— Вот, возьмите, пожалуйста, — она вытащила из рюкзака обувь и протянула ему, но Доти, хоть и поднял взгляд от глади озера, все равно выглядел равнодушным. — Я… я не была уверена насчет размера.
— Дорогая, ты могла бы спросить, — его голос был чистым и глубоким, совсем не старческим, и очень сильно отличался от тех истерических воплей, которые он издавал на Таймс-сквер.
Ванда стушевалась. Довольно странно принимать упреки от того, по отношению к кому ты совершаешь бескорыстный поступок. Она начинала понимать всеобщее равнодушие к бездомным — дай им малость, и они начнут думать, что имеют право на большее.
Ну что ж, он имел право получить ботинки по размеру. Нет?
— Извините, — выдавила она после неловкой паузы. — Какой у вас размер?
Мужчина внимательно взглянул на неё, его единственный глаз имел такой красивый голубой оттенок, словно небо над Центральным парком.
— Спасибо, дорогая, этот подойдет, — он слегка улыбнулся, наконец принимая её дар. — Приходи завтра вечером на площадь, если не брезгуешь компанией бездомного старика… Может быть, я кое-что расскажу тебе в благодарность.
В тот день он ей и представился.
Доти.
Я очень храбрый, девочка моя. Очень.
***
Площадка, на которой он жил, занимала ровно две плиты тротуара. Лежанка состояла из старых картонок, укрытых дырявыми пледами; рядом стояла ржавая коляска из супермаркета, в которой Доти держал все свои немногочисленные пожитки: груду тряпья, какие-то продукты и нечто, что на первый взгляд было просто бесполезным мусором. На картонной табличке у лежанки было криво написано: «Берегитесь Конца Света!».
Вечером, в сиянии неонового моря Таймс-сквер, Доти выглядел, как обезумевший шут — часть непрекращающегося представления, которым жила площадь. Возможно, именно поэтому полицейские скорее делали вид, что выпроваживают Доти, чем на самом деле пытались это сделать. Его энтузиазм, шумные выкрики и жалкая улыбка отлично приправляли пятничный балаган, веселя туристов и простых прохожих.
Увидев Ванду в толпе, Доти помахал ей и шутливо продефилировал туда-сюда, демонстрируя новые ботинки; несколько человек, обернувшись, засмеялись, и Ванда тоже не сдержала улыбку. Такой странный… Она знала на собственном опыте, что нищий или не имеющий дома — не обязательно ленивый или идиот. Просто иногда так уж случается, и это начало долгого пути лишений и страданий, но даже на нём временами выдаются моменты, когда ты хочешь и имеешь право на улыбку.
Сегодня Доти выполнял обычную программу: выкрики о Конце Света перемежались с призывами открыть свои сердца близким и миру, чтобы прожить последние дни в любви и доброте друг к другу. Ванда сидела на скамейке, подперев щеку, и размышляла о том, как надломленный энтузиазм Доти напоминает сумасшествие. Был ли он действительно безумцем? В парке, разговаривая с ней, бездомный произвел впечатление очень здравомыслящего, но усталого человека. Сейчас он будто исполнял какую-то навязанную ему роль — что-то вроде наказания от злобной колдуньи. За твой несносный характер я сделаю тебя нищим, чтобы ты вечно попрошайничал и терпел насмешки, вечно был ничтожеством…
Ей не нужно было вмешиваться во всё это, пытаться помочь. Но Стив сказал: «Позволь безумству отвлечь тебя. Расслабься». Доти казался идеальным вариантом, прекрасным способом разорвать привычное полотно жизни.
— Это — Мировое Древо, — после пары часов интенсивных проповедей, Доти решил отдышаться и присел рядом с ней, держа сальный блокнот в руках. Несмотря на его потрепанный вид, от него исходил приятный запах — горьковатый, но теплый, словно аромат эфирных масел. Наклонившись, он указал ей на кривой рисунок дерева с длинными ветвями, каждое из которых заканчивалось светящейся сферой. — Мировое Древо объединяет все девять миров, но главный из них — Асгард, откуда я и прибыл сюда, — он внимательно взглянул на нее, видимо ожидая, что она покрутит пальцем у виска.
— А тот парень, что пытался разрушить Манхэттен… — осторожно начала Ванда, — Локи… он тоже из Асгарда, так ведь?
Взгляд Доти на мгновение опасно вспыхнул.
— Да, — он тревожно коснулся её рукава. — Но ты не должна говорить о нем. Никто не должен.
