и большую огневую мощь.

— Думаю о таком танке, которому не будет преград, — сказал он однажды Соркину. — Впереди дот — он разрушает его. На пути надолбы — он сметает их.

— Да, о такой пушке приходится пока мечтать.

— А если она уже есть? — Грабин развернул перед Соркиным черновики расчетов. — Вот, ознакомьтесь. Предварительные данные еще одной пушки. Начальная скорость снаряда семьсот десять метров.

Соркин, ознакомившись с расчетами, подозвал инженера ГАУ Горохова, который вместе с ним работал на заводе:

— Посмотри, Василий Иванович, по-моему очень хорошие данные.

Тот долго исследовал многочисленные цифры: то удивленно вскидывал вверх брови, то недоверчиво хмурился, наконец оторвался от бумаг, сказал:

— Очень длинный ствол. Танкисты даже разговаривать не станут. Они страшно боятся, что при движении танка по пересеченной местности пушка будет черпать землю.

— Но ведь укорочение ствола приведет к уменьшению мощности! — вскипел Грабин.

— Это мы хорошо знаем, — улыбнулся Горохов. — А у заказчика свои требования. Он диктует условия, и мы должны их выполнять. Надо подумать, как добиться, чтобы ствол пушки стал короче, а мощность резко не снизилась.

— Я не алхимик. Я знаю и уважаю законы физики, — Грабин начал собирать со стола бумаги.

— Законы нарушать не надо, — Горохов говорил спокойно, зная отходчивый характер Грабина. — А поработать над проектом придется. У меня есть сведения, что нашими коллегами из Харькова создан средний танк, обладающий прекрасными ходовыми и маневренными качествами, имеющий хорошую броневую защиту и самые совершенные формы. С кем приходилось беседовать, все пророчат ему большое будущее. Но пока нет для него достойной пушки. И вот эта, — Василий Иванович кивнул на кипу бумаг в руке Грабина, — может оказаться очень кстати.

Несколько дней Василий Гаврилович не мог успокоиться. В нем словно боролись два конструктора. Один доказывал, что средний танк должен иметь пушку значительно мощнее Ф-32. И не надо бояться, что ствол ее становился длиннее на полтора метра. Другой советовал прислушаться к мнению танкистов. Но тогда в спор вступали цифры. И Грабин буквально скрипел зубами от злости, глядя, как сантиметры, отнимаемые у ствола, безжалостно съедают мощность орудия.

После долгих колебаний Василий Гаврилович решил готовить пушку с удлиненным стволом. Чтобы подчеркнуть преемственность, ей присвоили индекс Ф-34. Собрав коллектив КБ, Грабин изложил принципы компоновки орудия. Согласно его замыслу, предполагалось широко использовать типовые схемы и принцип подобия различных узлов и деталей. Мысль простая. Новая пушка создается на базе своей предшественницы. Все, что можно использовать, переносится без изменений, там, где возникает необходимость применить новую конструкцию, нужно добиваться, чтобы она строго вписывалась в общую схему.

Главной фигурой нового проекта по-прежнему оставался Петр Федорович Муравьев. Он с одного слова понимал замысел Грабина, с первого взгляда видел недостаток в чертеже исполнителя, умел кратко, но емко выразить свою мысль. Лучшего руководителя проекта трудно было представить. Да и другие конструкторы, включенные в группу Муравьева, были опытными, добросовестными специалистами.

Когда рельефно вырисовывались контуры будущей пушки, Василий Иванович Горохов схватился за голову:

— Вы, Василий Гаврилович, без ножа режете и себя, и всех нас. Орудие с таким огромным стволом танкисты забракуют с первого взгляда.

— А вдруг не забракуют?

— Хорошо, — решил Горохов, — я завтра же выеду с чертежами в Москву. Посмотрю, какая будет реакция в бронетанковом управлении.

Вернулся он удрученным. Танкисты и слышать не хотели о длинноствольной пушке.

— Придется рубить. Иного выхода нет, — медленно проговорил Грабин, хотя все видели, как нелегко ему было принять это решение.

В результате тщательного подсчета Василий Гаврилович пришел к выводу, что ствол необходимо укоротить на семьсот шестьдесят два миллиметра. И хотя это почти на тридцать процентов снижало первоначальную мощность пушки, она оставалась значительно выше, чем у ее предшественницы Ф-32.

Чуть больше трех месяцев потребовалось коллективу, чтобы спроектировать и изготовить опытный образец. Танка, для которого она создавалась, на заводе не было, поэтому ее установили на тот же легкий БТ-7. Начались испытания. Проверка искусственным откатом прошла успешно. Первый выстрел тоже оказался удачным. Анализом баллистики было установлено, что практические результаты соответствуют расчетным. Порадовала кучность стрельбы, довольно высокая скорострельность.

Экипаж БТ-7 хвалил пушку. Она пришлась по душе танкистам: и в обслуживании проста, и расположена удобно, и надежна.

После испытаний на полигоне Ф-34 вернули в цех и разобрали. Каждую деталь обследовали, обмерили, проверяя, нет ли остаточной деформации. Грабин, уверенный в том, что особых изъянов не будет, ушел в конструкторское бюро. И вдруг дверь без стука открылась, вошел взволнованный Ренне, за ним Шишкин. Чувствуя неладное, Василий Гаврилович приподнялся из-за стола:

— Что случилось, Константин Константинович?

— Коренной вал скрутило, — выдохнул Ренне.

— Как скрутило? Почему? — удивился Грабин.

— Сам не пойму. Но скрутило основательно. К дальнейшей эксплуатации вал не годится.

— Может, неверно рассчитали запас прочности?

— Этого быть не может, — сразу же вскинулся Шишкин. — Я сам десятки раз проверял расчеты.

— Так в чем же дело? — Грабин удрученно опустился на стул.

Вот тебе и успешные испытания. Пресловутая ложка дегтя нашлась и на этот раз.

— Расчеты тут ни при чем, — ответил Шишкин и пояснил: — Вал скрутило не при стрельбе, а на марше. Танкисты забыли застопорить подъемник.

— Выходит, случайность?

— Выходит, так.

— А по-моему, — Грабин вздохнул, — виноваты не танкисты, а мы. Надо сконструировать такой вал, который не нуждается в стопоре. Ведь если на испытаниях экипаж забыл о нем, он может допустить такую же оплошность и в боевых условиях.

Шишкин встал.

— Разрешите приступить к работе?

— И немедленно.

Буквально на второй день коренной вал был доработан. Пушку начали собирать, готовя ее к новым испытаниям. Грабин не торопил специалистов. Хотелось, чтобы в дальнейшем никакая мелочь не нарушила работу на полигоне. Но в самый разгар сборки появился Горохов, молча взял Грабина за руку, отвел в сторону:

— Надо, Василий Гаврилович, ускорить испытания и изменить программу. Только что сообщили, что на советско-финляндской границе идут бои. Война! Я говорил с Москвой. Нас просили срочно проверить и доложить возможности пушки в стрельбе по дотам и надолбам.

— Ясно. Завтра же танк будет на полигоне, — твердо заявил Грабин.

— А за наводчика я сяду сам, — решил Горохов, — хочу посмотреть, можно ли вести огонь с ходу.