Я снова пожал плечами и ушел в спальню, чтобы, наконец, подкатиться под теплый бочок Сию. Учитель Доо остался сидеть на подушках, устало вглядываясь в тусклое пламя светильника.
Проснулся внезапно и очень рано. Настроение было паршивым: снова снился уже надоевший сон про валуны. Сию сладко дрых, посвистывая носом, из спальни Учителя доносился раскатистый храп. Вышел пройтись по саду, но птицы в клетках молча дремали, павлины не бродили, покачивая веерами хвостов, по сырой от росы траве. Края широких штанин намокли и холодили босые ноги, пришлось вернуться на засыпанную гравием дорожку. Она привела к той части сада, которая была ближе всего к реке. Из беседки с крышей-куполом и резными столбиками ограждения открывался величественный вид на рассветные багровые воды Манитулоо. Я замер, вглядываясь в даль. Противоположная сторона терялась в утреннем тумане, хотя в Хариндаре Мать рек еще не достигла той ширины, что воспета в легендах. По преданию там, где она впадала в океан, другой берег ее нельзя было увидеть даже обладая зорким оком орла.
Странное место юг нашей империи. За века память о древнем царстве стерлась, но следы былого величия были заметны глазу стороннего наблюдателя. Развалины храмов неведомых богов среди буйной зелени, полустершиеся изображения битв с давно исчезнувшими племенами и народами на стенах нынешних амбаров и складов, дряхлые старики, дребезжащими голосами поющие песни о покинутых городах, поглощенных джунглями... Уклад и ритм жизни, журчащий говор, внешность и одежда местных жителей отличались еле уловимой чуждостью во всем. Южане обладали бревнообразными телами с коротковатыми конечностями. Зажиточные люди разъедались до невиданной, особенно по сравнению с иссохшими как мумии нищими, толщины, что считалось хорошим тоном. Я даже в мыслях давно уже не называл коренастого Учителя Доо «толстяком», насмотревшись на колыхающиеся жиром бока местных икон стиля. Причудливо завитые иссиня-черные волосы и бороды, капризные пухлые губы, длинные ресницы и густые брови... южная красота такая яркая, но такая утомительная для глаз. Аффектированные жесты, богато модулированные интонации, громкие голоса... казалось, жители Танджевура ежемоментно сдают экзамен по актерскому мастерству. Все, от бедного крестьянина до знатного землевладельца (кого только ни встретишь на постоялых дворах), обожали петь, рассказывать сказки и поучительные истории, играть на музыкальных инструментах. В наших странствиях я полюбил щемяще-нежный, с легкой усталой хрипотцой, чуть приглушенной резонатором из сушеной тыквы, голос серпентанги. Эту незатейливую дудочку заклинателей змей мне подарили бродячие торговцы за к месту рассказанный анекдот. На привалах у зажженного костра с удовольствием терзал слух Учителя Доо и навлекал на себя неодобрение окрестных обезьян, швыряющих в спину банановую кожуру... Право же, ночевки под открытым небом у дороги мне были милей, чем этот удобный дом, где каждое слово, каждый жест имели двойное, а то и тройное значение. Я перегнулся через ограждение, собираясь плюнуть вниз.
– Не шевелись... замри! – в утренней тишине голос хозяина дома звучал сердито. Надо же, я даже не услышал, как он подошел. – Нет-нет, пожалуйста, уважаемый гость, встань так, как стоял раньше. Да, облокотись на перила и любуйся дальше Матерью рек.
Невоспитанный какой-то человек. Почему он считает себя вправе распоряжаться мною?
