Профессор Сэрл как будто вернулся к жизни, рука его протестующе поднялась, но воскресение из мертвых запоздало — он еще не сдвинулся с места, а Элспет уже подскочила к Миранде, влепила ей звонкую пощечину и, схватив за плечи, стала трясти.
— Вас надо упрятать в сумасшедший дом, — проговорила она. — Чтобы раз и навсегда обезвредить.
Пытаясь высвободиться, Миранда Сэрл рванулась из крепких рук девушки, но зацепилась каблуком за длинную парчовую юбку и, не удержавшись на ногах, осела на пол. В такой недостойной позе вся ее ярость словно испарилась, из глаз хлынули слезы.
— Если б не отняли у меня моего мальчика, — твердила она, — он бы этого не допустил.
Муж помог ей подняться и, поддерживая под локоть, повел к двери. Из коридора до Элспет доносились ее стенания: «Зачем его у меня отняли? Чем я заслужила такое обращение?» — и голос профессора терпеливо утешал, ободрял, успокаивал…
В Оксфорд Элспет вернулась лишь через три месяца. Первый вечер нового триместра она провела с Кеннетом Ормом, специалистом по древнескандинавскому языку, тоже бывшим учеником профессора Сэрла. И ему она решилась поведать всю историю того рокового вечера.
— …На следующий день я ни его, ни ее не видела, — закончила она. — Утром уложила пораньше чемодан и сбежала. Ее я вообще не желаю больше видеть, а он, я уверена, чувствовал бы себя неловко. Возможно, мне даже пришлось пожертвовать его дружбой, чтобы ему же помочь. — «Надеюсь, я сказала это спокойно, — подумала она, — и Кеннет не догадается, что это для меня значит». — А все-таки, что ни говори, кое-какую пользу я, мне думается, принесла. Как она ни была пьяна, а не могла не понять, что есть люди, с которыми ее штучки не пройдут, которые не постесняются дать ей сдачи. Во всяком случае, в эту довольно-таки затхлую атмосферу проникла струя свежего воздуха.
Кеннет Орм поглядел на нее с интересом.
— Такие сквозняки бывают опасны, — сказал он. — Недолго и простудиться, а простуды, знаете ли, иногда кончаются плохо.
— О, Миранде Сэрл это не грозит, — отозвалась Элспет. — Жаль, конечно, но ее ничем не проймешь.
— Я имел в виду не миссис Сэрл, — сказал Кеннет. — Я имел в виду профессора. Он ведь, знаете ли, в этом триместре не сможет работать. Врачи говорят — полное нервное истощение.
Перевод М. Лорие
Сатурналии[12]
— Просто не понимаю, — сказала Руби Манн своей приятельнице Инид. — Казалось бы, веселью давно пора начаться. Эй, вы! — крикнула она двум юным практикантам из больницы св. Варфоломея. — Что вы там бродите, как сонные мухи?
— Даже не похоже на Мендел-Корт. Такая тощища достойна «Вентнора», вот уж где вправду мертвецкая, — ответила Инид. Анемичная, с жилистой шеей, она с детства кочевала из одного семейного отеля в другой. Ей ли было не знать.
Первый час общего бала и в самом деле тянулся весьма нудно: контакт между персоналом и гостями никак не налаживался. Для начала шеф-повар, как всегда, появился в зале под руку с миссис Хайд-Грин, а седовласый капитан, подавая пример молодежи, прошелся в фокстроте с мисс Таррант, администратором. Однако эти освященные традицией выходы почему-то лишь усилили всеобщую скованность: словно на глазах вырастал ледяной классовый барьер, и хотя время от времени кто-нибудь из сугубо общительных хозяев или работников отваживался ступить на промерзшую ничейную землю, порыв студеного ветра тотчас гасил их попытки. Уже сто раз обсудили, что лучше — серпантин, как сегодня, или фонарики, как в прошлом году; уже высказали все вероятные и невероятные предположения относительно квадратуры зала; уже граничило бы с издевательством еще раз пожалеть, что заболела старшая официантка, бывшая душой общества на прошлогоднем празднике. К девяти часам мостиков через пропасть почти не осталось.
