— Павлик, как ты смотришь на перспективу провести Рождественские каникулы в усадьбе? И ты, мама?

— Ну-у-у, — протянули те без особой радости.

— Я собираюсь подарить на Новый год Платонычу снегоход. Ты бы мог покататься. И ты, мама, посмотришь на новый Иришкин флигель. Она с Сергеем… Впрочем, новостей и перемен к Новому году ожидается много! Радостных! И этими переменами мы обязаны, главным образом, бабуле Марие и дяде Георгию. И ты, мама, пожалуйста, перебори…

— Да, доченька, да. Я уже давно хочу… — перебила дочь Юлия и сама тоже не нашла нужного слова.

— А я рад и с удовольствием поеду, — обрадованно сказал Павлуша и ушел, беззаботно забросив рюкзачок на широкое плечо.

— 39-

Наступил декабрь, и первый день зимы морозным влажным ветром с реки разрисовал стекла в окнах усадьбы.

— Смотри, Андрей, какие чудесные узоры! — восхищенно сказала Верочка. — И утро волшебное. Я люблю зимой бывать в усадьбе. Питерская зима в городе слякотная. А здесь хороша! Здóрова!

— На Урале зима еще красивей, — как-то грустно заметил мужчина.

— Скучаешь?

— Да, нет, не особенно, — он что-то не договаривал.

Но когда подошел к окну, оживился.

— Лилии… Узоры на окнах — хрустальные лилии!

— Прекрасно! Древние греки считали лилию символом надежды, — Вера Яновна стояла у зеркала и, замерев, что-то увидела в нем.

— Я…увидела себя в платье… с расшитыми белыми лилиями на рукавах и подоле. Я… скоро сошью себе такое. Будет повод!

— Да, скоро Новый год, — рассеянно проговорил Андрей Петрович.

— Раньше будет повод. Завтра на несколько дней уедем в Питер. Я приготовила отчеты по работе. Нужно сдать. И взять кое-какие книги.

— Завидую тебе. Работаешь. И отчеты готовы, и книгу пишешь интересную.

— Ты ведь не должен скучать: много читаешь, многое мне рассказываешь очень полезного для книги, — Вера тревожно взглянула в глаза Андрея.

— Мало, мало работы.

— Глупости! Твои заключения после изучения «Славяно-Арийских Вед» для моей книги — интереснейшие! Особенно твоя интерпретация символов. Ты стал специалистом по знакам! Я вышила на наших рубашках «духовную и душевную свастику» — символ исцеления. Ведь помогает! На своем поясе я вышила «зайчика» и «велесовика» — защитные обереги, особенно для беременных. И это не мешает моей протестантской душе, самостоятельно борющейся за спасение.

— Ты-то «прогрызаешься» в самую глубь, суть Герметического кабинета: твоим познаниям о Гермесе Трисмегисте, об Изумрудной Скрижали позавидует любой. Мне же достается «диванная» часть работы.

— И правильно! Тебе ли объяснять, что свободное время и диван — необходимейшая «технологическая» часть творческой работы! Ты читаешь Блейка, рассуждаешь о его картинах, «перелопачиваешь» Гегеля, анализируешь Джойса и Рембó — это труднейшее междисциплинарное исследование. А на изучение всей сложной системы герметической философии, куда вошли алхимия, астральная магия, каббала, эллинская философия, восточные религии и мистериальные культы нужны годы.

Когда время приблизилось к обеденному, Вера и Андрей услышали звуки рояля, доносившиеся снизу, из столовой. Спустившись и войдя в столовую, они застали следующую картину: за роялем сидела Мария Родиславовна, нарядно одетая и играла любимого Шопена; возле окна стояли Ирина и Сергей, пришедшие чуть раньше и уже накрывшие стол.

— Вера, смотри! — радостно сказала девушка.

На окнах выкристаллизовывался, чарующе следуя аккордам рояля необычный узор.

— Это Знак Валькирии — древний оберег, охраняющий Благородство, Честь и Род, — сказал Андрей Петрович.

— Вот именно! Вот именно, дети мои! — пани Мария перестала играть, села к столу. Сели и остальные.

