- Тише, крошка. Ты ведь не желаешь, чтобы сюда прибежали гости? И Полли?

Иммануил помотал головой, глотая слезы и новый вскрик. Больше всего не хотелось огласки, пусть даже в их маленьком кружке. А внутри тела двигался твердый горячий предмет, будто разрывая, внедряясь, причиняя острую боль. Иммануил стиснул зубы, терпеть было невозможно. Слезы спасали, но хотелось кричать и вырываться. Юноша попытался сжаться и вытолкнуть чужака из себя, но получил сильные шлепки по ягодицам, а новая вспышка боли чуть не отправила Иммануила в бесславный обморок.

- Расслабься, - будто сквозь вату в ушах услышал Иммануил.

Борис отнял свою ладонь ото рта, провел по лицу и неожиданно нежно зарылся пальцами в густые черные волосы. Касания брата немного отвлекли младшего от происходящего сзади. И боль потеряла свою остроту, разлилась ломотой от паха к пояснице. Иммануил закрыл глаза, стискивая зубы, и вдруг почувствовал через болезненные движения внутри тяжелое страстное дыхание, с выдохом-стоном, судорожно сжимающие голые бедра сильные руки, усиленный запах пота и мужского семени. Иммануил непроизвольно дернулся назад и тут же граф как-то особенно толкнулся, вцепился пальцами в тонкую кожу, захрипел и прижался горячим и влажным между ягодиц.

Борис не торопил, дал младшему брату время немного прийти в себя и привести одежду в приличный вид. Иммануил не помнил, как распрощался с присутствующими, слишком был наполнен странными впечатлениями от произошедшего в темной спальне. Голова нещадно кружилась, хмель быстро проходил, оставляя тягостное послевкусие. Все тело ломило, ноги и руки дрожали, стыдная боль поминутно напоминала о себе. Борис бесцеремонно запихнул младшего брата в черный «Руссо-Балт», толкнул в плечо заснувшего водителя.

Иммануил всматривался в темноту улиц, смаргивая с ресниц слезы. В горле ощущалась горечь, как в детстве, перед тем, как зареветь от обиды и боли. Он еще обязательно поплачет, но потом, когда окажется один.

Но брат Борис упорно нарушал планы. Отдал громкие распоряжения приготовить теплую ванну, поторапливал вышколенную прислугу. Иммануил страшно устал и желал бы лечь спать, несмотря на воспоминания своего тела, но брат потащил его мыться, и кажется, даже присутствовал, что-то постоянно замечая камердинеру. После чашки горячего чая с каким-то подозрительным аптечным оттенком, Иммануил вдруг очнулся от полусна и обнаружил себя в «мавританской комнате», любимой с детства, с выложенным яркой мозаикой полом, журчащим фонтаном посередине, с коврами и экзотическими безделушками. Отец использовал ее для собственного отдыха с кальяном и выгонял желающего тайком поиграть «в султана» младшего сына. Теперь Иммануил полулежал на обтянутом персидским штофом диване, одетый в восточный халат на голое тело. Перед ним на коленях, в позе невольника, располагался брат Борис, отставляя пиалу с чаем на низенький столик черного дерева с серебряными вставками. Сходство с рабом при дворе сатрапа портил изящный домашний костюм, и Иммануил засмеялся своим мыслям. Борис слегка улыбнулся.

- Ждешь объяснений?

Иммануил кивнул и заметил, следя взглядом за действиями брата:

- Тебе нельзя здесь курить.

Борис легкомысленно махнул рукой.

- Когда papa вернется, запах выветрится.

Он присел на диван.

- Я говорил тебе, Мани, что любопытство и игры в маскарад обернутся против тебя? Кажется, я обещал приключения, когда познакомил с Полли? Позволял подсматривать за нами, просвещал в этой области. Сегодня ты получил первый самостоятельный урок.

- Он мне не понравился, твой урок, - выпалил Иммануил, прежде чем обдумал свои слова.

Борис снисходительно потрепал брата по коротким черным волосам.

- У тебя всегда были проблемы с учебой, крошка.

- Я не понимаю, Борис, - Иммануил неловко повернулся и поморщился от резкой боли между ягодиц. – Я много раз видел тебя с Полли. И ваши лица и то, как вам было… хорошо. Но… это дурно. Не знаю, как возможно получать удовольствие… от этого. Отвратительно.

