Молодая княгиня Бахетова с горячим энтузиазмом помогала супругу, открывая в его личности новые грани. Инна все больше привязывалась к мужу, дарила его застенчивыми ласками, уже не боялась и не стеснялась. Наконец между ними завязались те нежные узы, что отличали влюбленных. Иммануилу нравились эти отношения, где пока все было ново, зыбко, акварельно-таинственно. На контрасте с разговорами, в которых супруги не имели запретных тем, их любовная близость еще не была полностью раскрыта, они изучали друг друга не торопясь, с интересом, но недомолвками. Все-таки Иммануил не мог прямо, как Павла, спросить юную жену об интимных предпочтениях или пожеланиях. Впрочем молодой мужчина полагал, что секреты между полами на то и существовали, чтобы не постигнуть их до конца.

А Петербург все бурлил слухами и сплетнями. Начало войны прошло удачно для русских войск, кампании разрабатывались талантливо, армия проникала вглубь прусских территорий, но вскоре необъяснимые ошибки больших чинов привели к тому, что атаки на фронтах захлебывались, войска отступали с завоеванных позиций. Плохо работало обеспечение, не хватало продовольствия, одежды и боеприпасов. В обществе упорно муссировались слухи об измене. Повсюду виделись немецкие шпионы, а главные недруги, по мнению обывателей, поселились во дворце, опутали слабого государя. Во всех бедах обвинялись сама государыня Софья Александровна, урожденная немецкая принцесса, и мужик-предатель, явно или по глупости позволивший окружить себя шпионами.

В задумчивом настроении с прусского фронта прибыл великий князь Павел. Почти полгода не видавшиеся друзья не могли оторваться друг от друга, заперли все двери второго этажа тихого дворца, спустили тяжелые шторы. Иммануил жадно рассматривал возмужавшего любовника – загоревшего, со впалыми щеками и темной тенью усов над верхней губой. Вдыхал горьковатый пряный медовый запах его мускулистого тела – такого прекрасно-мужественного, что желание застилало все разумные мысли. Павел крепко сжимал князя в объятиях, словно не верил в реальность долгожданной встречи. Целовал, не в силах насытиться – прикусывая гладкую кожу, прижимаясь всем телом. И овладевал – со страстью почти ненормальной, с полыхающими почерневшими глазами, причиняя боль, граничащую со сладостью желанной близости. Иммануил плавился в сильных загорелых руках, отдавался, вскрикивал от особенно глубоких толчков в отвыкшее от проникновений узкое нутро, но отчего-то наслаждался яростным соитием, и в ответ крепче сжимал пальцами рельефные плечи друга – до кровавых синяков, и взорвался пряным восторгом даже раньше великого князя, стоило тому лишь ускорить ритм, нависнуть над покорным любовником, роняя ему на грудь капли пота с растрепавшихся темных волос.

Они еще обнимались, перемешивая запахи своих тел, соприкасаясь влажными бедрами, когда страсть снова нахлынула горячей безумной волной, и уже Павел, изгибая поясницу, шипел и вскрикивал от болезненного вторжения. И так же, как Иммануил, все равно подставлялся, желая прочувствовать друга всеми клетками своего тела. Несмотря на боль, его член был тверд и горяч, истекал полупрозрачным секретом, чутко реагировал пульсирующими венками на гладящие тонкие пальцы. Иммануилу до одури хотелось толкаться вглубь еще сильней, заполнить собой тесное пространство, и все чаще задевать небольшой бугорок внутри жаркого тела, от чего великий князь сладострастно стонал и жмурился. Безумство быстро достигло пика и заставило любовников снова вцепиться друг в друга, порывисто и жадно целуясь.

После подвигов на фронте страсти водные процедуры были необходимы обоим. К счастью, новомодная, заказанная в Италии чугунная ванна оказалась достаточно вместительной, чтобы Иммануил, не думая долго, предложил залезть в согретую воду вдвоем. Смеясь над развратностью и отчасти античностью своих действий, любовники устроились, соприкасаясь коленками. Приятная усталость предполагала неспешную беседу. Иммануил лениво рассказывал Павлу о свадебном путешествии, Павел – о военной компании, старательно обходя острые темы.

