— Что с тобой?
— Они. Эти дамы были в моём сне!
— Неплохие дамы тебе снятся! Неслабо, весьма, — удивлённо бормотал Борис.
Он предложил Андрею сесть рядом с ним.
— Люди устают, дремлют. На обратном пути мы можем поговорить.
— С удовольствием, — подтвердил Андрей.
— Только давай на «ты».
— Правильно, мы же из одного гнезда.
Борис Ильич немного поговорил с народом и выключил микрофон. Вопросов пока не было.
— Борис, можно я задам три вопроса по теме экскурсии? О Марии Фёдоровне.
— Валяй!
— Первый: она умела петь?
Вопрос был подленький, на «засыпку». Ответ-то Андрей знал.
— Нет, и очень переживала по этому поводу… — спокойно ответил Борис Ильич.
— Второй: императрица любила изящные дорогие безделушки. В запасниках Павловска их больше, чем в запасниках Гатчины?
— Да, намного больше.
— Третий: была ли у неё некая золотая шкатулка, напоминающая, ну, что ли, укладку для яиц, очень старинная, с такими вот углублениями.
— Я не знаю, Андрей. Могу лишь сказать, что она ведь ещё очень долго жила в Павловске и после смерти мужа, — Борис задумался. — А ты знаешь, ведь Павел любил перепелиные яйца. Может и она ела их для улучшения голоса и держала в специальной коробочке. А может в подобной коробке, — он задумался, — она перевозила мешочки с семенами, укладывая их в ячейки. Она ведь, ты знаешь, обожала цветоводство. А почему тебя интересует эта шкатулочка?
— Спасибо, Борис. Твои версии очень интересны. А я так… Есть один вопросик в связи с тем, что я… вернулся недавно с одного острова, где великое множество перепёлок, — он с трудом ушёл от ответа, обмахиваясь своей шляпой и рассеянно улыбаясь.
— И трость у тебя необычная какая-то. Скипетр фараона. Ты, Андрей, чем занимаешься, где?
— Доцент кафедры «Древней истории и средневековья» в Екатеринбургском университете. На долю ставки. За «малую толику». Но есть и планы… изменить и работу и местожительство, — неохотно отвечал Андрей Петрович.
Борис внимательно посмотрел на бывшего коллегу.
— Понимаю. Чтобы открылась новая дверь, должна закрыться старая, — проговорил он. — А сколько времени пробудешь в Питере?
— Месяц, наверное, — пожал неуверенно плечами Андрей. — А ты, Борис, больше не преподаёшь?
— Я — путник, сталкер. Девять лет назад (а мне, представляешь, до пенсии оставалось 4 года) я уже работал на четверть ставки и, находясь в докторантуре, вынес на обсуждение кафедры свою научную монографию о Павле I. Кафедра пропустила, а вот Учёный Совет факультета не рекомендовал для публикации. Докторскую уже было не защитить. Припомнили мне и моё увлечение, как они сказали, «бизнес-планами». Осудили.
— Что за планы? Поделись!
— Всё скромно, интеллигентно и благородно. Я был одним из организаторов «Клуба любителей истории» в Питере. Подобие «Что? Где? Когда?». И реальные игры, и виртуальные. Ну, сейчас этого навалом в интернете, и вообще… А зарабатывал этим раз в 100 больше, чем в университете. Короче, мой друг, я уволился семь лет назад. Два года работал научным консультантом в Гатчине, за это время монографию переписал в роман под заглавием «В тени Михайловского замка». Выкладывал отрывками на литературных сайтах, свой сделал, носил в различные издательства. И, наконец, в издательстве «Астрель» приняли. Заключил договор, прошёл редакцию, качественную, слава Богу, лишь «причесали» текст. Пообещали тираж тысячу экземпляров, по нашим-то временам достаточно. В конце этого года покажут сигнальный экземпляр.
— Как интересно! Я ведь тоже написал повесть. О Павле, апостоле. Да… Два Павла… Но мой литературный корабль ржавеет у причала.
— Не переживай. Этот причал гигантский. Архипелаг затонувших «гениев». Но признайся: ты же получаешь огромное удовольствие от писательства.
— Есть такое. Было.
— А я сейчас одновременно работаю над тремя повестями: об Иуде, об Аристотеле и о Сталине. Один день в жизни каждого героя.