Иммануил сделал выразительный жест, вспоминая себя под тяжело дышащим мужчиной, и содрогнулся от неопределимого, но неприятного впечатления. Борис молча курил, выдыхая сладковатый ароматный дым. Вскоре Иммануил почувствовал легкое головокружение. И осторожные руки брата, мягко проникающие под халат, оглаживающие вздрогнувшее бедро.

- Теперь не бойся, крошка, - хрипло прошептал брат. – Теперь совсем не бойся. Я покажу тебе, как – можно и нужно.

Иммануил впитывал голос брата с новыми волнительными интонациями, опьянялся им, а еще больше опьянялся лаской теплых рук, скользящим по бедрам к ягодицам, повторяющим их округлости. Широкий халат распахнулся, и Иммануил с краской стыда заметил, какими безумными глазами брат смотрел на его живот и пах, на распрямившийся от умелого прикосновения орган. Иммануил быстро растерял слова, наслаждаясь неожиданной выходкой брата. Борис не выглядел смущенным или растерянным, напротив, был вполне уверен в своих действиях, ловко двигал кольцом из пальцев по возбужденному члену, задерживаясь на повлажневшей головке, собирая с нее смазку и распределяя по всей длине ствола. И вниз, подхватывал мошонку, слегка сжимая ее, вызывая у Иммануила тихие стоны. Младший брат запутался в ощущениях – было необыкновенно приятно, как никогда, но вся ситуация казалась настолько неправильной, что в душе трепыхались отголоски тревожных мыслей. Борис неожиданно погладил за мошонкой и дальше, устремляясь к растянутому и зудящему тягучей болью отверстию. Иммануил неловко сдвинул ноги. Закусил губу от досады.

- Непослушный брат, - тихо сказал Борис.

В темноте Иммануил скорее угадал его усмешку. Сжатых губ коснулись теплые, пахнущие сладким табаком, мягкие губы Бориса.

- Доверься мне, - выдохнул старший брат.

В его пальцах сверкнул гранью хрустальный флакончик. Склянки с различными маслами стояли в изящном шкафчике и использовались для ароматизации комнаты и придания ей «восточной» неги. Тонкий запах флердоранжа заставил Иммануила зажмуриться от удовольствия. Щедро намазанные пальцы брата легко вошли в припухшую дырочку. Юноша дернулся, но старший брат успокаивающе погладил его по внутренней поверхности бедра.

- Не спеши, крошка. Подожди немного. Будет хорошо.

Иммануил судорожно сжимал мышцы вокруг осторожных пальцев. Было не так больно, как прежде, но все равно хотелось вытолкнуть их из себя. Борис трепетно ощупывал шелковистые стенки, скользил пальцами, легко массировал на входе и снова погружал, вызывал невольные вскрики - не боли, а словно предчувствия наслаждения. И когда Борис вдруг дотронулся до небольшого уплотнения внутри тесного прохода, Иммануил в изумлении распахнул глаза и задрожал от странного удовольствия, жаркой волной охватившей все тело.

- Нашел, - удовлетворенно пробормотал Борис и прижался пахом к обнаженному бедру брата.

Дальнейшее Иммануил уже никак не контролировал – мир подернулся ярким маревом сладкого и жгучего наслаждения. Удовольствие было таким сильным, что юноша изгибался, бесстыдно раздвигал ноги и подавался бедрами, лишь бы почувствовать еще раз, скользящими движениями по пульсирующему внутри огоньку счастья, до выступающих слез. Цветные всполохи мелькали перед глазами, в ритме с рукой брата по твердому, истекающему секретом органу и умелыми пальцами – внутри. Он даже не заметил, когда его собственная рука погладила бедро Бориса, ощутила мягкий материал домашних брюк, а потом и каменную твердость чужого члена. Бархатистость кожи и выпуклые вены. Набухшую головку с выступающей вязкой смазкой. Иммануил просто обхватил пальцами возбужденный орган брата, неумело погладил и впервые услышал в ответ приглушенные стоны. Удовольствие взорвалось неудержным выбросом белесой жидкости – по восточному рисунку бархатного халата, по холеным пальцам Бориса. И вслед брат запрокинул красивую голову с густыми темными волосами, содрогаясь и так же заливая горячим семенем брюки и руки.