Если холодно или надо при параде быть, то сверху набрасываем шкуры всяких зверей. Я вот ношу шкуру своего первого убитого большого зверя — серого горного медведя. В одиночку добыл — копьем. Мне ее красиво выделали, так, что вместо капюшона оказалась шкура с головы, прямо с ушами, дырками от глаз и клыками.

Поэтому мне и дали второе, личное имя, Серошкур. У нас, у орков, всегда два имени — родовое, первое, а второе — личное.

Орлум — так у нас в роду всех старших самцов звали, отсюда и мое первое имя. Мой папаша тоже Орлумом был, но только Орлумом Полосатым. Потому что он шкуру камышового кота носил.

Но главное, конечно, наше украшение — шрамы. У меня их полно — на груди, на боках, на спине, на роже тоже достаточно. От лезвий, стрел, клыков и когтей. Самый грубый и большой рубец — от эльфийского клинка, поперек груди идет. Эльфийская сталь такая, что от нее все очень болит и плохо заживает. Я тогда почти месяц провалялся, думал уже — отойду в сумрак. Но оклемался кое-как.

Вообще, от эльфов одни только неприятности.

Словно в подтверждение моих мыслей послышались торопливые шаги, и в нору просунулся Огрм.

— Это, — буркнул он, уставившись в пол. — Там с пленником не то.

— Чего — не то? — забеспокоился я.

— Да выглядит так, как будто скоро околеет, — объяснил Огрм.

Я выругался как следует и ломанулся из пещеры. Летел, не разбирая дороги,

снося всех по пути, и едва вписываясь в повороты. Донесение-то уже ушло! А пока обратного ответа нет, пленник должен быть жив-здоров.

Я распахнул решетку застенка и увидел — эльф опять лежал на полу. Выглядел он и вправду неважно: мелко трясся и норовил сжаться в комочек.

— Эй ты, — испугался я. — Ты чего это?

Эльф поднял голову и сказал на всенаречии:

— Мне плохо.

— Почему?

— Тут душно и сыро, мне не хватает воздуха.

Я поскреб когтями затылок. Действительно, застенок — не самое приятное место. Низко, темно, сырость, с потолка капает, духота и вонь. Сколько тут пленников-то околело…

Я стоял и мысленно прикидывал в уме: Маргл добежит до первого поста завтра к рассвету. Это — ночь. От первого поста до Крепости — четыре ночных перехода, если гонец быстро будет бежать. А не как обычно. Пока донесут, пока там донесение мое до Баршлага дойдет, через всю эту их ебическую систему, пока он его прочесть соизволит… Ему-то чего, он — начальство, ему торопиться некуда.

Короче, к тому времени эльф успеет три раза околеть. А отвечать кому? Правильно, мне. А чем отвечать? Головой.

А голова мне вообще-то нужна. Хотя бы потому, что я в нее ем.

Выйдя из застенка, я обернулся к Огрму, Рралху и Урглу и сказал:

— Так. Если оставить его тут — точно околеет. Значит, надо его переселить в лучшие условия.

— Это куда же? — сразу высунулся Ургл.

Сука.

— К кому-то в нору, — сурово нахмурился я. — К кому-то ответственному, кто сможет за ним присмотреть.

И тут началось! У всех резко нашлись причины для отмазки.

«Да у меня жена недавно только выводок принесла, ко мне некуда», «А ко мне теща приехала, сам у порога сплю», «Ну у меня-то недавно только потолок обвалился, я еще ремонт не доделал», и все прочее.

Тут до меня внезапно дошло.

— Постойте, — прижал я уши. — Вы что, хотите сказать, чтобы я его к себе взял?!

И вы думаете, хоть одна свинья сделала вид, хотя бы для приличия, что хочет возразить? Хер.

— Ну ты же один живешь!

— Так у тебя нора все равно последняя в проходе, тебе и сторожить его будет проще!

— Орлум, ну ты же сотник, кому, как не тебе такое дело-то доверить!

Я негромко зарычал, и они все заткнулись, прижав уши. Но по их подлым рылам я видел, что деваться некуда — придется брать пленника к себе в нору.

Суки.

— Нет, если сотник самолично должен пленника охранять, на хера вы-то все тогда нужны? — разозлился я.

— Чтобы помогать сотнику! — гаркнул Ургл.

Это я ему запомню. Причем надолго.

— Пошли все вон! — заорал я.

