Итак, последняя декада нашей совхозной жизни. Работа на КСП, от "бригады Калёнова" одни воспоминания. Нас раскидали среди неоргаников, я работал в паре то с Юркой Черновым, то с Саней Абрамовым, а чаще всего с Андреем Маховым. Меня поразила и навсегда легла на душу его яростная ненависть к картошке, именно к картофельным клубням, как таковым.

Мы не первый день затаривали мешки у лотка, и всегда повторялось одно и то же. Мало помалу, какая-нибудь картофелинка проскакивала мимо мешка, и постепенно у ног скапливалось ведро-другое россыпью. В паузы, разумеется, эту картошку следовало собрать. И стоило мне этим заняться, минут через пять за спиной раздавалось: "Отойди. Техника пришла на поля!". Махов принимался сгребать картошку совковой лопатой и было видно, что он испытывал почти физическое удовольствие, когда эта лопата резала или кромсала клубни. Разумеется, вся собранная таким образом картошка шла в мешок, на машину и дальше. Впрочем, никто уже не обращал на это внимание.

Во всем чувствовалось, что наша эпопея близится к завершению. Было проведено два собрания. Одно комсомольское выборное, на котором народ дружно отказался голосовать за кандидата в бюро - отличника Мишу Лиознова. Проводивший собрание Саша Ковалев только хлопал глазами, девчонки вопили: "Пусть он сначала приедет сюда, в картошке поковыряется". Второе - наградное.

Вручали грамоты, аплодировали. И в самом конце: "Бригад, в общем-то у нас нет, но мы здесь посоветовались...". Короче, грамота бригаде Калёнова, одна проблема, что нет Калёнова.

Мы сказали - вручите комиссару. Коша протянул руку, но Фильшин отдернул грамоту и замахал руками. Володька часто со своим языком с ним цапался. Шагнул было я, но тут уже цыкнул Кронов, которого я оконфузил с яблоками. Грамоту вручили Женьке Якоби.

Вкратце поясню про яблоки. Главным специалистом по ним был силач Юрка Бадаев. С самого начала, раза два он по вечерам тихо появлялся с сумочкой, обходил всех и вручал по два-три яблочка. Мы не отказывались, и вопросов не задавали. Потом такая традиция угасла, и как-то Коша беспардонно попенял: "Что-то Юрец давно никого не угощал". Юрка сказал, что хватит ему отдуваться за всех, пусть кто-нибудь составит ему компанию. Вызвался я.

Но сумочки у меня не было. Не долго думая, я прихватил один из мешков, из расчета, сколько войдет, столько войдет. Чистые мешки лежали у нас стопочкой в углу комнаты, на всякий случай натасканные с сортировки.

Юрка уверенно вывел меня на яблочное место к роскошной Антоновке. Я сразу приступил к наполнению своей тары, а Юрец сказал, что пока побегает вокруг, за другими сортами. Когда он вернулся с обвисшей сумкой, мой мешок оказался уже полным. И немудрено, яблок было полно, и все спелые и крупные. Пошли назад, Юрка помахивал сумкой, я взвалил мешок на спину. Понятное дело, отсыпать лишнее было глупо. Подошли к входным дверям.

Юрец заглянул и нырнул в темноту. Что-то ему не понравилось. Но мне было уже всё равно, хотелось побыстрее избавиться от тяжелого мешка и передохнуть. Опять же съесть и яблочка, я, пока их набирал, еще ни одного не попробовал.

Стуча подошвами кирзовых сапог, я вошел в коридор. Чуть в стороне тихо разговаривала группа ребят и девчат, а среди них и Кронов в своей олимпийке. Мне еще показалось, что вид у Павла Николаевича несколько ошарашенный. Но хотелось скорей дойти до комнаты. Там в углу я и сгрузил свою добычу, а Юрка Бадаев появился заметно позже.

Несколько дней мы объедались яблоками, в комнате стоял неповторимый аромат спелых сочных плодов.

