4. Те, кому мои условия не по вкусу, пусть убираются. Я не стану руководить организацией, в которой паразиты и бездельники и все кому не лень подрывают у меня за спиной авторитет руководства. Мне недосуг сводить с этой мелюзгой счеты, да и будь время, нашел бы без них, куда его употребить.

5. В любом случае должны незамедлительно оставить фирму следующие джентльмены: Паулет, Резерфорд, Гринейкр, Бартоны Т.-Ч. и Р.-Л., Тимперли и Гарстэнг. Они-то знают, я сделал все возможное, чтобы с ними сработаться, и только их собственная твердолобость этому помешала.

6. Необходимо единство.

7. Уровень ежегодных дивидендов определяю я сам. Я, понятно, буду консультироваться с отделом учета, но они там должны усвоить раз и навсегда, что им принадлежит только совещательный голос, а не исполнительная власть.

8. Структура заработной платы будет определяться мной, и только мной. Прошу учесть, что я всегда был о профсоюзах самого высокого мнения, и мы с ними прекрасно сотрудничали, когда они помнили, что являются британской организацией. Но я не намерен иметь дело с иностранцами и с их жалкими переимщиками. (Не называй имен, не понесешь урон.)

9. Пока я возглавлял фирму, мы всегда прекрасно ладили с зарубежными клиентами как внутри империи, так и за ее пределами. Наши клиенты нас уважали, потому что знали: мы с ними не шутим и с собой шутить не позволим. Такую практику следует возобновить. (Они с удовольствием плясали под нашу дудку, покуда мы не завели моду справляться, не предпочтительнее ли им другие песни.) Отныне они услышат от нас только «Правь, Британия!» и не посмеют сказать слова против. А если кому непонятно, что это значит, можно пояснить в двух словах так: заграничные отделения и отдел заграничных заказов — это ветви, отходящие, как им и подобает, от родительского древа, то есть от меня.

10. С сего дня лозунг фирмы: действие, и еще раз действие. Приказ по фронту: изготовиться к бою! «Генри Биггс» — живой организм, а организмам вредно бездействовать. (Малоподвижная жизнь приводит к запорам, как верно замечено исстари.) Всякие волынки, проволочки, толчение воды в ступе и кивание на соседа прекращаются раз и навсегда.

Управляющие кадрами пусть заботятся о том, что входит в их прямые обязанности: о работе столовых, о санитарных нормах и тому подобном. Отдел сбыта должен заниматься размещением заказов. На совете директоров будет определяться общая программа действий. Все прочее — на усмотрение главы фирмы.

Таковы непременные условия, на которых я только и согласен оставаться вашим президентом. Жду немедленного подтверждения. Обратите внимание, что написано в начале этого Меморандума: «За десять минут до полуночи». Это значит, что время истекает. (Каждый дурак помнит, до чего довела дело старая баба Асквит со своей гибельной политикой «Поживем — увидим».)

Старик не торопясь перечитал готовый «Меморандум», довольно ухмыльнулся и поставил аккуратную, с росчерком, подпись: «Омут». Потом тряхнул индийским чеканным колокольчиком. Дверь открылась, и вошла женщина лет тридцати пяти со скорбной улыбкой на лице.

— Будьте добры позаботиться, чтобы это письмо ушло немедленно, мисс Эмхерст, — сказал лорд Омут. Он перегнул листы, вложил их в продолговатый конверт, надписал адрес: «Совету директоров фирмы „Генри Биггс“» — и протянул женщине.

— Непременно, лорд Омут, — ответила та. Старый джентльмен вдруг как-то сник, изнемог, растерялся.

— А теперь я… мне… по-моему, мне пора завтракать, — промямлил он.

Сестра Карвер процокала высокими каблуками по площадке верхнего этажа. Дубовая обшивка стен, широкая лестница и деревянные перила всегда приводили ей на ум военный корабль былых времен. Внизу в просторном холле она застала в сборе все семейство — с коктейлями в руке они дожидались приглашения к ужину.

Перед кирпичным камином, где полыхали дрова, стоял, расставив ноги, и грел зад Уолтер Биггс. Его жена Диана примостилась тут же на длинной низкой ковровой кушетке. На стук каблуков сестры Карвер оба подняли головы.

