Джон замолчал и взял со стола папку.

— Там есть все цифры, — надулся Тони.

— Знаю, — сказал Джон, — но какие-то они слишком общие, согласны? «Столько-то человек посетило Галерею пятого августа, столько-то третьего ноября». А что это за люди? Кого мы обслуживаем? Китайцев, продавщиц, фермеров или просто глухонемых? Чтобы эти цифры заговорили, надо их разбить на группы: столько-то иностранцев, столько-то посетителей старше сорока лет, столько-то до двадцати. Тогда мы получим наглядную картину. Подработайте-ка ваши данные в этом направлении, а потом потолкуем.

Тони хотел было объяснить, почему это невозможно, но Джон мановением руки остановил его.

— Нет, нет, у нас времени в обрез, а прежде чем перейти к экспозициям, я хочу поднять еще один вопрос. — Миссис Скраттон поплотнее запахнула твидовый пиджак. — О лекционном зале. На прошлом заседании Совета сэр Луис Криппен упомянул, будто его археологическому обществу было отказано в зале. Что вам об этом известно?

Тони Парнелл замялся.

— Видите ли, — сказал он. — Собственно говоря, лекционным залом ведает миссис Скраттон.

— Разве это не по вашей рекламной части? — спросил Джон.

— Верно, — сказал Тони. — Только… э… миссис Скраттон…

— Понятно, — сухо сказал Джон. — Тогда, может быть, миссис Скраттон просветит меня.

Седую шевелюру заколыхала непроизвольная дрожь, предвещающая, что старческий паралич не за горами.

— Сэр Луис просил зал на вторник, а вторники закреплены за мисс Копли, — сказала миссис Скраттон.

— За мисс Копли?

Миссис Скраттон поняла, что вопрос носит риторический характер, и попыталась осадить Джона.

— Мисс Копли — верный старый друг Галереи, — сказала она. — Уже много лет кряду мисс Копли по вторникам читает у нас лекции школьникам.

— Все это так, — сказал Джон, — и тем не менее я полагаю, что пожелание сэра Луиса надо учитывать в первую очередь.

— Решительно не согласен, — сказал майор Сарсон. — Это было бы в высшей степени несправедливо.

— Вот именно, почему следует оказывать предпочтение сэру Луису? — спросила миссис Скраттон.

— Откровенно говоря, — сказал Джон, — потому что, будь мисс Копли хоть наш старый-престарый друг, сэр Луис — друг влиятельный, а Галерее нужны влиятельные друзья.

И тут перед миссис Скраттон как наяву возник сэр Харолд, этот новый Эразм, последний из гуманистов. И майору Сарсону вспомнилось крепкое рукопожатие старого друга, его мужественный твердый голос. «Сарсон, — говорил он, — эти деньги достались мне не по заслугам. Так пусть они пойдут на поощрение научных заслуг».

У обоих стариков выступили слезы на глазах.

Джон повернулся к Веронике.

— Мисс Клей, вы не слишком загружены, — сказал он, — поэтому возьмите-ка на себя лекционный зал. А в сложных случаях прошу обращаться ко мне.

Миссис Скраттон попыталась возразить.

— И слушать ничего не хочу, — сказал Джон. — Не допущу, чтобы вы забивали себе голову всякой ерундой, для этого мы все вас слишком ценим. Кроме того, если заняться экспозициями по-настоящему, у вас просто-напросто ни на что не останется времени.

Тони Парнелл даже привстал со стула.

— Я всегда считал, что лекционным залом ведает рекламный отдел.

— И я так считал, — сказал Джон, — но вы меня переубедили. Теперь перейдем к экспозициям. Похоже, ни в одной отрасли нашей работы не произошло за последние годы таких коренных изменений, как здесь. Взять хотя бы Филадельфийский отчет и выпуски Канадской ассоциации, — улыбнулся он миссис Скраттон. Она вдруг почувствовала страшную усталость: она держала эти издания в руках, но так и не собралась с силами их прочесть.

