В соответствии с рекомендациями Гриена она встретилась с Малапестой, который, как и всякий венецианский купец, оказался неуступчив в торговле. Катерина подписала документы о продаже дома с находящейся в нём обстановкой и загородного поместья и получила за это сумму, не превышающую четверть реальной стоимости имущества. Но она и без того была достаточно богата, чтобы начать новую, благополучную жизнь. Особенно, если он заберёт из дома ценности, которые соглашения не учитывали.

«Никогда больше я не получу всего, что сейчас потеряю», – подумала она со злостью. – «Даже если чёрные плащи снимут обвинения, это не вернёт мне ни мебели, ни картин».

Она вернулась домой в ярости, и не успела снять плащ, когда раздался стук в дверь.

– Эльза, открой эту чёртову дверь! – Прорычала она, видя, что никто не намерен встречать нежданного гостя.

В конце концов, она сама быстрым шагом пересекла прихожую и распахнула дверь. И чуть не столкнулась на пороге с одетым в чёрное мужчиной, на груди которого поблёскивал серебром сломанный крест. У мужчины, хотя он и был ещё довольно молод и черноволос, было усталое лошадиное лицо.

– Вы куда-то собираетесь, госпожа? – Вежливо осведомился он.

Она отступила на шаг, и только с огромным трудом удержала себя от того, чтобы броситься бежать вглубь дома.

– Ох! – Она схватилась за грудь. – Вы напугали меня, мастер. – Она улыбнулась, пытаясь сложить омертвевшие от страха губы в прекраснейшую из улыбок. – Не ошиблись ли вы дверью, господин инквизитор? – Спросила она. – Но, так или иначе, прошу вас на бокал вина.

– Вы ли... – начал инквизитор стандартную формулу, которая всегда предшествовала аресту.

– Это я, – прошептала она, когда прозвучали имя и фамилия.

– Меня зовут Рупрехт Зеедорф, и я имею честь быть инквизитором Святого Официума в Кобленце, от имени которого я налагаю на вас арест. Вот документы, подписанные именем мастера Зигмунда Шонгауэра, руководителя Инквизиториума.

Катерина не взяла бумаги из его рук. Она была уверена, что всё в наилучшем порядке. И подписи, и печати, и фамилия.

– В чём меня обвиняют? – С трудом донёсся до неё собственный голос.

– Вы обвиняетесь, – инквизитор развернул документ, – в деяниях, противоречащих догматам и заповедям нашей святой Церкви, заключающихся в открытом исповедовании ереси, а также подстрекательстве других к её исповедованию. Кроме того, вы обвиняетесь в использовании заклинаний во вред почтенным жителям города Кобленц и участии в шабашах, на которых осквернялись святые реликвии, призывались демоны и приносились в жертву с некрещённые младенцы. Et cetera, et cetera... обвинительное заключение насчитывает четыре страницы, и, простите, но я не буду его читать вам здесь и сейчас, – добавил инквизитор очень деловитым тоном.

Катерина опёрлась рукой на стену, ей казалось, что она сейчас упадёт.

– Это... это всё ложь. Мастер, скажите сами, разве я, по-вашему, похожа на ведьму? – Она чувствовала, как слёзы против её воли потекли по щекам.

Инквизитор отодвинул её с дороги, словно она весила не больше сухой веточки, и вступил в прихожую. За ним вошёл мужчина, также в чёрном плаще и чёрной шляпе, трое стражников и седой нотариус, с которым Катерина когда-то познакомилась во время оформления торговых операций. Нотариус шёл, опустив голову.

– Господин Хейдеманн, скажите им, – всхлипнула она. – Вы же меня знаете... Скажите им.

Она заметила, что при её словах инквизитор слегка искривил губы, как бы с жалостью улыбаясь наивности обвиняемой в колдовстве и ереси, которая думает, что кто бы то ни было встанет на её защиту. Нотариус сгорбился так, что почти спрятал голову в плечи.

– Ваше имущество будет описано и опечатано на время процесса, – продолжил инквизитор равнодушным голосом. – До момента вынесения приговора опеку над ним берёт на себя Святой Официум, действующий через представителей, назначенных в соответствии с законом и обычаем.

«По крайней мере, вам ничего не достанется!» – Подумала Катерина с мстительным удовлетворением, с которым жертва ограбления могла бы наблюдать за вором, напрасно обшаривающим его пустые карманы.