Управляющая Стелла Хеннеси выглядела очаровательно — серо-голубое тюлевое платье, мягкие каштановые волосы, круглые удивленные глаза; она порхала по комнате подобно бесконечно трогательной бабочке, «прелестная крошка», как выразился Брюс Тэлфорд-Рич, ну кто бы подумал, что у нее сын кончает среднюю школу. Уж если она не в силах вдохнуть жизнь в это сборище, от других и ждать нечего. А какая молодчина — до кризиса небось иголки в руках не держала, а когда грянул гром, с какой энергией и решимостью взялась за дело! И для отеля Мендел-Корт она самый подходящий человек — насквозь современная, с широкими взглядами. Один старый полковник даже рискнул сказать про нее, что она «дамочка что надо», но потом стало известно, что она была вынуждена поставить беднягу на место. Однако Мендел-Корт безусловно отличался от других отелей в Саут-Кенсингтоне: здесь царил более свободный, веселый дух, не такой затхлый, не такой чопорный. Здесь жило меньше старых сплетниц и старичков, из которых песок сыплется. Здесь играли не только в бридж, но и в покер. Больше половины номеров занимали соломенные вдовцы и вдовушки. У многих из них были интересные занятия: они работали манекенщицами, статистами в кино, даже помогали друзьям заправлять ночными клубами, чем доказывали, как превосходно люди определенного круга справляются, если нужно, с любым делом. Если они и не платили по счетам, то не по причине унизительной бедности, а потому что рассчитывали, что это сойдет им с рук.
И вот, когда вечер не заладился, многие восприняли это как удар по престижу отеля. Всеобщее уныние насторожило даже Клер Тэлфорд-Рич, чье положение «оскорбленной жены» здесь так уважали, что обычно она на любом празднестве могла позволить себе навевать мрачные мысли подобно Кассандре. Сегодня она выглядела ослепительно оскорбленной, а ее темные, глубоко посаженные глаза служили как бы траурным дополнением к беломраморной коже и белому, до полу, шелковому платью, перехваченному плетеным золотым пояском. Брюс, точно назло ей, не отходил от Стеллы Хеннеси, хотя наметанному глазу Клер было ясно, что этот романчик на исходе. Стелла с ее младенческими капризами скоро ему надоест. Правда, Клер уже почти перестала замечать его измены, слишком занятая выработкой найтсбриджской внешности при кенсингтонских средствах, но какая-то ноющая жалость к самой себе заставляла ее хмуро цепляться за их брак. Одно дело — накликать беды среди веселой толпы и совсем другое — затеряться в рядах наемных плакальщиц, так что очень скоро Клер стала вслух возмущаться тем, что вечер не ладится.
— Просто жуть, — заявила она своим звучным контральто, ей удалось взять в библиотеке новинку «Мерзкая плоть», и она вовсю пользовалась новейшим жаргоном аристократии, пока он еще мало кому был известен в почтовом секторе ЮЗ-7, где она обитала.
— Потерпите, — сказала Инид. — Вот уйдут наши старушки спать, тогда… — А через минуту миссис Хайд-Грин и впрямь начала прощаться.
— Жаль мне покидать вас в разгар веселья, — сказала она, и было ясно, что она не шутит, — но сами знаете — «кто рано ложится и рано встает — здоровым, богатым и умным растет». А мне богатство очень даже не помешало бы, — добавила она со вздохом. Скоро она собрала кучку пожилых дам и повела их к себе в гостиную выпить по чашке чая — она жила здесь давно, в трехкомнатном номере, куда перевезла много собственной мебели. В свою свиту она любезно включила и мисс Таррант, администратора, так что в рядах персонала тоже вздохнули свободнее. Только миссис Манн заявила, что посидит еще, посмотрит, как танцует ее дочка.
Уход миссис Хайд-Грин спас положение. Вино полилось рекой, и в четверть одиннадцатого, как отметила Инид, почти все уже были немного на взводе. Глаза Стеллы стали совсем круглыми от наивности, когда она по-детски обиженным голоском пожаловалась Клер:
— Ну что мне делать с вашим ужасным мужем? Говорит такое, что просто уши вянут. Горе в том, миссис Тэлфорд-Рич, что у него чересчур богатый опыт.
Только под влиянием вина могла она так откровенно проявить свою стервозность.
— Полегче, девочка, полегче, — сказал Брюс, но Стелла только захихикала в ответ.