К серьезному разговору они приступили лишь когда, освеженные и частично одетые, расположились в кабинете – Павел с трубкой, Иммануил – с бокалом красного вина. Мысли о политическом кризисе посещали обоих друзей. Павел, как военный, видел в подрыве государевой власти происки германских шпионов. По пути в столицу он встречался с главнокомандующим, дядей государя, великим князем Федором Федоровичем, пользующимся любовью у солдат и больших чинов, отличным военным стратегом. Федор Федорович поделился с Павлом озабоченностью, что их военные планы откуда-то известны немецким командирам, оттого и получаются у прусаков удачные контратаки, а русские войска терпят удар за ударом. Павлу было известно, что государь состоял в постоянной переписке с государыней и делился с ней своими мыслями и планами.

- Иначе говоря, ты считаешь, что информация в Пруссию идет прямо из дворца? – сделал вывод Иммануил.

- Так считают главнокомандующий и кузены, - нахмурился Павел. – Государыня, разумеется, вне подозрений, но ее желание помочь супругу и безграничная вера в своего провидца играют на руку тем, кто давно поднаторел в подобных играх. Мужик может и не знать о своей роли – он все-таки не Бонапарт. Пьет себе, разгульничает, вещает проповеди о прекращении войны, но подобравшиеся к нему люди постоянно в курсе содержания писем государя. Хотя это только догадки и слухи, - Павел развел руками. – Чтобы сделать правильные выводы, надо самому подружиться с мужиком. Я скоро уезжаю в Ставку – выпросил у государя позволения быть с ним рядом.

Иммануил кивнул. Слова Павла направили и его размышления в новое русло.

- Я присмотрю за мужиком, - Иммануил пересел поближе к великому князю.

Павел внимательно посмотрел на друга и поджал нижнюю припухшую губу. Иммануил машинально повторил его знакомую гримаску:

– Он хотел со мной общаться. Я сам составлю мнение о его шпионской деятельности.

Павел вдохнул в легкие ароматный дым.

- Мне не нравится твой порыв, Мануэль. Еремей грязный и хитрый мужик. И, действительно, владеет техниками гипноза.

Иммануил пригубил вина.

- Я общался в Лондоне с настоящим фокусником из известного варьете. Он научил меня не поддаваться влиянию других людей. Я уже чувствовал во время нашей встречи у Д., как Заплатин пытался на меня воздействовать. Если это все, на что он способен, то можешь быть абсолютно спокоен. К тому же я тоже хитрый. Я многое от него узнаю. Веришь мне, великий князь?

Павел аккуратно отложил на подставку дымящуюся трубку.

Повод осуществить свои планы у Иммануила появился только в конце осени. Павел уехал в Ставку, у самого князя начались занятия в Пажеском корпусе. К тому же Инна почувствовала себя неважно – побледнела, потеряла аппетит, начались головокружения и тошнота. Домашний доктор Никитиных с удовлетворением констатировал признаки беременности и прописал покой и спокойствие. Обрадованные матушка и великая княгиня Катерина Николаевна окружили молодую княгиню заботой и не позволяли ни шагу ступить самостоятельно, укутывая в шали и подсовывая рукоделия, как единственное развлечение в ее положении.

Неожиданно Иммануил получил записку от мадам Д., в которой князя, без прежней наглости и несколько даже подобострастно, звали к вечернему чаю с «праведником». Вспомнив русскую пословицу про ловца, на которого бежит зверь, Иммануил решился на визит.

За время, пока они не виделись, Заплатин изменился – размордел и заважничал. Сменил строгий черный кафтан на алую шелковую косоворотку, вышитую по подолу и вороту. Иммануил тут же вспомнил о сплетнях, будто бы рубашки мужику вышивают сама государыня и ее юные дочери, и слегка поморщился.