Великий князь подскочил в постели. На светлеющем небе гасли звезды. Павел стонал и плакал, зарываясь лицом в мокрую подушку, до белых костяшек сжимал кулаки. Кошмар казался слишком реальным. Молодой человек был уверен, что видел тот самый сон-предвидение, которых не бывает. Слезы лились, не переставая, щекотали впалые щеки, пропадали в черной бороде. Из-под матраса, где лежал пакет с документами, Павел вытащил небольшую икону Спасителя, греческого письма, принадлежавшую когда-то матери. Маленькая деревянная доска с темным ликом пахла можжевельником и сандаловым маслом. Павел сполз на пол, на колени, вспоминая сразу все слова о прощении, о спасении, о смирении.

Наутро, с кругами под безумными глазами, Павел примчался в знакомый особняк и первый, кого он увидел, был доктор Ясенев, о чем-то яростно спорящий с комендантом. Великий князь вздохнул и весело поздоровался с охранниками, мимо которых только что промчался с перекошенным лицом.

- А, товарищ Дмитриев! – увидел Павла Егорьевский. – Чего-то не в свою смену?

- Домохозяйка вот уже полчаса ссорится с молочницей. Сбежал подальше от бабской свары, - бодро доложил находчивый Павел.

Комендант засмеялся, распушая усы.

- Это ты прав, ПалДмитрич, - заметил высунувшийся из окна бравый матрос Муромцев. – Не постоишь ли на посту, пока я отбегу по малой нужде?

Павел ловко перехватил винтовку, заходя в дом, мимо спешащего наружу матроса, ответил на его быстрое рукопожатие, хотя желал бы выбить его кисти из суставов – на всякий случай.

- Музыкальный час, - презрительно пояснил комендант исполняемую на фортепиано пьесу Чайковского, доносящуюся из приоткрытой двери гостиной. – Ты как насчет звуков инструмента? Голова не болит? А то немногие выдерживают.

Павел пожал плечами.

- А меня в сон клонит, - позевывая, высказался Егорьевский. – Оставлю тебя ненадолго одного, товарищ Разин просил зайти в кабинет.

За время нахождения в особняке, начальники охранного отряда обзавелись собственными помещениями, расположенными в полуподвале. При воспоминании о том самом месте, Павел слегка изменился в лице. Комендант ободряюще хлопнул его по плечу.

- Да не переживай, я быстро обернусь!

Егорьевский исчез за поворотом, ведущим к подвалу, а дверь в гостиную приоткрылась шире. Звуки фортепиано усилились. Теперь было слышно, как тихо по-английски переговаривались государыня и царевны, как доктор что-то возбужденно шептал по поводу недавнего разговора с комендантом. Павел с любопытством заглянул в гостиную и увидел прислонившегося к косяку плечом государя, который словно внимательно слушал пьесу.

- Видел, как ты в дом с винтовкой направлялся. Что-то плохо выглядишь, - так, чтобы слышал один Павел, сказал Федор Николаевич.

- Плохой сон приснился, - не стал лгать Павел.

Государь быстро взглянул в тревожные глаза молодого человека.

- Тебя никогда не посещали мысли о совершении страшной ошибки, которая теперь тащит за собой в пропасть и тебя, и остальных? И что, только жертвуя своей жизнью, возможно хоть как-то привести в равновесия те качели, что раскачал?

Павел закусил губу, а государь незаметно покачал головой.

- Молчи, Павлуша. Я знаю тебя так же хорошо, как и ты меня. И потому я благословлю и отпущу Веру. Но ты понимаешь, что это надо сделать втайне от государыни?

Павел кивнул, не сразу отвечая от переполнивших чувств. Наконец, прошептал, услышав громкие шаги из коридора.

- Я выберу день, в самое ближайшее время. Пора действовать. А сейчас неплохо бы устроить небольшую ссору. Допустим, я возмутился ужасным и бесцельным бряцанием по клавишам.

- Вы ничего не понимаете, молодой человек, - тут же громко отреагировал государь. – Людям, лишенным элементарного музыкального образования, не говоря уже о слухе, не понять величие Чайковского.