— Впрочем, не мне вам о них говорить, — продолжал Джон. Он испустил восторженный вздох. — Поздравляю, сердечно поздравляю. Мало сказать, что ваша экспозиция миниатюр обращает на себя внимание, миниатюры представлены так, что на них просто нельзя не обратить внимания. Я уверен, — миссис Скраттон, что вам так же, как и мне, жаль, что и другие наши коллекции — драгоценности, к примеру, или оружие — представлены не так же любовно. Но вашей вины тут нет. В одиночку вам не справиться — вот в чем дело. То же относится и к научно-исследовательской работе. Я не хочу конфузить майора Сарсона и не стану рассказывать, как ценят майора в ученом мире, — взмахом руки он указал на старика, и тот побагровел, — упомяну лишь о том, что всем нам известно: для Галереи высокая честь иметь в своем штате крупнейшего в мире знатока голландской школы и крупного знатока живописи вообще. Хотя мне, к слову сказать, кажется, что майор не в восторге от современных художников. Мне, как и майору Сарсону, иной раз хочется, чтобы в Галерее была представлена только живопись. Но, к сожалению, это не так. Я сочувствую отношению майора к этим «треклятым», как он выразился в нашей беседе, «чашкам и плошкам», — он покровительственно хохотнул, — но боюсь, что специалист по керамике нас не поймет. Откровенно говоря, — сказал он, повернувшись к майору Сарсону, — стыд и срам отрывать крупного ученого от серьезной работы. Вы спросите меня, как я думаю исправить положение дел? В три раза увеличив штаты, отвечу я. Со следующего месяца к нам начнут прибывать новые сотрудники — среди них будут и студенты, и более опытные работники других галерей и музеев.

Воцарилось молчание. Первой нарушила его миссис Скраттон.

— Совету известны ваши планы?

— Разумеется, — сказал Джон, — и он полностью их одобряет.

— Члены Совета понимают, какие это повлечет за собой расходы? — спросил Тони, единственный практик Галереи.

— В Совете сидят деловые люди, они знают, что без затрат прибыли не получишь. — Джон окинул собравшихся взглядом. — На сегодня, пожалуй, хватит, — сказал он. — Я знаю, что вы будете помогать нашим новым сотрудникам так же охотно, как помогали мне, пойдет ли речь о передаче опыта или — что не исключено — о работе под их началом.

В голосе Джона прозвучала откровенная издевка.

— Следует ли вас понимать так, что мы перейдем в подчинение новым сотрудникам? — спросила миссис Скраттон.

— В тех случаях, когда будут приглашены крупные специалисты, вопрос о старшинстве, возможно, придется пересмотреть, — сказал Джон.

— Вы, надеюсь, понимаете, что в таком случае мы подадим в отставку, — сказал майор Сарсон.

— Это будет большой потерей для Галереи, но неволить вас мы, конечно, не можем. — Джон распахнул дверь и легким поклоном дал понять присутствующим, что они свободны.

— Ну и лихо же ты врешь, — сказала Вероника. — Неужто Совет утвердил это твое новое штатное расписание?

— Вероника, когда ты наконец поймешь, что правда — понятие относительное? — сказал Джон.

Вероника с минуту рассматривала пол.

— Пойду сварю тебе кофе, — сказала она чуть погодя.

— Валяй, — сказал Джон. — От побед меня всегда разбирает жажда. Когда я думаю, что эту троицу ждет несколько неприятных недель — и по заслугам, — у меня душа радуется. Расхлябанность заслуживает наказания.

— М-м, — неопределенно промычала Вероника.

— Это еще что такое? Уж не поймалась ли ты на их душещипательные разговоры о сэре Харолде?

— Вовсе нет, — сказала Вероника. — Я беспокоюсь не об этих недотепах, а о тебе.

— Обо мне? — сказал Джон. — Почему?

— Уж очень ты круто берешь, — сказала Вероника. — Это вредит твоему обаянию, а в нем залог твоего успеха. — И вышла варить кофе.

«Да, Вероника попала в точку», — подумал Джон и решил впредь вести себя поаккуратнее. А вообще-то такие колкости подрывают самоуважение. Вероника, конечно, ему предана, но уж слишком хорошо она его знает, видит, можно сказать, насквозь. Обаяние для успеха штука важная, но самоуважение еще важнее. И он стал намечать дальнейшие перемены в штатном расписании: пожалуй, теперь секретарша без диплома ему уже не годится.

Перевод Л. Беспаловой

Бестактный гость

— Он очень сдал, — сказала Маргарет. — Ужасно постарел, стал какой-то угодливый.