Дважды повторять не пришлось — всех как ветром сдуло.

А я вернулся в застенок и пнул эльфа под ребра.

— Вставай, — мрачно сказал я ему. — Пойдешь со мной.

Эльф, хоть и со связанными руками, поднялся легко и изящно. Стоял и смотрел на меня, с таким, знаете, подчеркнутым омерзением. С каким я сам на всех светлых господ смотрю.

— Вперед, — указал я рукой на выход.

Эльф пошел впереди, я — следом. Шел и иной раз придавал ему ускорения толчком в спину. Мы продефилировали по главному коридору на глазах у всех любопытных — а их собралась толпа со всех проходов, тупиков, углов и залов. И все они глазели, раскрыв рот и вслух делясь впечатлениями. Не только насчет эльфа, но и насчет меня.

Я старательно игнорировал все, что слышал, и шел с мордой кирпичом, как и положено начальнику и самцу, уверенному в своих действиях.

С нашими-то только слабину покажи — заживо сожрут и косточки выплюнут.

Пройдя до конца главного коридора, мы свернули в боковой ход, где была моя нора. Отличная нора, всем на зависть.

В свое время я выбрал ее за уединенность — не хотелось бы на виду у начальства, зато до кухарни отсюда рукой подать.

— Стой, — сказал я, и эльф остановился.

Я обошел его, распахнул дверь в нору и мотнул головой.

— Заходи.

Эльф вошел внутрь, слегка пригнувшись. Ростом он был всего на полголовы пониже меня. А я себе на этом пороге кучу шишек насажал.

Войдя, эльф остановился и обвел мое жилище взглядом. Взгляд остановился на толстой облезлой крысе, которая нахально трусила через всю нору. Я разозлился и пнул ее, но промахнулся. А эта тварь так нагло покосилась на меня, и даже ходу не прибавила. Не торопилась никуда.

Настроение у меня совсем упало, тем более, когда сейчас я вдруг словно увидел свою нору глазами постороннего, и как прозрел на весь тот холостяцкий срач, что здесь творился.

Орки вообще не особо к порядку приучены. У нас и в проходах всякая дрянь и мусор грудами копятся, и в норах дерьма хватает.

У меня вот на полу и по углам валялись какие-то обглоданные старые кости, рванье всякое, черепа животных, сломанные стрелы, обломанные нож и хрен знает еще что.

— К-хм, — прочистил я горло. — Сральня, конечно, та еще, но как бы у меня жену недавно сожрал Безглазый Ужас, прибираться некому, так что потерпишь. В конце концов, от грязи еще никто не умирал.

— Это что — твой дом? — поразился эльф.

— Ну типа да, — буркнул я. — Посидишь тут пока.

Я сходил в кладовку, где, как у всякого запасливого орка, удачливого на охоте, у меня хранились шкуры. Взял шкуру черного медведя, шкуру рыси и, подумав, свою лучшую — снежного барса. Она была вся такая пушистая, белая с темными пятнами, на ощупь — как пух. Только эльфам на такой и спать.

Выволок все это дело в нору и расстелил на полу возле очага, рядом со своим спальным местом.

Сам я спал на шкуре серого медведя, а укрывался лосиной. Грубо, но мне-то пофигу, один же сплю. Некому капризничать. Жена например, любила спать под волчьим мехом — чтобы потеплей и помягче.

Но, как я уже рассказывал, жену сожрал Безглазый Ужас. Хотя эта дура сама виновата.

Безглазый Ужас живет в Нижнем озере, а она повадилась туда таскаться в одиночку — мусор выбрасывать. Потому что ей было лень тащиться в другой конец главного коридора, на свалку.

Пройдя малый зал в Костровой пещере, она сворачивала в коридор к Нижнему озеру и выкидывала все прямо туда.

Когда я просек это дело, то предупредил, что добром ее затея не кончится. В Нижнее озеро мы обычно сбрасывали трупы пленников или туши животных подгнившие, ну или иногда живых пленников, уже не нужных.

И Безглазый Ужас прекрасно подъедался. Привадился и постоянно шнырял у берега. Но штука в том, что пленники и туши перепадали ему не каждый день, и даже не каждую неделю, а потому он иной раз умудрялся утянуть малыша-орка или зазевавшуюся самку.

Взрослого орка-самца он, понятно, никогда бы не решился утянуть. Он вообще хитрый и осторожный, как все старики.