– Дальше пойду один, – твердо заявил Текудер. – Это моя дорога.

– Разумеется. Но в храм войдем вместе. Я давно не посещал шусинские храмы-отражения, а Аль-Тарук вообще не видел их никогда. Он ведь из Бахара, там совсем иные традиции поклонения Судьбе и Смерти. Нам туда, – он бодро ткнул пальцем в пол и, подобрав свою котомку, заторопился к лестнице, ведущей в галерею.

У ее основания скрывался люк. Текудер легко рванул его за кольцо, хотя толщина крышки внушала почтение. Лестница змеей устремлялась вниз, повторяя очертания галереи верхнего зала. Спускались недолго, пару пролетов, и оказались в зеркальной копии храма Судьбы.

Этот храмовый зал будто парил над мраком бездны. Стены были подсвечены синим, отчего спирали и печати казались чернильно-черными. В центре зала висел оскалившийся хрустальный череп, под ним – водоем, а в чаше с огнем распускался цветок бело-голубого пламени. На низких столах с причудливо изогнутыми ножками ощерили хищные лезвия обсидиановые ножи, бликовало прозрачное стекло сосудов для сбора крови, топорщили перья ритуальные маски и бубны, посверкивали чеканными узорами колокольчики, кубки и колотушки. Гроздья синих и белых фонариков ограждения галереи сопровождали спираль лестницы вниз, во тьму. Здесь должно было быть холодно и жутко… но почему-то не было.

Как-то обыденно, не «из ниоткуда», к нам поднялся по лестнице молодой мужчина в простом балахоне с белой повязкой исповедника на лбу. Он был чисто выбрит, подтянут и больше напоминал царедворца, вздумавшего развлечься религиозными играми. Лишь чуть ввалившиеся щеки и пересохшие губы свидетельствовали о том, что слова «пост» и «аскеза» для него не пустой звук.

– Госпожа Смерть приветствует детей Судьбы, – прошелестел он еле слышно, только белки глаз сверкнули в полутьме. – Вы смогли разбудить оракула... это бесценно! – Мы молча поклонились. – Но что вам нужно от моей Госпожи? Ты... – он заглянул мне в глаза и, как показалось, перелистнул пару страниц летописи моей жизни, – еще не свободен, но уже и не связан. Иди своим путем, мальчик, тебе здесь не место. Ты... – он бросил беглый взгляд на наставника, – опять пришел насмешничать и нарушать покой? И почему тебе Госпожа все прощает, охальник?

– Любит, – Учитель Доо добродушно ухмыльнулся. – Она знает, что и я обожаю ее до полусмерти.

– Да уж... – незло проворчал служитель. – Истинное проявление любви: обходить тебя стороной. А что касается тебя... – он пристально вгляделся в лицо Текудера, – герой... убийца... беглец... Ты, как и твой наставник, ускользнул от ее власти. Разве не знаешь, что стал бессмертным?

– Знаю, – обреченно ответил тот.

– Госпожа не сможет тебе помочь.

Надежда, горевшая в глазах Текудера, погасла, на лицо легла тень обреченности.

– Стой! Держись, Текудер! – я кинулся к воину, обхватил за плечи, понимая, что потеряв надежду, демона он уже не сможет удержать. И мы не удержим, он уже начал изменяться. – Как Вы могли! – выплеснул в лицо служителю свое отчаяние.

И вновь со щелчком раскрылся цветок пламени в чаше, затрещали под моими руками кости, раздувая в размерах первого ученика Учителя Доо, удар шипастого локтя отбросил в сторону, будто медведь стряхнул с холки щенка. Я упал и больно ударился о твердый камень пола, даже не успев сгруппироваться.

– Убью!!! – проревел окончательно воплотившийся демон, захвативший наконец-то тело героя и перекроивший его в привычную форму. Осуществил, гад, свою мечту! – Вс-сех уничтожу!!!

Я, конечно, смотрел снизу вверх, но только сейчас оценил, насколько был огромен синьор де Норона. Выше Балькастро. Шире в плечах, чем Иниго и Сорбелло, в свое время потрясшие меня своей мощью. В сполохах синего пламени его броня отливала вороненой сталью, а кончики рогов, закрученных в тугую, как у барана, спираль были необычайно остры. Громадная лапа с загнутыми когтями уже тянулась к обсидиановым ножам, раздраженно бьющий о камень пола хвост в щепки расколол столик с ритуальными сосудами. Обломки рухнули в чашу бассейна, окатив ледяной водой. Спасибо, исцелило от внутренней дрожи. Я вскочил. Учитель Доо замешкался, словно не решаясь вступить в схватку с одоспешенным рыцарем изнанки... Вперед выступил исповедник. На лице его играла улыбка человека, предвкушающего изысканное удовольствие. Он широко размахнулся посохом и от души залепил сапфиром навершия прямо промеж демонических глаз.

