Старый дом бабушки Маргерит был точно таким, как помнили его Билл и Том. Все осталось на своих местах – и темные деревянные полы, и лестница на второй этаж, и красиво оформленные картинки на ботаническую тему на стенах. И запах был прежним – сухого дерева, вкусной еды, едва ощутимо – ароматических палочек, которые бабуля жгла в спальне. Хвойный терпкий аромат прислоненной к входной двери живой ели, шлейф корицы и ванили из кухни, чего-то жареного и печеного добавляли праздника знакомым ощущениям – приближался сочельник.

Не сговариваясь, близнецы поволокли тяжелые сумки на второй этаж, по знакомому с детства коридорчику в угловую комнату с красивым винтажным окном в эркере. Это было их убежище, маленькое, уютное, где находились только две кровати и стол, где летом в распахнутые окна нахально лезли ветки с темными вишнями. Переспелые ягоды падали на разбросанные по письменному столу листы со свежими рифмами, добавляя кровавой романтики первым музыкальным опытам мальчишек. Диски, журналы и потрепанные плюшевые мишки все так же размещались на одной полке, вперемешку.

Повзрослевшие братья уселись на свои кровати, осмотрелись, вдруг заметив словно сократившееся пространство вокруг.

- Это мы совсем выросли, – печально заметил Том.

Билл машинально пошарил под подушкой, вытащил помятый журнал с грудастой брюнеткой на обложке.

- Наверное, в данной реальности это твоя постель, – усмехнулся он.

Близнецы быстро переоделись в одинаковые майки и домашние штаны и с топотом спустились в гостиную – помогать и общаться.

Бабушка, мама и Гордон были привычными и абсолютно родными, Билл и Том моментально почувствовали знакомые волны любви и приязни. Разница ощущалась в мелочах: мама мимоходом касалась рук и плеч Билла, бабушка гладила по волосам, обращаясь с просьбами что-то подать или принести на кухню. Парень оказался не готов к родственным ласкам и едва сдерживался, чтобы не отскакивать от тянущихся рук. Не то, чтобы ему было неприятно, но раньше «нежности с мамочкой» считались привилегией Тома. Младшего близнеца с детства тискали и умилялись, старший же рос суровым мужчиной и гордился своей отстраненностью. Теперь Тома задействовали по-другому – прогулять по заснеженному непогодой двору собак, перетащить с Гордоном стол, принести сухих дров из коридора – бабушка по старинке и для «духа Рождества» решила затопить камин в гостиной. Билл порывался помочь, но Том едва заметно качал головой, без видимых усилий справлялся с нагрузкой. Братья очень не хотели произвести на близких людей странное впечатление. Несмотря на актерский талант и достаточный опыт, лицедейство давалось с трудом – парни не привыкли притворяться дома. Билл видел, как брат непроизвольно поджимал нижнюю губу и чувствовал, что Тому не хватало обычной маминой ласки, внимания бабушки, суеты на кухне.

- В нижнем ящике комода, – тихо подсказал Том, когда Билла отправили в бабушкину комнату за нарядной скатертью. Старший благодарно улыбнулся:

- Ты же хитрый, Томше, подлезь маме под руку, как в детстве, а удобный момент я тебе устрою, – и подмигнул.

Том вспомнил и засмеялся.

Когда Симона в очередной раз протянула ладонь, чтобы потрепать сына по коротким черным волосам, Билл будто невзначай отстранился к вдруг ставшей необходимой пепельнице, а под ласковой рукой оказалась переплетенная косичками макушка. Женщина провела пальцами по затейливым проборам. Том не отстранился, изображая взрослого мужчину, напротив – смешно сморщил аккуратный нос и прижался к маме.

- Ты у меня, оказывается, тоже ласкуша, – удивилась Симона, аккуратно гладя тугие косички. Том довольно сощурился. Билл не выдержал идиллии и, хихикая, подставил голову под другую мамину ладонь.

Бабушка, выйдя в гостиную из кухни, застала удивительную картину всеобщей гармонии и от умиления чуть не выронила стопку фамильных тарелок из тончайшего фарфора.

Одетый в цветастую рубаху Гордон состругивал ствол ели, подстраивая под размер старинной кованой крестовины. В комнате пахло свежей теплой смолкой и хвоей.