– Стой так, пожалуйста, и не двигайся, а я расскажу о чем-нибудь, чтобы не было скучно. Что могло бы заинтересовать достойного юного господина? Я видел у тебя на поясе ритуальный шнур с символами старых богов. Похвально, что ты чтишь историю нашей земли, но образованные люди юга стремятся познать закон Вечносущего Неба, воплощенный в колесе виджраты. Ведь что есть Вечносущее Небо? Оно там, выше неба земного... – слушая его рассуждения, я поднял глаза к небу. – Да-да, так даже лучше – смотри, какие чудные облака... хорошо поднят подбородок... – У меня отлегло от сердца. Нет, Шандис Васа Куккья не был сумасшедшим маньяком или любителем мальчиков. Я и сам так тиранил сестер, когда писал их портреты. – Отблески Вечносущего Неба мы видим в ночи и когда закрываем глаза, навечно их закрываем. Чистые души стремятся к нему, летят в бесконечность, но тело и сила страстей вновь тянет к земле. И мы возрождаемся вновь, в крови и во прахе животном. Как черви желаньем живем. Едим или пьем, рыдаем, поем, сгораем от страсти к красоткам, поносим врагов или любим друзей – все это крючки, которые в душу вонзает земля. И так век за веком, и так раз за разом, мы снова и снова в мир полный страданий и горя нисходим. А чистая часть наших душ по-прежнему рвется на волю, в простор Вечносущего Неба, которое ждет. Кровавые древние боги навечно нас здесь приковали, желая из праха и духа построить свой храм на костях. И лишь Вечносущее Небо дарует освобожденье от тяготы дольнего мира, лишений его и обид... Готово. Благодарю от всего сердца.
Буквально в паре шагов от беседки господин Шандис Васа умело заканчивал рисунок. Несколько завершающих штрихов – и он протянул свернутый лист мальчишке, держащему коробку с какими-то инструментами:
– Беги в мастерскую и скажи Кандилу-баба, что я скоро подойду, – хозяин дома проводил глазами улепетывающего слугу и коротко поклонился в мою сторону. – Не мог найти натуру для прекрасного Митхуна, чтобы он был нетривиален, а тут ты, в таком романтичном образе...
– Благодарю, – я поклонился в ответ. – Это честь для меня. Я ценю искусство и сам немного рисую, поэтому прекрасно понимаю Ваш порыв.
– Искусство? Но ты не Куккья, не тот тип лица и сложения. Ты больше напоминаешь коренного шусинца, смягченного хорошим воспитанием... – Я виновато улыбнулся и развел руками. – Если все сложится удачно, то вскоре будет закончен триптих по «Легенде о Великой Реке». У тебя будет возможность оценить то, для чего послужил натурой.
Он еще раз кивнул и удалился в направлении хозяйственного дворика, где, по всей видимости, располагались мастерские.
Несколько дней я Учителя Доо почти не видел. Лишь иногда замечал его издалека, погруженным в беседы с хозяином. Наверное, такое отдаление было необходимо нам обоим, чтобы отдохнуть друг от друга. Ко мне был приставлен пожилой слуга, знакомящий с обстановкой, приносящий еду в пустую общую гостиную и деликатно обучающий принятым в доме порядкам. На светящиеся грязно-зеленым следы ног существ изнанки, затоптавшие брусчатку у окна моей комнаты, уже не обращал особого внимания: неумелые соглядатаи дефенсора Фьеско, старшего дежурного по Южному округу, сопровождали нас с момента пересечения границы с Танджевуром. Время от времени повара на постоялых дворах наказывали кухонных мальчишек за воровство сладостей и прочих лакомств, а я был уверен, что побои не всегда доставались виновным.
Мне было дано позволение на посещение библиотеки, и я часами разглядывал старинные фолианты, украшенные чудными иллюстрациями. Как отличались эти книги от библиотеки моего отца! Здесь были собраны, наверное, все сказания и поэмы о счастливой и несчастной любви, сочиненные в Зебанаваре и Танджевуре. В Бахаре эти вопросы, помнится, интересовали лишь алхимика Мунха, семейные же собрания Иса ломились от полезных справочников, ученых рассуждений и исторических трудов. Одной из первых была прочитана та самая «Легенда о Великой Реке». Сюжет был вполне ожидаем для произведений подобного жанра. Прекрасный юноша Митхун жил на берегу реки и каждый день смотрелся в ее воды. Дух реки влюбился в него, воплотился в деву и добился взаимности. Но коротким было их счастье – долг перед семьей заставил юношу отказаться от любви ради брака с достойной невестой. Оскорбленная дева покинула того, кто предал ее чувства. Юноша искал любимую, заглядывал в воды, но они отторгали его, не отражали облика обманщика. Он потерял себя. В тоске и отчаянии взмолился о прощении, но не получил его. После свадебного пира, исполнив долг перед семьей, страдалец бросился в стремительный поток. Дух вынес его на берег волшебной страны, простил и даровал вечность, полную безмятежности. В общем, все банально, но... Я с удовольствием погружался в мир грез, словесных кружев и чеканных слогов, томясь желаниями.