— Я имею Честь сообщить вам всем радостную новость. Час назад мне позвонил мэр и в очень извинительных тонах сказал, что не имел времени ознакомиться с нашими бумагами раньше. А также сообщил, что завтра же в усадьбу из мэрии приедет нарочный с необходимыми документами по сделке, то есть по передаче в нашу собственность нашей же усадьбы. Приедет и нотариус и представитель банка, которому нужно передать деньги. Очень был любезен, очень.

— И сколько просит? — спросила Вера.

— Говорит: 90 миллионов, мол, меньше нельзя, аудит будет проверять, — хмуро проговорила бабуля.

— Да что ты? Это ведь отличная цена! У нас еще остается 80 миллионов! — радостно воскликнула Иришка.

— Да, цена чудненькая, — благодушно подтвердила Вера Яновна и выражение ее лица от глубокого удовлетворения быстро поменялось на деловую решительность.

— Поедем с Андреем в Питер не завтра, а послезавтра. Быстренько сдам в институт отчет и начнем искать строителей. Деньги должны без промедления заработать: строить два корпуса для наших Центров. Прикинуть сколько оставить на зарплату медперсоналу, на оборудование, на приборы Сергея, на мебель и прочее. Зарплату депонировать всем на полгода вперед. Пока не появятся новые инвестиции.

Мария Родиславовна хитро подмигнула:

— Пока Смольный вновь не поможет! Я дожила до времени, когда Смольный опять на нашей стороне.

— Скорее уж, высотка на Смоленской площади в Москве, — рассмеялся Андрей.

— Или на площади Св. Петра в Риме, — хохотнула Верочка.

— Завтра вечером после оформления сделки — брызги и пробки в потолок! — хлопнула в ладоши Мария Родиславовна. — Но возвращение начнем сегодня… Перед ужином состоится небольшое театрализованное действо. Так было часто в домах наших предков. Мужчины могут быть свободны, а вы, внучки, останьтесь: обсудим сценку.

В шесть часов вечера Андрей и Сергей были приглашены в гостиную. Мизансцена была великолепной и уморительной. За столом в кожаной куртке, в красной косынке восседала пани Мария. В зубах она держала не зажженную папиросу. Оскал зубов и рука, положенная на маузер в деревянной кобуре, выражали классовую непримиримость. Перед ней на коленях стояли двое «мужчинок». Один: полненький, с зализанными, сильно поредевшими волосенками, тянул вперед губки и всхлипывал. На шее у него висела картонная табличка: «Мальчиш — плохиш». Второй с рыжей шевелюрой, тоже полноватый, но повыше ростом и кряжистей. На шее табличка «Чуб — приватизатор». Глаза у обоих «демократов-реформаторов» припухшие, суженные.

— Что глазки-то у вас обоих такие? Пьёте? Воруете? — грозно спросила «комиссар».

— Ну-у-у, — потянули оба «подсудимых».

— Какое наказание, товарищ прокурор, заслужили эти двое? — обратилась пани Мария к Андрею Петровичу.

— Наворованное отобрать и раздать страждущим. Затем вернуть на преподавательские должности в вузы, на мизерную зарплату. Пожизненно.

— У-у-у! — завыли Плохиш и Чуб. — Не-е-е.

Когда они сняли грим, Андрей и Сергей узнали сестричек. Естественно, это были они: прекрасные и талантливые Верочка и Иришка.

На следующий день сделка была заключена. Усадьба вновь передана роду Богданóвичей! Все было совершено быстро и корректно. За полчаса! Умеют работать даже бюрократы, если их припереть, например, прокуратурой.

Радость обитателей — правообладателей усадьбы бурлила до глубокой ночи. Выстрелы пробок шампанского чередовались с залпами праздничного салюта, устроенного Платонычем. Андрей и Сергей развели на двух больших полянах подальше от домов огромные ритуальные костры. Вдвоем они принесли и поставили на края поляны два деревянных тотема, сделанных Андреем Петровичем. Это были, конечно, совы и их желтые глаза из латуни страшновато сверкали в всполохах костров.

— Давайте построим наши два центра на этих полянах, — размышляла вслух Мария Родиславновна. — Причем, Верочка, ты закажи проекты зданий в виде двух частей соединённых переходом.

— Ты, наверное, хочешь в одной части устроить жилые комнаты, а в другой офисные и вспомогательные помещения?

— Да, — подтвердила бабуля. — А переход между ними из стекла, теплый, с оранжереей!

— Отлично! — все хором одобрили задумку.