Катерина просияла и поцеловала его ладонь.

– Тогда что должны были означать ваши слова?

– То, что я искренне беспокоюсь о твоём будущем. Ибо до меня дошли слухи, что скоро земля может начать гореть под твоими ногами. – Он растянул в улыбке блеклые губы. – Понимая это как фигурально, так и буквально.

Катерина замерла.

– Инквизиция? – Прошептала она. Гриен покивал головой.

– Именно так, – ответил он.

Она почувствовала себя так, словно в неё ударила молния с ясного неба. Хотя именно этого следовало ожидать. Слишком она была невнимательна, слишком неосторожна, слишком давала волю эмоциям и доверялась чувству безопасности, которое дарили близкие отношения с несколькими сильными и влиятельными особами. А ведь она не должна была смеяться, когда слышала сплетни о себе, повторяемые то прислугой, то вечно болтливыми лавочниками. Не должна была их недооценивать, не должна была так бросаться в глаза, а особенно обнаруживать свои знания перед нелюбимым архиепископом каноником. Кто знает, быть может, чей-то острый глаз приметил, куда она иногда ходит по вечерам? Может, чьи-то губы повторили, что Катерина встречается со старой полоумной ведьмой? Но ведь она была осмотрительна. Надевала плащ с капюшоном, прятала лицо и волосы, даже изменяла походку, идя на встречу, держалась под стенами домов, не разговаривала ни с кем по пути.

– А вы не можете... что-нибудь сделать?

– К сожалению, нет, Катерина. Если бы это было наше местное отделение Инквизиториума! С кобленецкими инквизиторами мы живём в согласии. Они стараются не интересоваться нашими делами, мы стараемся не вставать им поперёк дороги. Если даже возникают некоторые достойные сожаления недоразумения, мы выясняем их, руководствуясь доверием, разумом и честностью.

– Так что же случилось? – Спросила она, поскольку он, по-видимому, ожидал от неё вопроса.

– Из Хез-Хезрона прислали двух епископских инквизиторов. Якобы для проведения плановой проверки, но говорят, однако, что они прибыли за тобой, дитя моё.

– За мной? – Катерина едва слышала собственный голос. Она была так напугана, что не помнила даже, что голая стоит на коленях на твёрдом и холодном полу.

Соломон печально покивал головой.

– И вы не можете ничего с этим поделать? – Прошептала она.

– Нет, дитя моё. Это бешеные псы, которые не отступят, когда уже учуяли след. А они чуют свежую кровь.

– С ними не может что-нибудь... случиться?

Гриен рассмеялся.

–Встань, милая, и оденься, – приказал он отеческим тоном, – не то ты простудишься, и останутся мозоли на коленях.

Катерина послушно поднялась и набросила на плечи шёлковый халат. Присела на край постели.

– А что касается твоего вопроса, дитя, то разве ты не слышала о поговорке, гласящей, что «когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс»? Она означает ни больше, ни меньше, что Инквизиториум очень, очень не любит, когда убивают одного из членов этой компании. – Он задумался. – Не буду скрывать, что именно в этом они чрезвычайно похожи на нас, – добавил он. – Если бы с этими двумя псами что-нибудь случилось, – продолжил он, – то месяцем позже на улицах Кобленца зарябило бы от чёрных плащей и серебряных крестов. А это никогда не бывает хорошо для дела.

Катерина опустила взгляд. Итак, её собирались сжечь. И, честно говоря, трудно было удивляться ответу Соломона Гриена, который должен был позаботиться о собственном благополучии и о благополучии своих людей.

– Ну, ну, не печалься, моя хорошая. – Гриен увидел её лицо. – Я не оставлю тебя одну на их произвол. Ты всегда была услужлива и полна уважения к старому человеку, теперь пришло время, чтобы твои усилия были оценены.

– Я сделаю всё, что прикажете, – ответила она, впрочем, вполне искренне, ибо у неё не оставалось другого выхода.

