С формальной точки зрения в старину у русских господствовали разные формы патриархальной семьи, многопоколенной и малой, с превосходством старших и мужчин, с подчинённым положением женщин и младших.

Вот именно об этом, например, писалось в знаменитом «Домострое», который почему-то считается описанием классической старорусской семьи, что абсолютно не соответствует действительности. Всевозможные публицистические сочинения — это всегда личное мнение автора. И не более того. А если речь идёт об образе жизни русских, этот принцип значим вдвойне.

Конечно, «Домострой» — это не только авторская фантазия. Он отражает социальные реалии жизни богатых и знатных москвичей середины XVI столетия. Но большинство населения России того времени составляли небогатые, незнатные и немосквичи. И семейный быт у всех них отличался своеобразием. Особенно специфическим он был у ранних казаков, у которых семей было вообще мало, а немногочисленные женщины были пленницами.

Конечно, источников описания семейной жизни русских до XVIII столетия явно не хватает. Зато «Домострой» есть, вдобавок его спорность и публицистическая раскрученность.

Каково было в реальности положение главы русской семьи, его жены и взрослых детей (малолетних детей в любом случае держали весьма жёстко)? Как у польского короля или королевы…

Очень большое значение имели личные качества членов семьи, их деловые способности и черты характера: способность приращивать доход, эффективно руководить, «строить» своих сродников. На практике пожилые авторитетные женщины нередко возвышались над всеми остальными, включая мужчин. Тяжела была женская доля невесток, особенно младших. Они нередко долгое время фактически являлись рабынями всей семьи, среди них была высокая смертность (ещё раз вспомним жёсткое внутренне доминирование в славянских коллективах).

При этом каким-либо «авторитетам» очень часто кто-то решительно не подчинялся. Начиналось длительное и тяжёлое выяснение отношений, разделы, переделы и пр.

Всего этого нередко помогали избежать относительно тяжёлые условия. Тогда силе характера и деловой хватке покорялись все. И пол для лидера с возрастом не играл чрезмерно определяющей роли, достаточно было просто быть не слишком юным и иметь опыт.

При этом жизнь незамужних девушек у русских в целом была весьма свободной и насыщенной, а положение старых дев — крайне разнообразным: от забитой приживалки до окружённой почитанием духовной наставницы или руководительницы семейного бизнеса.

Так что в русской семье формально декларируемые традиционалистские принципы и реальность расходились нередко очень существенно, что определялось огромной ролью в жизни русских конкретных условий и ситуаций, а не шаблона. А эти условия — вне- и внутрисемейные — были крайне разнообразны.

Неурегулированность шаблонами многих вопросов нередко приводила к достаточно высокому уровню семейного насилия. Лидер чувствовал себя не слишком уверенно и постоянно нуждался в подтверждении своего статуса, защите его от реальных или мнимых покушений. Ведь де факто русская семья предполагала достаточно легитимную и открытую борьбу за лидерство. В семье этим было заниматься гораздо проще, чем в обществе, и принципы организации многих русских семей отличались ярко выраженной эксклюзивностью. Очень часто яркими были исключения из правил.

А теперь необходимо добавить, что к громадному количеству русских семей в разные периоды истории всё вышеописанное совершенно не относится! У русских, несмотря на всё вышесказанное, было немало по-настоящему традиционалистских семей, которых можно было назвать «православными», «конфуцианскими» или «шариатскими».

В этих семьях всё регулировалось устоявшимися традициями, лидерам не приходилось никого «гнобить», а повиновались им не за страх, а за совесть. Особенно много было таких семей в некоторых субкультурных группах: у старообрядцев, казаков, среди родового купечества. Но и в других группах русских таких семей было немало.

Вспоминается рассказ одной старой казачки о своём отце. Он никого никогда в семье не обижал, не ругал и даже не критиковал. Но стоило ему слегка загрустить — и жена с детьми сразу же вспоминали о своих недоработках и упущениях и моментально их исправляли. Казаку не было необходимости даже говорить что-то.

Но традиции и устои, православная вера играли значительную роль даже не в слишком традиционалистских семьях. И в них они достаточно эффективно позволяли сглаживать чрезмерные и опасные крайности. Поэтому уходы из дома без гроша, убийства и самоубийства были редки, особенно в сравнении с более поздними временами.

Именно в условиях русского анархо-индивидуализма национальная и религиозная традиции оказались особенно важны! При их ослаблении слишком многие русские сорвались с цепи и пустились во все тяжкие. И, к сожалению, стали делать это именно в самой важной, семейной сфере жизни. Поэтому-то Россия — один из лидеров по количеству брошенных детей и разводов. И некоторые русские гораздо уютнее чувствуют себя на войне, чем дома с семьёй.

Для народов с более «приглаженным» и упорядоченным менталитетом даже ещё больший, чем у русских отход от национальной традиции не является столь болезненным.

Конечно, русское общество нетерпимо к инакомыслию, непохожести и человеческому своеобразию, поскольку ко всему этому нетерпимо любое человеческое сообщество. А русские — тоже люди.

Однако русская нетерпимость к своеобразию имеет существенную специфику.

В очень многих культурах, как на Западе, так и на Востоке, своеобразие и личную самобытность целенаправленно подавляют в зародыше. Ей просто не дают появиться. В этом преуспели и американская, и китайская, и кавказская системы воспитания и многие другие.

Русское подавление личностной специфики другое. Оно, скорее, не предотвращает появление этой специфики, а реагирует на уже свершившийся факт.

Очень часто русское общество позволяет развиваться любой, порой весьма причудливой форме личной самобытности. Оно как бы не обращает на неё внимание. И она растёт и крепнет.

И общество может эту самобытность и не заметить. Если своеобразный человек не делает действительно чего-нибудь относительно серьёзного и значительного как в негативном, так и в позитивном смысле. Русский может быть очень своеобразным, и не очень это скрывать. Но если только он переступает некую черту, тогда система подавления включается, и порой весьма жёстко. Но поскольку давить что-либо лучше в зародыше, русский вид подавления своеобразия и самобытности сравнительно неэффективен. Носитель самобытности может быть так или иначе относительно быстро ликвидирован, а может продержаться довольно долго, или вообще победить «систему», как, например, Л. Н. Гумилёв победил и официальную идеологию, и историческую науку.

Но русская «система» кажется крайне агрессивной и нетерпимой потому, что вместо того, чтобы тихо пропалывать ростки, она борется с выросшими деревьями, отчего получается много шума.

К тому же русская система подавления начинает бороться с человеком тогда, когда в других культурах носителя слишком сильной самобытности, каким-то чудом уцелевшего при тотальной «прополке ростков», как раз оставляют в покое. Наоборот, начинают «продвигать» и даже превозносить, превращая в «столп общепринятости».

Вот этого русский добивается на более позднем этапе, или вообще не при жизни.

Во многом различные русские «авторитарности и устрожения» объясняются тем, что предполагается наличие «непрополотых» и «невыкорчеванных» очень своеобразных личностей во всех смыслах этого слова, существование которых признаётся и допускается. Но проявление их активности стремятся ограничить, в то время как в других культурах различные права и льготы предполагают предварительную «зачистку» желающих их слишком активно использовать.

Много спорили о том, правильно или неправильно выстроили русские свою историю? Ошибочно или верно?