Он был абсолютно прав!

— Да, конечно, — ответила я, сразу вспомнив, как легко Роуз поднимала меня, каким твердым и быстрым был Эдвард.

Действительно, одним движением руки он остановил фургон! А если бы он нечаянно ударил меня? Случайно задел рукой? Наступил на ногу? Просто применил чуть больше силы, чем нужно? Ответ прост: я была бы мертва. Все-таки стоит отдать должное Калленам: как бы там ни было, я их пережила.

— По этой причине, моя леди, я расскажу тебе как можно подробнее то, что пережил я в первые месяцы после обращения. Я приведу примеры и постараюсь найти слова, чтобы наиболее точно описать свои чувства. Я хочу, чтоб ты знала, что тебя ждет, и не наделала ошибок. Получить вечность для раскаяния — это ужасно, — ласково произнес он.

— Конечно, Марк, — с улыбкой ответила я.

Мужчина погладил меня по руке, а потом погрузился в воспоминания без срока давности.

— Когда я понял, кем я стал, не скажу, что я обрадовался, — признался он. — Но и мыслей о самоубийстве и прочей ерунде у меня не было, я как-то даже относительно спокойно воспринял эту новость. Поначалу все мое существо затопила жажда… Я убил много людей, очень много… Это чтобы ты понимала, с кем имеешь дело, — жестко произнес он. Так было честно. Но, отдавая свое сердце Марку, я знала, кому я его отдаю. Знание о том, что он убивал людей, не заставит меня сомневаться в наших чувствах. Тем временем, Марк продолжал говорить. — Тот факт, что я восхищаюсь достижениями человеческой мысли, талантами, вовсе не значит, что я самый добрый вампир на планете. Те же Каллены, скорее всего лучше меня, по крайней мере, они не убивали осознанно, — как на исповеди, он говорил только правду, не пытаясь себя обелить. — Да, сначала я не понимал, что делаю, но потом, когда я немного научился себя контролировать, я мог отказаться от убийств… Мы пытались с Аро, но у нас не получилось. Слишком сложно устоять, практически невозможно, а, знаешь, сознание словно издевается… — он горько усмехнулся. — В самый сложный момент оно вдруг подсовывает тебе самые приятные воспоминания, самые сладкие моменты охоты… Как правило, именно на этом и прекращается внутренняя борьба. Ужасно, но это так. Сейчас я и мог бы сдержаться, ведь мне уже три тысячи лет, но, признаюсь, для меня уже нет смысла делать это. Все метания в прошлом, я уже сделал свой выбор, и он может показаться кому-то жутким и отвратительным, но я вряд ли его поменяю. Я давно подвел итог своим страданиям и попыткам изменить себя, — Марк немного помолчал, а потом продолжил свой рассказ. — После того, как я стал вампиром, я не мог не отметить силу, скорость и неуязвимость. Сначала они обрадовали меня. Мне казалось, что я всемогущ. Я просто задевал дерево при беге, и оно падало, я сносил стены зданий, я мог добежать до какого-нибудь далекого места за считанные минуты. Вампирские способности дарили радость, дарили наслаждение. Это потом я понял, что жить, как раньше не получится. Не выйдет. Я не слишком нуждался в общении, но все же… Многие простые человеческие радости оказались для меня заказаны, — он печально улыбнулся. — Я с горечью обнаружил, что не могу навестить сестру, выйти на площадь и купить понравившуюся вещь, прогуляться вечером, выйти на солнце… Много чего не могу. Этих «не могу» оказалось достаточно для того, чтобы я впал в своеобразную депрессию. В тот период я не мог понять, для чего вообще нужен вампиризм, если он отнимает так много всего? Я не мог принять вечность, ограниченную рамками… Я страдал. Но депрессия длилась недолго. Хоть я и не был рад тому, что произошло со мной, я разумно рассудил, что вечная жизнь явно лучше ранней смерти. Я никогда не был глупцом и быстро понял, что обращение необратимо, уж прости за каламбур, и вся моя вечность зависит от того, приму ли я эти изменения, чтобы быть счастливым, или отвергну и буду вечно страдать? Я выбрал первое, — последнюю фразу Марк произнес с улыбкой. — Я думаю, такой период наступает в жизни каждого вампира. Это трудно. Но к этому нужно быть готовой, нужно смириться, даже если пожалеешь об обращении спустя полгода после него. Нужно найти радость для себя, смысл вечности. Это, как мне кажется, самое главное, — пояснил мужчина.