— Почему?
Доти опасливо подвинул к ней блокнот. Там, в углу, танцевали пестрые изгибающиеся линии, похожие на языки пламени. Среди них, разинув пасть, прижимался к земле огромный волк — его шерсть касалась огня, а рядом, словно воздевая руки к небу, стоял высокий темный человек.
Доти ткнул в него указательным пальцем, под ногтями у него виднелась грязь.
— Потому что это — Локи.
***
Она приходила к нему ещё и ещё, пока наконец ей не надоели постоянные расспросы Вижна, и ей не было позволено снять квартиру поближе к Таймс-сквер. «Неплохая идея — побыть самостоятельной», — сказал Стив. — «Это должно пойти тебе на пользу: одиночество отрезвляет».
Ванда знала другое: одиночество убивает.
С каждым разом она всё больше узнавала о Доти. Чаще всего он обретался в парке или на площади, проповедуя свои апокалиптические теории, но иногда промышлял и нелегальным сбором металлолома. Однажды его даже арестовали за проникновение на частную территорию, но Доти удалось незаметно улизнуть, потому что в участок заявился какой-то щеголеватый болтун, представившийся сотрудником санэпидемстанции. Пока тот изъявлял страстное желание воочию убедиться в том, что заключенных в обезьяннике держат в приличных условиях, Доти по стеночке прокрался к дверям.
В хорошие дни, когда ему удавалось набрать достаточно денег от продажи металлолома или сдачи бутылок на переработку, он обедал в забегаловках, откуда его постоянно выгоняли, поливая отборными ругательствами. А в один не совсем прекрасный день, Ванда обнаружила Доти всего в кровоподтеках. Оказалось, что его новые ботинки приглянулись другим бездомным, которые не преминули заставить Доти ими поделиться. Услышав это, Ванда долго сокрушалась, а на следующий день принесла ему старые ботинки, издававшие не слишком приятный запах, зато абсолютно соответствовавшие уличному дресс-коду.
— Дорогая моя, — сказал Доти, строго глядя на Ванду. — Мне бы хотелось, чтобы привычка потрошить мусорные мешки была моей единолично. Ты понимаешь?
— Сосед дал мне их, — спокойно встречая его взгляд, солгала Ванда. На самом деле сосед и не подозревал, что его непрезентабельного вида пара перекочевала в руки ее друга. Утром он всего лишь собрался выбросить мусор, но Ванда увидела, как сверху пакета он кладет прекрасно-ужасные ботинки, которые вполне могли подойти Доти. Перед выходом из дома, Ванда без зазрения совести распотрошила мешок и была ужасно довольна собой.
Повадившись навещать Доти, Ванда не раз спрашивала, почему он не пытался получить место в приюте, но он неизменно отвечал, что не нуждается в опеке. Тепло, еда и кров необходимы были молодым матерям, оказавшимся на улице с детьми, или же подросткам, больным, но Доти вовсе таковым не был и не хотел занимать места, которые были нужнее другим. Кроме того, говорил он, у него здесь важная миссия — люди должны знать, что их ждет.
В исполнении замысла Доти помогала Глория — крикливая ворона с белесым клювом и любопытным характером.
— Я — Друг Во́ронов, — важно изрекал Доти. — С воро́нами я обычно не имею дел.
Тогда Глория шумно била крыльями, подпрыгивая на мусорном мешке.
— Ладно-ладно, — снисходительно фыркал Доти. — Воро́ны тоже бывают ничего.
И Глория каркала, словно бы говоря: «То-то же!»
В целом, кто бы посмел сказать, что Доти жил несчастливо? Всего себя он отдавал любимому занятию, которое, по его мнению, приносило пользу людям; у него были друзья — Глория, а теперь и Ванда, и осень стояла прекрасная — теплая, золотисто-рыжая и солнечная, будто ей самой очень хотелось быть похожей на лето.
С самого приезда из Соковии Ванда никогда не разговаривала с кем-то так много, как с Доти. Конечно, Стив или Вижн всегда были готовы составить ей компанию, но первый постоянно пропадал на заданиях вместе с Наташей, а Вижну недоставало человеческой чуткости. Он понимал грусть, тоску, чувство потери, любовь или ярость, но каждый раз, когда они касались таких щекотливых тем, Ванда прислушивалась к голосу Вижна и слышала эти странные нотки. Ах вот, какие вы — люди? Что ж, это довольно интересно… Быть подопытным кроликом для психологических экспериментов андроида она совсем не хотела.