- Объяснять это мужикам – пустая трата времени, дорогой, - моментально по-английски отозвалась из комнаты государыня.

- О чем спор? – весело поинтересовался подошедший Егорьевский.

- Правы вы были, товарищ комендант, - поморщился Павел. – Нет никаких сил слушать эту музыку господскую. Сплошное издевательство над людьми. Да и гражданка арестованная возмущается. Только разобрать не могу, не по-нашему матерится-то.

- И тут ссору нашел. Не твой день сегодня, товарищ Дмитриев! - захохотал комендант и, завидев Муромцева, отпустил Павла домой.

Вернувшись на квартиру, великий князь начал с того, что отвел оживленную Вареньку к местному умельцу-фризюреру. В результате девица обзавелась модной в сезоне стрижкой «бубикопф», похожей на вынужденную прическу великой княжны Веры. Потом Павел отправился гулять по городу, к железнодорожному вокзалу и самому большому рынку. Потолкавшись среди торгового люда, он узнал, кроме свежих сплетен, где можно было обзавестись парой лошадей. Вечером же, строго запретив квартирной хозяйке Матрёне Степановне критиковать новый образ «сестрицы», молодой человек уединился в своей комнате и тщательно перебрал содержимое приготовленных для похода заплечных сумок.

Удачное стечение обстоятельство обнаружилось в пятницу, когда Павел получил жалование и понял, что в особняке осталось на редкость мало народа.

- Каждый раз такая напасть, - доверительно поделился проблемой комендант. – Как выплата денег, так на следующий день людей не досчитываемся. Хоть и дисциплина, но не выдерживают, напиваются вусмерть. Хорошо, что арестанты у нас тихие, а в остальные дни мы любой, даже вооруженный штурм отразим.

- Можно разделить отряд на две группы и выплачивать жалование в разные дни, - осторожно предложил Павел.

Егорьевский удивленно уставился в лицо великого князя.

- Об этом я как-то не подумал. А ты смекалистый, товарищ Дмитриев.

- Это не я, - усмехнулся Павел. – В полку на фронте так делали.

Кажется, предложение сильно заинтересовало коменданта и окончательно расположило к Павлу. Егорьевский спокойно согласился на просьбу своего «красноармейца» повторно привести к доктору сестру.

- Нас с товарищем Разиным еще сутки не будет, встречаем новый отряд, - заметил комендант. – Но я отдам распоряжения конвою, и тебя с сестрицей пропустят беспрепятственно.

Больше раздумывать было не о чем.

Ранним утром Павел разбудил Вареньку, приказал собраться.

- В гости пойдем, к благодетелям, - объяснил дрожащими от волнения губами.

Чтобы успокоиться, Павел еще раз проверил содержимое вещмешков. На случай, если не застанет Матрёну Степановну дома (она собиралась с детьми гулять в городском парке), набросал для нее вежливую записку, в которой уведомлял о внезапном отъезде, благодарил за радушное отношение, переплаченные же деньги просил принять в счет причиненных неудобств.

У калитки с Павлом спокойно поздоровались знакомые часовые, едва взглянули на прижавшуюся к сильному плечу Варю, отомкнули тяжелый засов. Во дворе было тихо. Несколько красноармейцев – всё, что осталось от грозного отряда после вчерашних возлияний, в расстёгнутых гимнастерках, расположились на теплых бревнах и пили чай с сухарями. На траве валялись грязные миски из-под каши. День обещал быть жарким.

Павел прокричал охранникам слова приветствия. Мужчины лениво помахали руками в ответ и вернулись к своему завтраку. В прохладном вестибюле, у самой входной двери, сидели два охранника и играли в карты. На Павла и его спутницу посмотрели сначала с подозрением, но быстро узнали и пропустили в дом.

Великий князь прошел коридором, свернул в кабинет доктора. Господин Ясенев строчил в толстом журнале неразборчивым медицинским почерком.

- Доброе утро, - словно не удивившись, улыбнулся невозмутимый доктор.

- Где находится государь? – пожимая его руку, поинтересовался Павел.