— И каков же он? — спросила я.

— Для каждого свой… — ответил Марк. — Аро не мыслит жизни без власти, например. А ты, быть может, займешься разведением цветов, — он неопределенно пожал плечами. — Все хорошо, что даст цель, привяжет к этому миру. И есть одна универсальная вещь… Любовь. Когда найдешь свою судьбу, она и станет твоим главным смыслом. И больше уже не нужно ничего… — прошептал он и улыбнулся.

Я улыбнулась в ответ, искренне веря в то, что я свой смысл уже нашла.

***

Делаю снимок, еще. И еще сотню. Почти все они удались. Мы были правы, это отличный предобращенческий подарок! Фотографии останутся Белле на память о простой человеческой жизни.

Задумчиво смотрю на нее… Как она смирно сидит или кружится в разных платьях, или принимает интересные позы, или просто искренне смеется во весь голос над нашими шутками… И не могу поверить. Не верю! Та Белла Свон, которую я знаю, не может быть такой!

Года три назад я увидел ее впервые. Замкнутая, плюнувшая на себя и свою внешность, необщительная, с огромным букетом комплексов… Как она стала такой, какая есть сейчас? Откуда все это взялось?

Явно не в тот день, когда Эдвард сообщил ей о своей любви. Нет, к нам домой она приходила все той же.

Так когда же она изменилась? В какой самый момент? Я долго думал и пришел к выводу, что это произошло после комы. Именно тогда, прилетев к ним с Розали, я вдруг увидел в душе Беллы, в ее эмоциях что-то новое. Что-то крепкое, сильное, стержневое. Нельзя сказать, что до этого девчонка позволяла вытирать об себя ноги, вовсе нет. Но теперь же в ней появилось желание жить, и жить хорошо, несмотря ни на что. Наверное, именно это и спасло ее, вытянуло из болота реабилитации.

А там… Дальше — больше. Переезд в Вольтерру, неожиданная для нас всех адекватная семья правителей, нормальные взаимоотношения, любовь Марка… Столько всего, так много нового и невероятного, что я ни за что не поверил бы сам. Но теперь, спустя время, понимаю, что именно все это в совокупности и изменило Беллу. Придало ей сил, уверенности, подарило осознание собственной ценности.

Но ведь изменилась не только она. Мы с Роуз изменились тоже.

Когда просто живешь, как-то не замечаешь всех этих метаморфозов, но, однажды, стоит только задуматься, вспомнить свое прошлое, свое отношение к тем или иным вещам, событиям, даже прошлого себя, и ты вдруг понимаешь, что изменился. Ты уже не тот человек, что был год назад, когда улетал от Калленов, оставив одну записку. Ты не тот, кто с опаской воспринимал Вольтури, осознавая, что никуда тебе от них не деться, но, помимо себя, ты должен спасти Розали и Беллу, потому что ответственность за них теперь на тебе. Ты не тот, кто не смог найти своего места и своей любви уже в который раз. Потому что теперь она есть, она рядом… И ты больше не смотришь на величественный замок Вольтури как на что-то устрашающее и властное, теперь ты воспринимаешь его как свой дом. Ты воспринимаешь правителей как мудрых и властных мужчин, и понимаешь, что в их действиях зачастую больше пользы, чем кажется…

И, что самое главное, теперь ты с ней, с той, которую искал, кажется, всю вечность. Теперь она составляет твоей счастье, и ничего больше тебе не нужно. У тебя есть самая прекрасная женщина во всем мире — Афинодора.

И как же ты счастлив от осознания, что, наконец, твои долгие поиски окончились успехом, ты нашел ее, свою вечную любовь, и она ответила тем же…

Время метаний, поисков и сомнений окончилось для тебя навсегда. Теперь ты точно знаешь, где твой дом, рядом с кем твое место. Теперь ты нашел себя.

***

— Розали!

Я срываюсь с места и бегу к сестре, по которой уже так соскучилась, словно не виделись лет десять. А, может, во всем виноват мой предобращенческий напряженный график. Один день идет за три.