***

Напряжение не отпускало меня вплоть до того момента пока не закрылась переборка вслед за корабельным стюардом, который с недовольной миной торопливо сопроводил меня до каюты, усадил в антиперегрузочное кресло и не дожидаясь справедливо заслуженных чаевых спешно удалился. По моей вине ему теперь предстояло хорошенько попотеть, чтобы успеть занять своё место перед стартом. Стоило мне остаться одному, как невольная улыбка расползлась по моему лицу, и я нервно рассмеялся. В голову пришла внезапная мысль о том, что как бы ни убегала от меня сегодня моя проказница фортуна, я всё-таки догнал её.

Убранство каюты на мой непритязательный взгляд было излишне помпезным. Ещё ночью после того, как отец вручил мне свой неожиданный и щедрый подарок, я внимательно изучил всё что касалось предстоящей поездки и потому знал, что обстановка внутрикорабельных помещений будет далека от привычной. Однако, моя готовность оказалась мнимой. Одно дело представлять себе что-то базируясь на чужих головизионных записях и совсем другое воочию созерцать окружающее тебя причудливое смешение стилей и гармонию красок, ощущать шелковистость натуральных тканей и вдыхать аромат подлинных благовоний, столь контрастирующий с резким и приторным запахом казённого освежителя, до дурноты въевшегося в мои воспоминания об отхожих местах альма-матер. Очевидно, делая мне этот подарок, отец примерял его под себя. Только он с его чувством вкуса смог бы оценить по достоинству труд декораторов и стилистов, создавших интерьеры корабля и воздать должное их мастерству. Мне же это было, увы, недоступно. В моём небогатом лексиконе для описания роскошного убранства, в которое я был погружён и растворён без остатка, имелась только пара-тройка весьма убогих эпитетов, наиболее подходящим из которых можно было с большой натяжкой счесть – «шикарно».

На видном месте в каюте лежала интерактивная, красочно иллюстрированная брошюра. В бессодержательной рекламной манере в ней рассказывалось о конечной цели нашего путешествия. Пролистав её, не нашёл ничего нового для себя. Стало даже как-то обидно, оттого что приобщение к удивительному явлению вселенского масштаба оценивается с позиции зрелищности, а его посещение, цитирую: «потрясающий способ насладиться незабываемым отдыхом в атмосфере исключительного комфорта и захватывающих развлечений, восхититься буйством неистовых сил дикой природы и оказаться на передовом рубеже науки, стать соучастником раскрытия тайн Вселенной, не лишая себя при этом удобств пятизвёздочного отеля. Отдых на Яньян – не только подчеркнёт вашу незаурядность, но и позволит внести личный вклад в развитие мировой науки!» Далее следовала сноска, перейдя по которой каждый желающий мог ознакомиться с условиями договора о частном спонсорстве, возможностях прибыльного инвестирования средств и получении именного сертификата, подтверждающего участие в программе финансирования научных разработок. Вот так Яньян – редчайшая из жемчужин изученной части Галактики, с лёгкой руки автора рекламной брошюры была низложена до уровня ошеломляющего природного шоу, а планета, чья экосистема представляла собой исключительный феномен требующий пристального внимания и трепетного с ним обращения, рассматривалась как источник дохода.

