Мадам Д. и Нюрочка выкатились из комнаты, а Еремей ласково взглянул на Иммануила. Князь молча налил мужику вина из бутылки.

- Ловко как вы управляетесь, - осторожно заметил Иммануил после того, как «старец» один за другим выпил два бокала крепленого муската.

- Много в бабах гордыни-то, самый главный их грех, - покачал головой хмельной Еремей. – Укрощать надо. А я вот поведу этих важных барынь в баню, раздену, да и приказываю – мойте, мол, мужика-то! А то и сам начну веником их охаживать по телесам! Бесовские спеси хорошо веником выбиваются! Что отворачиваешься, не по нраву про баб-то слушать? И в тебе много гордыни, князь. Может, и тебя надо – в баню?! - мужик раскатисто рассмеялся, сверкая рядом острых зубов.

Внезапно Иммануил так испугался, что сам предложил исполнить несколько романсов под гитару. Еремей обрадованно закивал и откинулся на спинку дивана. Слушал он хорошо, с эмоциями на простом грубом лице. Впрочем, выражение его лица Иммануилу не нравилось, оно было сладострастным и порочным, как у сатира. Ни в коем случае князь не желал бы к себе таких чувств.

- Умный ты, голубчик, - доверительно говорил Еремей Иммануилу через несколько дней, когда князь снова появился в гостях. – Где надо, промолчишь. Как нужно, так и скажешь. С мозгами парень. Вот хочешь - министром тебя поставлю?

- Как это - министром? - удивился Иммануил.

- А вот так. Нравишься ты мне. И слушаться будешь. Напишу сейчас записку и отправлю к кому надо. И будешь министр.

Иммануил представил лица Павла, своих родителей и знакомых при такой новости. С трудом сохраняя спокойствие, покачал головой.

- Нет, спасибо, Еремей Григорьевич. Я на этот пост не гожусь, да и политику не люблю. К тому же, сразу станет известно, что это по вашей протекции. Мне с вами видеться запретят.

- Может, ты и прав. Мамка твоя против меня с Еленой-то Лександровной дружит. Да и тесть твой с тещей туда же. А знаешь, голубчик, - он вдруг как-то особенно посмотрел на князя. - Немногие, как ты-то рассуждают. Все больше приходят с просьбами да с жалобами, всем чего-нибудь от меня надобно.

Похоже, это разговор окончательно расположил мужика к Иммануилу. Еремей вполне убедился в бескорыстном отношении молодого князя к своей персоне. С каждой встречей разговоры становились все откровеннее, а Иммануил начал понимать, в какие темные сети запутался мужик и потянул за собой державную семью.

- Тяжелое время-то сейчас. Государь мечется, как мышь в амбаре, хочет все сам решать, а сил-то не хватает душевных. Да и какой он государь? Дитя малое. Вот мы ему с дохтуром-то Тамаевым даем настой благодати.

- Говорят, вы всей семье лекарства прописываете? – аккуратно спросил Иммануил.

Еремей улыбнулся.

- А как же, милый, всех лечим. Маме-то, Софье Лександровне, для укрепления духа и снятия напряжения питье, мальчонке – для сердца, а девчушкам – чтобы родителей слушались, усмирительное, стало быть. Софью-то надо бы вместо государя на трон посадить, регентшей при болезном. Она умная, войну прекратит, нужных людей сразу на важные посты назначит и настанет процветание. Да и я помогаю по мере сил своих. Многое мне дано, я в сердцах сокровенное читаю.

Иммануил сморгнул, стараясь сбить впечатление от странных речей мужика и пристального взгляда светящихся глазок, словно болотных лживых огней, заманивающих на дно лесной топи.

Вскоре Иммануил поделился добытыми сведениями с внезапно вернувшимся на несколько суток в столицу Павлом. Великий князь мрачно слушал, трогая нервными пальцами кончики своих тонких усов.

- Понимаешь теперь, какой грандиозный план намечается?

Иммануил покачал головой.

- Даже предположить страшно.

- Что ты думаешь о мужике? Кто он - провидец? Святой? Политик? Что ему нужно?

Иммануил задумался, прежде чем медленно ответить, тщательно подбирая каждое слово.