Что мне потом рассказал Ковалев... Сразу после нашего с Бадаевым ухода (так уж совпало), всех собрали на беседу. Майор Захаров говорил, что надо вести себя прилично, а то некоторые позволяют себе разные вольности, например, лазят за яблоками. Кронов мягко вступался, говорил, что, если сначала такое и бывало, а теперь уже нет. Потом Захаров ушел, а Кронов остался, чтобы уже от себя воззвать к сознательности. Основная масса студентов разошлась по своим комнатам, некоторые продолжали мирно беседовать с Пал-Николаичем на ту же тему. Как уж сообразил Бадаев, что не надо было входить, не знаю! А я вот не сообразил...

Впрочем, еще дважды мы возобновляли наш заветный мешок с запасом яблок. Правда, заносили уже с оглядкой, чтобы не допустить новой нелепости.

День отъезда запомнился дурацкой стычкой. Шла сдача комнат, постелей, прочего инвентаря. Всякое разное имущество вытаскивалось, грузилось на машины. В конце концов наш барак очистился полностью, в нашей пустой комнате валялись только рюкзаки. До назначенного часа отбытия оставалось минут сорок. Вдруг к нам в комнату заглянули Кронов и Иванов. Они звали нас на подмогу второму бараку, который затянул с погрузкой. Мы "из принципа" уперлись.

Через несколько минут Кронов зашел еще раз, с тем же результатом. После его ухода дверь защелкнули на гвоздик. Снаружи кто-то подергался, всё затихло. Мы переглядывались и тревожно прислушивались. Вот раздался голос майора Захарова: "Почему не идут? Да не может быть". Дверь слегка дернулась. Все собрались с духом, чтобы не сробеть.

Гвоздь слетел с жалобным звоном, и майор вошел. Вернее даже не вошел, а остался в дверях, заступив в комнату только одним сапогом. Захаров казался совершено равнодушным, не сверкал глазами, не раздувал ноздри. Он сказал:

- Завтра будем разговаривать в кабинете у ректора. Захватите свои студенческие билеты... Кто не понял? Сейчас же ступайте грузить.

Повернулся и вышел. Женька Роговой сказал с кривой усмешкой:

- Если хорошо попросят, почему не сделать.

И все потянулись цепочкой по коридору и на улицу. "Дерьмо вы, ребята", - сказал Кронов, стоя недалеко от нашей двери. Не знаю как у других, у меня эта фраза оставила вечный холодок, который всегда ощущался, когда бы мне в будущих временах не приходилось пересекаться с Павлом Николаевичем.

В самом начале я писал, что в первый раз в своей студенческой жизни мы отправлялись куда-то все вместе целым потоком. И даже двумя потоками. Оказалось, что это иллюзия. Не способствовала картошка ни контактам, ни общению. Более того, с девчатами из своей же группы, жившими в другом бараке, мы виделись издалека, а заглянули в их комнату на огонек лишь однажды, и то мимоходом. Правда, и встречены были соответственно. Меня, например, Рая Зубцова просто и без прикрас назвала дураком. Что уж говорить про другие группы или другие мероприятия? Попробовали, было, посетить компанией кино в местном клубе (шли разговоры, что пустят бесплатно), так вытолкали в шею.

Нет. Тесный мирок отдельной комнаты, отдельной "бригады". Днем поле или КСП, вечером домино. Либо сон с утра до обеда, и работа до вечера.

В общем, всё как всегда, и так дальше, дальше - до самого диплома.

Раздел 6. Синенький скромный дипломчик

Все пять лет, пока я учился в МИХМе, мои знакомые и полузнакомые интересовались - а какая же всё-таки у меня специальность. Отвечать было тяжело, поскольку ответ ожидался в одно слово, но не помещался даже и в два-три. А моя мама, когда ее однажды спросили, на кого учится ее сын, помолчав раздумчиво, брякнула - "на котельщика".

И такое смутное представление тоже было неспроста, оно коренилось на вполне осязаемых причинах.

Когда мы начинали учёбу, наша учебная группа относилась к Органическому факультету. Точнее, он назывался "Механический факультет органических производств". К пятому курсу механические специальности Органического и Неорганического факультетов объединили. Факультет стал просто Механическим. Похожим манером изменилась надпись и на профилирующей кафедре. Правда, тут не производилось никакой реорганизации. Просто Дмитрий Дмитриевич Зыков передал заведование кафедрой Виктору Павловичу Майкову.