— Прельщает писательство, несомненно, — Андрей бросил ироничный взгляд на приятеля. — Ты, Боря, помнишь басню Крылова о том, как великий писатель и убийца оказались в аду.
— Не припоминаю.
— Через тысячу лет костёр под убийцей потушили, а под писателем — нет.
— Ах, да, вспомнил. «Почему?» — возмутился писатель. «Люди, убитые этим человеком, стёрлись из памяти их родных, а твои сочинения будут искушать, прельщать дальше. Гори!»
В этот момент тот самый весёлый парень, читавший вместе с подругой до этого что-то из своего планшета, подал голос:
— Извините, моя невеста хочет спросить, но стесняется…
— Если девушка стесняется спросить, то вопрос её, скорее всего, приватного свойства, — отозвался Борис Ильич, включив микрофон.
— Анна Петровна Лопухина была любовницей Павла I? — выпалила девица.
Андрей заметил, как Борис скривил гримасу неудовольствия, но вежливо ответил:
— Нет! Она была любимица Павла. У него были высокие рыцарские чувства. Цвет Михайловского замка был выбран по цвету её перчаток, её именем император называл русские боевые корабли!
— Что-то не верится! Она по гороскопу — Скорпион, он — сын своей любвеобильной мамаши, — уже наступала девица.
— Да, Екатерина II — наша «Мессалина» и тем не менее — нет! Только очарование и влюблённость, — отрезал Борис.
Девица ещё что-то ворчала, подталкивала своего жениха, и тот решился спросить сам:
— Извините, Борис Ильич, если я тоже спрошу глупость о семье Лопухиной… Масонство, оппозиция…
— Я знаю об этих интернетных сплетнях, — Борис Ильич взял паузу и держал её несколько секунд. — Анна была «подставлена» Павлу его оппозицией. Это — да. В начале. В пику Нелидовой. А вот масонство Лопухиной и её отца вымышлены недоучками. Анна была кавалерственной дамой Большого креста Ордена св. Иоанна Иерусалимского. Строить козни против императора ей и её отцу было глупо. Они были накрыты лавиной августейших милостей. Впрочем, муж Анны, князь Гагарин, возможно и был масоном ввиду его близости к Суворову и мог быть втянут в оппозицию Павлу из-за романа с графиней Зубовой. Сам Зубов — откровенный враг императора. Я уверен, что убийство Павла I разработано английскими и, главное, немецкими масонами. И глава заговорщиков — граф Петер Людвиг фон дер Пален, гений интриги и мастер стула ложи с двадцатью семью степенями посвящения. Кроме всего — большой знаток еврейской каббалистики.
Он вновь взял паузу и вдруг продекламировал из древних китайцев:
— «Там, где скалы, глубокие каньоны с дремучими лесами кричит птица…»
— Какая? О чём? — удивился парень.
— Сова. О том, что истину до конца никогда и никому не познать. Только эхо совы из лабиринтов истины, — закончил мысль уже Андрей Петрович, давая отдохнуть коллеге.
Борис выключил микрофон.
— Почему сова? В тексте просто птица, — удивлённо спросил он Андрея.
— Так… Тебе нравится общаться в автобусах с дилетантами? — в ответ спросил тихо Андрей Петрович.
— Это мои будущие читатели, — строго ответил Борис Ильич и, улыбнувшись, добавил. — А скоро я буду в этих автобусах и в музейных киосках распространять свои книги! Да ещё с автографом автора! И реклама! Хитро? Мои пассажиры — это, в основном, школьники, студенты, их учителя и преподаватели. Особенно в дни каникул. Молодые пенсионеры. Ну и старые девы, «разведёнки», влюблённые. В общем, народ восприимчивый. «Креативная» молодёжь, слава Богу, и бизнесмены не садятся в мой автобус. Они после ресторанов и кафешек едут по «Ночному Петербургу».
— Вместе с трезвыми влюблёнными, старыми девами, «разведёнками» и молодыми пенсионерами, — хохотнул Андрей.
Когда автобус остановился и люди стали выходить, Борис Ильич достал из кармана сиреневую картонку квадратной формы, где в жёлтом круге была изображена белая сова, а по кругу надпись «Клуб любителей истории». Эту картонку он вручил весёлому любознательному парню — победителю сегодняшнего автобусного конкурса.
— Откуда это у тебя? — заинтересовался Андрей.