– Очень хорошо. – Он кивнул головой. – Завтра ты встретишься с Джованни Малапеста из венецианской конторы. Это мой надёжный партнёр, которого я ознакомил с твоей достойной сожаления ситуацией и который согласился предоставить тебе свою поддержку ввиду связывающей нас дружбы. Он поможет тебе во всём, между прочим, и в продаже имущества. Он выдаст тебе облигации на соответствующие суммы и сделает тебе паспорт, который позволит уехать в места, где Инквизиториум не имеет власти.

– Куда я должна уехать? – Спросила Катерина, одновременно напуганная перспективой перемен в жизни и счастливая от того, что эту жизнь вообще удастся сохранить.

– Лучше всего в Палатинат, дитя моё. Венецианцы имеют и там сеть своих контор, так что без труда можно будет обналичить кредитные листы и устроить заново свои дела, не утруждая себя приземлёнными заботами. И мы имеем в Палатинате свои интересы, так что там ты останешься под нашей опекой.

– Спасибо вам. Вы даже не подозреваете, насколько я благодарна вам за доброту.

Гриен опустил веки, принимая благодарность как нечто совершенно естественное, будто он и не ожидал от женщины ничего другого. Конечно, Катерина слишком хорошо знала людей и мир, чтобы не отдавать себе отчёта в том, что она оказалась перед ним в долгу, который она будет выплачивать всю оставшуюся жизнь. Если она попадёт в Палатинат, ей придётся там выполнять распоряжения друзей Гриена. Она также была уверена, что стоимость её дома и загородного имения будет значительно занижена, а большая часть суммы пойдёт прямо в карман Соломона. «Он с лихвой вернёт себе всё, что мне заплатил», – подумала она горько.

– И ещё одно, дитя моё, – вновь заговорил Гриен. – У меня некогда была возможность полюбоваться на вашу чрезвычайно интересную коллекцию фигурок.

Катерина слегка побледнела. А ведь она не должна была этому удивляться. Старый пройдоха имел к своим услугам людей, которые умели бесшумно проникнуть в любое место и бесшумно его покинуть. Были также и те, кто мог бесшумно убить.

– И я очень рад, Катерина, что среди этих фигурок я не узнал собственного подобия. Это заставило меня понять, что ты делаешь для нашей дружбы исключения, так же как и я.

Женщина мысленно возблагодарила Бога, что не решилась слепить куклу, изображающую Гриена. Она много раз над этим задумывались, и каждый раз интуиция остерегала её от этого замысла. И как теперь оказывалось, вышеназванная интуиция подсказывала чрезвычайно разумно. Ибо Соломон, конечно, не был бы так склонен к помощи, если бы нашёл в скрытой комнате своё подобие. Катерина задумалась, как он наказал бы её за это? О, конечно, не убил бы и не изуродовал. Но она была уверена, что в арсенале наказаний у него были и такие, которых она не забыла бы до конца жизни и которые не лишили бы её красоты.

Она знала, что у неё мало времени. Если инквизиторы из Хеза на самом деле прибыли в Кобленц по её делу, расследование и процесс могут начаться уже на днях. Она должна была как можно скорее уладить финансовые дела, и, прежде всего, как можно тщательнее подчистить все следы, которые могут свидетельствовать о том, что она занималась тёмным искусством. Она знала, что в случае обыска её не спасут тайные двери, являвшиеся одновременно стенкой шкафа. Подобный схрон был хорош против любознательной прислуги, но не против инквизиторов, обученных также и искусству обнаружения тайников.

Катерина не собиралась сдаваться и отказываться от сохранения доброго имени. Если только ей удастся скрыть все улики и уйти, то из-за рубежа она начнёт хлопотать о восстановлении чести. В конце концов, у неё были высокопоставленные друзья, которые, возможно, склонят чёрных плащей снять обвинения, при условии, что эти чёрные плащи не найдут в её доме ничего компрометирующего и не склонят никого к даче показаний. Впрочем, даже обвинительные показания, в случае отсутствия каких-либо доказательств, можно было бы объяснить злобой, завистью или ревностью. А, как известно, чем кто-то богаче и красивее, тем больше его окружает людей, которые, будучи не в силах отнять у него это богатство и красоту, найдут радость хотя бы в том, что он их потеряет.