Осев на стул, где только что находился Тэхён, забираю кружку с чаем, наедаясь видом «сытых». С выбором диеты у меня были проблемы, это точно. Я не из вербовщиц-анорексичек с плоским задом, просто предпочитаю голод, всякой запаре. Что толку в соблюдении режима, когда этот режим растворяется в часовых полюсах?

Отложив палочки, как по щелчку Тэ с Чонгуком перевели на меня взор, готовые броситься в погоне. Я как ошпаренная вскакиваю и бегу в ванну, чтобы запереть за собой дверь, потому что чего-то затушевалась. Громкий топот позади сопровождается тэхёновым возгласом «я сверху», пока Гук первый ловит мой локоть, и вогружает на плечо, ударяя по попе ладонью, недовольно укает, потому что щупать особо нечего. Но вообще радуется навыкам охотника, выпущенного на свободу.

-Глупо-глупо-глупо, - напевает блондин, вместе со мной опускаясь на одеяло, даже не потрудившееся быть заправленным хозяином Ким Тэхёном. – Бежать отсюда..

-Нет. Нет, подожди.. – пинаюсь коленками и тычу руками в грудь, укладывая габаритных «малышей» вдоль постели, растолкав тела и сев посерединке по-турецки. – Не так надо.

-Снова неправильно? – смеющийся Чонгук, пока смирно ждёт моих новых уроков, а я просто боюсь, что влезла по собственной дури, и стушевалась в последний момент, поэтому выворачиваюсь чепухой. Ладно, целоваться он не любит, но орудовать своим достоинством бежит непременно.

Я беру по руке у каждого и тыльной стороной прижимаю к своим щекам, на ходу придумывая истории.

-Как лялек буду усыплять. – Тэхён посмеивается, поудобнее облокачивается на подушку, и с сомнением позволяет себя отвлечь.

-Одними песенками не отделаешься. - Сомнительная идея, но я попробую.

Я целую в щёчку (благопристойно) сначала Гука, Потом Тэхёна, и покачиваю их руки, закрывая глаза.

-Буду петь.. – замираю, и смущаюсь. – Как певица, конечно. Как звезда. – В продолжение о том, что я создана светить красотой и талантами.

-Ни в одном глазу, Хуан. Постарайся уж. – Закусывая губу, издевается Чон. Он не знает, но я всё-таки учу их правильно спать – не только ж трахаться, как кролики. К тому же все мужики – дети, резонно, что их надо у груди качать, слюню подтирать и в рот смотреть, пока они наедаются за десятерых.

-Снова начинается дождь...

Падает мне на голову, словно память.

Падает мне на голову, как новые эмоции. - Заевшая пластинка.

Чонгук блаженно растягивается и прикрывает веки. Наверно, ему нравятся песни, и он мычит мотив, вроде зная, или делая вид. Ким в противовес смотрит глубоко, неотрывно, его колечко на большом пальце царапает мне кожу, но я не попрошу его снять – оно приводит меня в чувства. Охлаждает разгорячённую выразительность слов.

-Я хочу пойти навстречу ветру,

Хочу, чтобы мы общались, как влюблённые.

До колыбельной не дотягивает, ну и пусть. От этой песни мне странным образом хочется плакать (или как раз не странным). Внутри пустота зияющая, дождь здесь не причём. Причём все, кто его не любит – это правила моей игры.

-Говори со мной, как с любовником!

Гуляй со мной, как с любовником!

Говори со мной, как с любовником!

Хочу, чтобы мы целовались, как влюблённые.

Мой коверканный язык звучит более-менее прилично, и даже если меня пристыдят, я краснеть не стану – каяться не в чем.

-Я хочу окунуться в твой океан. И, даже если этот дождь не прекратится, мы будем шагать, пока не выйдет солнце.

Злюсь на себя и своё безрассудство. Пускать нюни сейчас высшая степень ненормальности. Поэтому я касаюсь губами мужских запястий, неважно вообще, чьих и в каком порядке, как на меня посмотрят.

-И встретим его громким "Прощай, дождь!" – шепчу уже под конец, потому что до нервного тика обожаю последние строчки. – «Прощай, прощай, прощай, дождь!»

Тэхён поднимается, и высвобождает конечность от моих крепких зажимок, – он больше не совладает с разумом - чтобы забрать меня за талию в своё пространство, где всё ещё витает вишня, шоколад.. сносит крышу от не сочетания, разбросана суть. А вишнёвые сигареты обычно женские, обычно лёгкие, обычно – забранные у своей "любимой девушки"?