Даже по меркам бескрайней Вселенной Яньян была уникальна. После Земли – колыбели Человечества, единственной формы разумной жизни, она занимала второе место среди чудес света и в том, что она также принадлежала Земной Федерации – была историческая справедливость. С момента открытия, Яньян как магнит притягивала к себе различных специалистов и оставалась местом паломничества: генетиков и биологов, иммунологов и вирусологов… Она не подвергалась массовому терраформированию. Все строения: жилые комплексы и туристические отели, исследовательские станции и научные лаборатории, покоились на сейсмостойких платформах под непроницаемыми куполами, оставляя не тронутой поверхность планеты. Продолжительность туристического сезона на Яньян подчинялась сложным правилам небесной механики. Эти же правила и изменчивое расположение планеты по отношению к каждому из четырёх светил её звёздной системы, создали на Яньян поражающих размеров эволюционный котёл с переменной силой тяжести. В межсезонье планета выглядела непримечательной, ничем не отличимой от множества других. Окружающая её атмосфера не могла спасти от леденящего холода или испепеляющей жары ни животных, ни растения. Вся видимая жизнь на ней замирала, впадала в спячку, прячась в пещеры, закапываясь в берлоги и норы, подчас уходящие вглубь поверхности на несколько сотен метров. С наступлением благодатной поры планета за считаные часы преображалась. Наружу пробивались молодые побеги растений, чьи древние корни тянули соки с невероятных глубин. Сквозь толщу поверхности проклёвывались семена. Разбуженная безумством флоры просыпалась фауна и вскоре вся планета кишела разнообразными формами жизни. Всё что только могло, почковалось, плодилось и плодоносило, питалось или становилось пищей, погибало и паразитировало охваченное лихорадочными процессами роста и размножения, и, конечно же, набиралось сил, запасая впрок жизненные соки, чтобы пережить время невзгод. Но самым парадоксальным и удивительным было вовсе не это. Вся жизнь на Яньян эволюционировала невиданными нигде до этого темпами. От года к году появлялись и исчезали новые виды животных и растений. Крылатые твари становились бескрылыми, бескрылые отращивали жабры и делались двоякодышащими, хищники обогащали свой рацион переключаясь на иные виды пищи и меняли способы охоты, травоядные становились всеядными, паразиты превращались в полезных симбионтов, а самостоятельные животные деградировали в паразитов. Одни виды мельчали, другие превращались в исполинов, микроскопические насекомообразные сосуществовали с наземными медузообразными существами, размерами ничуть не меньше земных динозавров мезозойской эры.

Насколько мне известно, на Яньян действовали на постоянной основе три исследовательских института. Все они представляли интересы крупнейших научных сообществ Федерации, расположенных в Гарварде, Оксфорде и Пекине. Финансируемые частными и зарубежными государственными корпорациями лаборатории находились под неусыпным контролем Бюро Федеральной Безопасности. Все совершаемые ими открытия являлись общим достоянием. О том сколько существовало на планете закрытых ведомственных лабораторий, я не могу даже и предположить.

Туристические маршруты к Яньян обслуживались единственной компанией, целиком монополизировавшей это исключительно прибыльное направление. Учитывая популярность курортов планеты не только среди жителей Федерации, но и других миров, для обеспечения максимального уровня комфорта и поддержания привилегированного статуса планеты были закуплены современные имперские судна класса «Балейна». Неприятное происшествие, чуть напрочь не сломавшее первоначально намеченные планы, лишило меня возможности внешнего осмотра корабля. К моему глубокому сожалению, из открытых источников о судах данного класса я смог почерпнуть только скудные сведения самого общего характера. И хотя судам Империи, впрочем, как и Содружества, Альянса и других вероятных противников, был отведён отдельный двухгодичный курс с обязательной сдачей экзамена, класс «Балейна» в учебной программе удостоился лишь краткого упоминания, а виной тому его исключительная принадлежность к гражданскому флоту. Лайнер, на борту которого мне предстояло провести ближайшие три дня, согласно правилу именования частных судов носил исконно федеральное название «Лейкленд». Прокладывая оптимальный маршрут с учётом его слабых гипердвигателей, можно было проделать всего три прыжка и сэкономить уйму времени, но из почерпнутой ранее информации я знал, что от Танну до Яньян, нами будет совершено восемь гиперпрыжков сплошь через, как гласила реклама – «живописнейшие места Галактики». Даже зная, что на самом деле это не так, я решил не упустить заявленное зрелище и пометил для себя часы посещения специально оборудованной обзорной палубы.