Багровое, в бороздах лицо Уолтера выразило досаду. Он выбил трубку о кирпичную стенку камина и нетерпеливо спросил:

— Да, сестра, в чем дело?

Диана повернула лебединую шею и осуждающе посмотрела на мужа. Она встала с кушетки, широкий лимонный шарф, соскользнув с плеч, повис у нее на сгибах локтей.

Старая леди Омут тоже обратила внимание на резкость сына. Сидя на диване, она быстро обернулась, расплескала коктейль на подол жемчужно-серого вечернего платья и, обтирая его шелковым платочком, громко спросила:

— Ну, как он нынче, Карви?

Голос у нее был сиплый, гортанный, выговор не столько простонародный, сколько просто неинтеллигентный.

— По-моему, леди Омут, — ответила сестра Карвер, — его можно будет сегодня уложить сразу после ужина. Днем он был немного возбужден, но потом за своим писанием угомонился. Я ему еще перед сном дам успокоительное.

— Тогда я не пойду наверх пожелать ему спокойной ночи, — решила старая дама. — А то еще опять разволнуется.

Ее младший сын Роланд на мгновение скривил губы. Он редко бывал в родительском доме и многое здесь находил потешным. Однако он поспешил провести ладонью по лицу и светлым седеющим волосам, чтобы скрыть от матери промелькнувшую усмешку.

— Вот сегодняшнее сочинение лорда Омута. — Сестра Карвер подняла над головой продолговатый конверт.

— Да, да, — раздраженно отозвался Уолтер. — Я думаю, вы сами найдете, как им распорядиться.

Приятная, скорбная, несколько томная улыбка сестры Карвер едва не стала ледяной, однако, как всегда, благополучно оттаяла.

— Доктор Мэрдок просил, мистер Биггс, чтобы мы сохраняли все написанное лордом Омутом, — объяснила она. — Хочет показать новому специалисту, которого собирается привезти в будущем месяце.

— Да, Уолтер, я забыла тебе сказать. Мы теперь все, что Генри пишет, собираем, — объявила леди Омут, будто речь шла о новом правиле хранения ученических тетрадей.

Ее грузное тело и одутловатое старое серое лицо изображали довольство, рука оглаживала серый шелк платья, но глаза просительно взглянули на сестру Карвер, ища поддержки.

— Господи, это еще зачем? — изумился Уолтер, собрав в складки багровый, с залысинами, лоб и вздернув брови к самым корням редеющие рыжих жестких волос. — Мэрдок пользует старика уже тысячу лет. Все про него знает. И совершенно незачем сейчас что-то затевать, отец ему не подопытный кролик.

Диана опять поправила на спине лимонный шарф. Их дочь Пейшенс на мгновение оторвалась от «Анны Карениной» и смерила отца взглядом, как будто он на нее чихнул. Ее брат Джефф не прервал чтения газеты, однако тоже нахмурил брови.

— Доктор Мэрдок все делает только как для вашего отца лучше, верно, Карви? — сказала леди Омут.

Но сестра Карвер не успела ответить, потому что в это время Роланд Биггс презрительно заметил брату:

— До чего же ты, Уолтер, любишь бросаться такими словами, как «подопытный кролик». В медицине ты ничего не смыслишь, как и вообще в естественных науках. В глубине души ты просто перепуганный суеверный дикарь, но этот звон радует твое сердце.

Уолтер засмеялся, и вышло, будто его брат просто школьничает.

— Ну, ясно, биохимик знает природу душевных заболеваний как свои пять пальцев, да? — сказал он и, видя, что брат не отвечает, уже без смеха, настойчивее, с вызовом повторил: — Ведь так прикажешь тебя понимать?

Роланд собрался было ответить ему в тон, но передумал и вяло возразил:

— Да нет, Уолтер, я только хотел сказать, что современный толковый бизнесмен ни в одной области не смыслит ровным счетом ничего.

— Ну нет, Роланд, — вмешалась его невестка. — Что за глупости. Среди бизнесменов сколько угодно людей образованных, даже если Уолтер и не из их числа.

— Господи! — ужаснулась леди Омут. — Я бы вот так-то разговаривала с Генри… — И поспешила обратиться к сестре Карвер: — Вы ведь вместе с нами встречаете Новый год, Карви?