-А я всё равно сверху, - невыносимо горько шепчет Ким, кусая меня за шею, и носом вычерчивает ключицы. Выводит контуры талии, перебирая длинными пальцами распущенные только мешающие волосы (но так положено), словно имел бесплатный пропуск в Лувр, и ночами скрёб мировые отточенные скульптуры, изучая ловкость хрупкого воска под глиняным слоем.

Чонгук подобравшийся сзади, уже поднимает мои руки, стягивая сарафан через голову, намеренно медленно и затяжно проводя вдоль всей кожи, растягивая удовольствие своего нетерпения, а я его ощущала твёрдо.

-От таких колыбельных только раздеваться.. – Тэхён сумбурно мямлит, я его различаю мутно, пока блондин опускает руки мне на грудь, поглаживая взбухшие соски - я не могу усидеть на месте, из стороны в сторону изворачиваюсь, изнывая в агонии, прижимаемая руками брюнета. Он надёжно держит за ляжки, но мне всё равно плохо с дыханием и определением реальности. Мне так много этой ласки, много возбуждения, я с ней попросту не справляюсь – я так не умею. Но благодарна, что на меня сильно не наседают, задают умеренный темп, под который я в силах подстроиться.

-..и целоваться, как влюбленные. Да, Хуан? – Гук понял, догадался, откуда я подкрепилась знаниями. Тэ тем временем впивается поцелуем, всем видом показывает, что соскучился по близости, что поскорее хочет оказаться внутри, потому что так подсказывает желание, и не потому, что вся эта абсурдность может плохо закончиться. Не-ет. К такому исходу прихожу только я, и то, в поисках переизбранных приоритетов.

Да, Чонгук, ты прав. Целоваться, как влюбленные – это правильно, даже если ты дурак. Все мы. Безрассудные идиоты. Чтобы искупить свои грехи, у нас остаётся последнее прибежище – притвориться в любви, в которой не обязательно быть правым и виноватым, когда перегорит интерес.

Ночью я проснулась от звонка телефона, причём своего. Пока расталкивалась, мобильный затренькал дважды, и надрывно так, слишком раздражающе для не отошедшего ото сна мозга. Блондин поворочался и недовольно выпустил с нагретого места, пока я, покачиваясь, раздирала глаза, чтобы не грохнуться в кровати, не разобравшись в кромешной темноте, где земля и небо.

Поёжившись от отсутствия одежды, наспех накинула тэхёнову кофту, успев нажать на зелёную трубку. Между прочим, стоять на ногах тоже было больно, поэтому я тихо ругалась матами, пеняя, сами знает кого.

-Алло, Хуан? Это мама.. – настороженно поприветствовала женщина. Совесть в ней наверно где-то бултыхалась, на донышке, пару капель, раз предполагала, что я не захочу разговаривать.

-Да, слушаю. – Нащупав пуфик, я аккуратно опустилась на него, с закрытыми глазами опять засыпая.

-Прости, что разбудила. Мне Хэсон звонил, ему родители сказали.. – после ненавистного имени бывшего парня, почувствовала большее призрение к матери – по утрам я всегда особенно злая, даже если позже буду вести себя иначе, – что твой папа вчера умер, Хуан. Сообщить было никак..

-Ч..что? – мне естественно показалось, что я ослышалась, но сонливость как рукой сняло. Что там тот говнюк наговорил моей матери.. Какой умер.. Кто?

-Милая, пожалуйста, не плачь. Можешь не ехать на похороны. Его уже кремировали. И Хёку я говорить не стала.. И ты не говори, хорошо? – было сейчас не время для обид. Вообще не время. Но маленький Хёк давно вырос, чтобы знать всю правду. А меня просят не плакать? Не ехать на похороны..? От меня что-то хотят вообще?

-Не звони мне больше.. – сдерживая внутреннего раненного зверька, скинула звонок, бросила телефон на пол, не заботясь о громких звуках. Всем пора вставать!

Нельзя так сладостно нежиться в тепле. Нельзя?

Со смертью не всё кончается – я знаю. Но меня душит осознание, что скоро я увижу папу, поэтому - да, нет смысла приезжать на похороны. Человек, который жил как собака – как собака и исчезает, потому что по нему больше некому скорбеть. А я выскорбила всё вчера, пока по полу собирала грязь и стены чужого дома.