Билл удерживал дерево под нижние ветви, презрительно отказавшись от рукавиц, которые специально принесла мама.

- У тебя же маникюр! – снова удивилась Симона. – Испортишь руки смолой.

Билл поднес ладонь к носу, мечтательно вдохнул.

- Зато как пахнет…

Том проследил взглядом за жестом брата и облизнулся.

- Держи ровней! – строго заметил ему Гордон, пристраивая ель в крестовину. – Нет, не входит…

- Может, померить сначала? – предложил Билл.

Отчим внимательно посмотрел на юношу.

- Это не наш метод. Только на глазок и без всякой примерки!

Том радостно закивал брейдами, соображая, что Гордон уже отметил грядущее Рождество с друганами-музыкантами.

- У тебя фенька новенькая? – поинтересовался Билл, заметив на шее у мужчины, под рубахой, нечто красочное, зубастое, лоскутно-кожаное.

- Эээ, дорогой товарищ, это – индейский амулет. Друг привез из Мексики.

Свободной от елки рукой Гордон вытащил из выреза рубахи кого-то оскаленного и косматого на кожаном шнурке.

- Это кто? Дракон что ли? – разглядывая неведомую зверушку, предположил Том.

- Да нет… как его… – отчим напрягся, – Кетцен… фу ты дьявол… Кетцаклен… котлен…*

- Не ломай язык, – посоветовал Билл.

- Короче, национальный ацтекский пернатый змей! – сдался Гордон. – Олицетворение сил природы! Сувенир, разумеется. Упаси Боже настоящую мексиканскую штучку на себя нацепить!

- А мы когда там были… – начал Том, покосившись на брата, – слышали, что парень один амулет сломал…

- Реальный индейский? – живо заинтересовался отчим.

Том отстраненно пожал плечами.

- А фиг его знает, не разбирались же. Выглядел вроде старым. Но парень вдруг оказался как не в своем мире – все словно на месте, а не так. И люди знакомые его воспринимают, как будто он совсем другую жизнь жил. Тот чувак так и не понял, то ли он с ума внезапно сошел, то ли реальность резко изменилась.

Гордон потер лоб.

- Парень еще легко отделался. Мог бы и вовсе застрять между мирами. Значит, что-то совпало в обеих реальностях или просто невероятно повезло. Ацтеки и прочие инки были большими мастерами по путешествиям в пространстве и времени, как бы фантастично это не звучало. Я ведь неспроста предупреждал, когда вы туда отправились, чтобы ни к чему, что выглядит даже приблизительно старым и индейским не прикасались!

- Хотите глинтвейна? – вовремя появилась из кухни мама.

- Хотим! – хором отозвались близнецы. Им срочно требовалось отвлечься.

Пока Гордон помогал супруге с дымящимся напитком, Билл и Том обменялись многозначительными взглядами.

- Ты веришь? – одними губами спросил Том, показывая глазами на яркий амулет.

Билл усмехнулся.

- Я бы не придавал словам Гордона большого значения. Учение дона Хуана** не пошло ему на пользу.

Том засмеялся, вспоминая загруженного отчима с толстенной книжкой в вырвиглазной обложке, привлек к себе внимание родственников и первым получил большую кружку горячего вина со специями.

К вечеру высокую елку торжественно установили в углу гостиной и украсили старинными игрушками семьи Каулитц и хэндмейдными поделками Симоны. Разноцветная гирлянда в виде уличных фонариков была той же, из детства. Над празднично сервированным столом плыли восхитительные запахи. Фрау Маргерит Каулитц слыла отменной кулинаркой и презирала новомодную тенденцию питаться вне дома. Сладкая терпкость горячего глинтвейна оттеняла ароматы традиционной запеченной утки с яблоками, картофельного и сырного салатов, жареных каштанов и приготовленных специально для внуков фаршированной рыбы и сливового пирога по фирменному рецепту. Не отказывая себе в удовольствии, Билл и Том включились в праздник, быстро наелись, одномоментно откинулись на спинки стульев и блаженно замерли.

Гордон перебирал струны гитары, мурлыча под нос первую строку известной каждому немцу песенки.

- Oh Tannenbaum, оh Tannenbaum, wie treu sind deine Blaetter…