- Он не лекарь. Снимает гипнозом только обострение нервных и душевных болезней. Симптомы обычных заболеваний глушат травяные настои его друга-аптекаря. Силой внушения и рассказами добивается доверия у людей. В политике, мне кажется, он ничего не смыслит и, видимо, тут слушает мнение кого-то… другого. Он просто хитрый, жадный, развратный мужик, который дорвался до вольготной жизни и растерял остатки совести. Впрочем, государя и государыню он, кажется, любит. И считает, что помогает.

- Тут главный вопрос – чего хочет тот, кто открыто или тайно им управляет, этим мужиком, - серьезно сказал Павел. Посмотрел в глаза другу. – Государь решил снять с поста главнокомандующего Федора Федоровича и взять на себя всю ответственность за военные действия.

- Но государь не сможет! Даже я это понимаю! – воскликнул Иммануил. - Это же…

- Наверняка проигранная война. Скорее всего – невыгодные условия мира, подрыв статуса мировой державы и неспокойствие в стране.

- О чем ты говоришь, Павел? Спокойствия нет и сейчас. В столице каждую неделю митинги и демонстрации оппозиции и рабочих. Пока они вперемешку с антивоенными и антигерманскими, но стоит лишь проиграть войну, как весь этот бунт хлынет внутрь. И если его правильно направить…

- Это будет конец монархии. Развал экономики. То, что было во Франции.

- Революция… – прошептал Иммануил. Он только что понял, к чему были слова великого князя.

- Кому-то невыгодна Россия как мировая держава, а в растерзанном состоянии ее будет проще подавить… и поделить.

- Да это всем нужно! – воскликнул Иммануил – Европе! Америке! Азии!

- Значит, за нашим темным мужиком может стоять кто угодно, - кивнул Павел.

- Я это выясню, - решил Иммануил. - Надо приблизиться к мужику вплотную. И я, кажется, знаю, как это сделать.

Через несколько дней Еремей Заплатин сам начал разговор о тех «друзьях», что помогают ему с назначением нужных людей на высокие политические посты.

- Зря государь снял великого князя Федора Федоровича, - осторожно заметил Иммануил во время чаепития. – Военные его любили, а у государя нет такого опыта.

- Раз сняли, стало быть, нужно так, - угрюмо отозвался Еремей. - И выгода в этом есть большая.

- Какая?

- Сам-то я в этом не силен, - бесхитростно признался уже чуть охмелевший мужик внимающему Иммануилу. – Но людей хороших чую. Вот «они» подсказывают мне, про министров-то и по военным делам советуют. Они нам добра желают.

- Кто «они»? – с трудом сдерживая дыхание, спросил Иммануил.

- Да эти, «зелененькие», - усмехнулся Еремей. - Зову я их так. Одного звать-то так, что язык сломаешь, а верхушка их в Швеции, кажется.

- Так эти «зеленые» из Швеции? – уточнил князь

- Не, в Швеции – друзья им, зелененьким-то. Вот познакомлю я тебя, погоди. Но тогда уж слушай меня, князь.

- Ох, не знаю, - искренне вздохнул Иммануил. – Не уверен в своих силах. Душевно я бы с удовольствием, но почему-то устаю быстро в последнее время. Сердце так вдруг застучит и слабею сразу. Доктор наш домашний прописал какую-то микстуру, да не помогает.

- Дурак он, дохтур твой, - оживился Еремей. – Ничего в лечении не смыслит. А я тебя поправлю, хворь как рукой сымет.

Иммануил знал, что мужик гордился своим даром врачевания и специально разыграл эту маленькую сцену. Еремей повел князя в «кабинет», который представлял собой небольшую комнатушку, примыкающую к спальне, с лежанкой и иконостасом. Иммануил улегся на канапе. Мужик встал над ним и начал хаотично водить в воздухе своими длинными руками, скороговоркой проговаривая молитвы. Сначала Иммануилу было смешно – очень уж походили ужимки «старца» на методы деревенских знахарей, но вскоре мужик положил свои странно горячие ладони князю на грудь и уставился в глаза неподвижным светящимся взглядом. От рук растекалось тепло по всему телу, словно парализуя мышцы. Иммануил хотел что-то сказать, но не смог открыть рот и мысли как-то внезапно исчезли, осталось лишь ощущение буравящего взгляда, алчного рта в обрамлении косматой бороды… едва доходящие до слуха слова молитвы. Иммануил очнулся, лишь когда услышал громкий приказ мужика.