– Позвольте, позвольте! – Закричал кто-то с порога.

Инквизиторы развернулись, как по команде, и Катерина вместе с ними. В дверях стоял мужчина, держащий под мышкой папку с документами.

– Позвольте, благородные и благочестивые мастера, заявить претензии на это имущество от имени господина Джованни Малапесты, гражданина Венеции, который сегодня утром приобрёл всё движимое и недвижимое имущество, находящиеся на Дубовой Аллее под номером пятым, то есть, как мне кажется, именно здесь. Конечно, у меня имеются соответствующие акты купли-продажи, которые я со всем уважением готов представить прямо сейчас.

Инквизитор кивнул головой.

– Ваши претензии будут приняты во внимание, – сказал он. – Господин Хейдеманн, попрошу вас ознакомиться с этими документами.

Катерина вонзила ногти себе в бедра с такой силой, что почувствовала боль, несмотря на толстое платье.

«Он и не хотел меня спасти», - подумала она о Соломоне Гриене. – «Он и не собирался помочь мне в побеге. Единственное, чего он хотел, это получить за бесценок моё имущество. Но, гвозди и тернии, это не сойдёт тебе с рук, ублюдок. Они будут требовать от меня показаний? Очень хорошо! Я расскажу им, как ты призывал в моём доме демонов, и как ты летал со мной на шабаши. Может, я и сгорю на костре, но только после того, как почувствую запах твоего скворчащего жира.»

Как же она теперь жалела, что не слепила фигурку Гриена и не имеет хотя бы одного вечера на то, чтобы подготовить соответствующие проклятия.

«Если только я выберусь из этого», – подумала она, – «если только каким-то чудом, божественным или дьявольским, мне удастся вернуть себе свободу, то люди, которые меня продали, пожалеют, что родились на свет».

– Прошу вас, госпожа, подняться вместе с нами наверх, – приказал Зеедорф, не распорядившись даже обыскать комнаты, расположенные на первом этаже.

– Он знает, – осенило Катерину, – он точно знает, куда идти и что искать. А значит, это Гриен, Иуда! Мало того, что он обманул меня, так ещё и перед этим сам донёс чёрным плащам. Ведь только он знал, что находится в мастерской. Ты пожалеешь об этом, Соломон, ты проклянёшь тот миг, когда ты познакомился с Катериной. Я уничтожу и тебя, и твою семью, и твоих друзей.

Она прикусила губы так сильно, что почувствовала на языке железистый привкус крови.

– Конечно, мастер, – отозвалась она. – Я буду рада, если вы сами убедитесь, что в моём доме никогда не было вещей, которые могли бы вызывать хоть малейшие подозрения. Это богобоязненный дом правоверной христианки.

Она как раз договаривала эти слова, когда они входили в спальню, а взгляд инквизитора упал на картину, изображающую любовные шалости Афродиты и Гефеста.

– Я не посмел бы в этом усомниться, – ответил Зеедорф, без сомнений направляясь в сторону шкафа.

Ирмина как раз стелила кровать, когда увидела входящих в комнату инквизиторов. Она замерла в неподвижности, с подушкой в одной руке и наволочкой в другой. Она раскрыла рот и стояла с открытым ртом довольно длительное время.

– На что уставилась, глупая девка? – Крикнула Катерина, надеясь криком добавить себе храбрости. – Принеси нам сейчас же вина. Господа инквизиторы, конечно, с удовольствием выпьют. Не так ли, мастер Зеедорф?

– Не откажемся, – ответил он вежливо. – Вы позволите? – Он потянулся рукой к ручке шкафа.

– У меня там только платья, – С трудом выдавила Катерина из пересохшего горла.

– Какая прекрасная работа, – воодушевился инквизитор, касаясь рельефа, покрывающего дверцы шкафа. – Смотри, Роберт, – обратился он к одному из своих товарищей, – у самого архиепископа я не видел столь прекрасно сработанной мебели. Разве это не Моисей разговаривает с Неопалимой Купиной? А здесь? Соломон молился у Ковчега Завета. Ну, ну. – Он покачал головой. – Скажи Хейдеманну, чтобы шкаф привезли во дворец архиепископа. Как Бог свят, этот венецианский купец обойдётся без него!