Тот, кто вызывал чувство страха и безнадежности, чьи клыки, казалось, вот-вот вспорют беззащитные шеи мягкотелых людишек, а острые когти растерзают их плоть, плюхнулся на задницу с видом нашкодившего котенка. У Хранителя Сию научился, что ли?

– А вот именно ты, голубчик, и был нам нужен, – констатировал священник. – Тебя я и вызывал. Моя Госпожа давно не играла с такими, как ты. Жаждешь Смерти? – усмиренный де Норона молча мотнул отяжелевшей головой. – Ты познаешь Ее, если Она будет милостива к тебе. В три храма нужно войти, преодолеть три испытания. Только пройдя дорогами смерти, сможешь понять, что такое жизнь. Можешь уйти навсегда, а можешь родиться вновь – выбор всегда за тобой. Ступай вниз по лестнице.

Я слышал легенды о храмах Судьбы, соединенных тайными путями в единую сеть. Если храмы Смерти зеркально отражают в подземье то, что видят глаза на земле, то и у них должна быть своя сеть ходов, проложенных глубоко в толще скал. Бр-р-р, не хотел бы я вслепую ползать по этим дорогам… Но как же силен священник! Я даже предположить не мог, что скромные служители Смерти, отпевающие покойников, освящающие подозрительные подвалы, пожарища и места катастроф, изгоняющие привидений и шкодливых домашних духов из кухонных горшков, являются носителями такой мощи. Вот и демон явно опасается этого человека намного более предполагаемого странствия. Войдет ли в ходы? Примет ли вызов? Примет. Как принял бы его Текудер.

Скрежеща нестрижеными когтями по камню пола, де Норона решительно двинулся к лестнице. Но перед тем, как сойти во мрак нижних этажей, задержался.

– Я пос-стараюсь стать Текудером, – проворчал он. – Буду с-скучать по вам.

– Не сомневаюсь, – насмешливо отозвался наставник. – Ведь, в отличие от тебя, он вернется живым при любом исходе.

– А тебе, не щ-щенок и не мальчиш-ш-ка, уч-ченик Уч-чителя Доо Аль-Тарук Бахаяли, дарю мой теш-шань. На удач-чу!

У меня не нашлось ответных слов, просто благодарно поклонился вороненой спине.

– Ну вот, – оглядел разгромленный зал. Было почему-то грустно, – опрокинули столы, разбили посуду и нагадили в бассейн…

– Вечеринка удалась! – молодецки подкрутил ус Учитель Доо и подмигнул служителю. – Вот за это и любит меня твоя Госпожа.

Надо признать, для Смерти здесь свили уютное гнездышко. Надеюсь, его быстро приведут в порядок… да уж, приведут. Слуг здесь что-то не видно. Исповедник прислонил свой замечательный посох к борту бассейна и сам собирал с пола острые осколки стеклянных сосудов. Мы с наставником присоединились к нему – почему бы не помочь?

– Ваш демон не трус, – с чего это он «наш»? Но священник не заметил моего возмущенного взгляда, поскольку сокрушенно вздыхал над промокшим бубном. – Не каждый рискнет спуститься во мрак неизвестности, ничего не зная о своей участи и об испытаниях, которые поджидают во тьме.

– Расскажите нам о них, – попросил Учитель Доо.

– Для каждого они свои. Кто-то должен покарать, кто-то – пожалеть. Кто-то должен дать пощечину, кто-то – стерпеть ее. Кто-то должен убить, кто-то – удержать себя от убийства. Ни один из тех, кто ходил дорогами смерти, не поднялся по храмовым лестницам прежним, таким, каким спустился. Ведь в чем сила нашей Госпожи? – он оставил бубен в покое и наконец-то повернулся к нам. – Смерть, рождение – суть колебания маятника Великого Предела. Души уходят к корням Неба и Земли, чтобы вернуться обновленными. Текудер выпал из цикла рождений-смертей-рождений, но демон – нет. Его смертную душу, чужую для нашего мира, не примет бессмертное тело, обладающее, к тому же, собственным «Я». Там, в темноте, наедине с самим собой, он сам себя должен принять Текудером, слиться с ним в единое целое... И тогда мы станем свидетелями рождения нового существа, наделенного силой двух миров. Если же нет – чужая душа погибнет от тоски, непонимания и неверных решений. Ей здесь нет места. И тогда к нам вернется прежний герой, ослабленный, но живой.