- Экий важный господин, - негромко сказал он. - Знаете ли, Генрих Иванович, у самих китайцев есть на это счет одна крайне интересная поговорка.
- Какая же? - механически поинтересовался Грюнфильд.
- "Из хорошего железа гвозди не делают, хороших людей в офицеры не отдают".
Генрих Иванович сдержанно улыбнулся и шагнул навстречу гостям:
- Рад вас видеть, господа, в добром здравии. Надеюсь, что все наши проблемы определенно разрешились, а все наши просьбы вами удовлетворены?
- О да! - поклонился Цзян. - Никаких проблем, начальник, для вас более не существует. Итак...
Он достал маленькую записную книжечку и почти торжественно развернул ее, открыв на нужной странице.
- Итак, господа. Вам запрещается: поддерживать какие-либо контакты с берегом, получать установленным порядком воду и продовольствие, сдавать почту, покидать рейд с целью самовольного захвата наиболее удобной якорной стоянки...
Китаец выпалил все это единым духом прямо в удивленные глаза капитана.
- Но... - начал было Генрих Иванович.
- ...кроме того, вам запрещается всякое обжалование настоящего решения портовых властей - оно утверждено самим губернатором...
Неожиданные гости давно уже покинули борт, а капитан все еще стоял прямо посреди палубы в некоем подобии шока.
- Ничего, Генрих Иванович, - пытался было утешить его Шмидт, - бог поможет, не пропадем и без их помощи.
И, словно в подтверждение сказанных помощником слов, у кормы вновь раздался плеск весел, подплыл неизвестный китаец, вежливо поздоровавшийся на ломаном английском языке. В шлюпке у него лежали две связанные свиньи и несколько ящиков с овощами и свежей зеленью.
- Вам просили передать вот это, - вежливо сказал китаец. - Все, что вы видите, и, кроме того, письмо.
Грюнфильд принял письмо в оригинальном фирменном конверте отеля "Кантон" с целлулоидным окошечком впереди, сломал печать.
- Ничего не понимаю! - он протянул письмо Шмидту.
На листе бумаги значилось: "Уважаемые и дорогие мои соотечественники! Наслышавшись от портовых валастей о том неприятном положении, в котором вы пребываете в настоящее время, посылаю вам свой скромный подарок в надежде, что он придется вам всем по вкусу. Очень прошу принять с искренними уверениями в моем глубоком к вам уважении. Вам соотечественник Алексей Лаврентьев".
К письму был а приложена пахнущая свежей типографской краской визитная карточка с указанием рода занятий хозяина - "промышленник и финансист", адреса его проживания - "Чифу, центр, отель "Кантон", а также номер телефона - 27.
Пока китайца, доставившего подарок, угощали прямо на палубе смирновской водкой, которую он пил с величайшей радостью и удовлетворением, Генрих Иванович счел своим долгом написать несколько слов неведомо откуда взявшемуся благодетелю.
"Уважаемый г-н Лаврентьев! - писал он. - Примите самую сердечную благодарность за столь приятный и неожиданный для команды "Ставрополя" подарок. Надеюсь, что вы выберете при случае удобное для вас время, чтобы наведаться к нам на борт, ибо сами мы, к сожалению, пока лишены иной возможности поблагодарить вас лично. Наше судно, действительно, находится сейчас не в самом завидном положении, и тем дороже для каждого из нас участие и помощь всякого истинно русского гражданина. Остаюсь в ожидании Г. Грюнфильд, капитан".
Вечером на судне был подлинный пир: свежая свинина заменила собой всем изрядно поднадоевшую солонину.
Этому событию предшествовала довольно-таки значительная работа доброй половины экипажа: ведь нужно было заколоть свиней и разделать их как положено. А положено было осмолить щетинку свежей соломкой, спустить кровь на кровяные колбаски, изготовить из печени ливерные, засолить в ящик сало... На судне все это было довольно сложной проблемой, тем более что Рощин категорически запретил смолить заколотых боцманом хрюшек на палубе.
- Пожара нам, паете, для полного счастья не хватает, - ворчал он.
Выход нашел снова оказавшийся у юорта"Ставрополя"Бинь. Он насыпал на свой плот толстый слой земли, привез соломы. Туши осмолили метрах в сорока от парохода, прямо на плоту. Все очень хвалили "Борю" за находчивость, и он этому очень и очень радовался.
- Интересно, - сказал за ужином Шмидт, - что это все-таки за человек? Я имею в виду господина Лаврентьева.
- Не все ли нам равно, - вполголоса ответил ему Грюнфильд. - Главное, что он расположен к нам и искренне захотел помочь нашей беде в меру своих возможностей. Поверьте мне, что сам по себе этот факт - лучшая из рекомендаций, которые нам следует принимать во внимание.
Несмотря на столь великолепный стол, настроение у всех было все-таки отвратительное. Особенно невесел был сам капитан: предстоящие трудности беспокоили его уже сейчас.
- Говоря по совести, - признался он Копкевичу, - я не вижу пока выхода из создавшегося положения. Мы уже сейчас пьем тухлую воду. А что же будет через несколько дней? Мы уже сейчас сидим на богопротивной солонине, консервах и никудышных квашеньях. Что же будет через два-три месяца? Уверяю, что на подарках господина Лаврентьева мы с вами далеко не уедем.
Копкевич мрачно кивнул головой:
- Я разделяю ваше мнение, господин капитан, - ответил он. - Полностью разделяю.
Званый гость
Алексей Алексеевич Лаврентьев, получив приглашение капитана пожаловать на борт "Ставрополя", собирался долго и тщательно.
Он подробно поговорил с дочерью о том, как нужно ей вести себя в обществе моряков, закончив свою речь несколько даже напыщенно:
- Пойми, Виктория, - сказал он, - мы с тобой будем находиться в стане врагов. Отчизна доверила нам великую миссию по спасению большого судна со сланым историческим прошлым. Я не только не скрываю этого от тебя. Я рассчитываю на твою помощь в своем деле. Давай же мы окажемся достойными оказанного нам доверия!
Виктория склонила голову, отягощенную толстой русой косой:
- Я постараюсь, папенька, я все понимаю.
В этот момент она показалась вдруг Алексею Алексеевичу до боли похожей на мать-покойницу. И он не выдержал: привстав в кресле, привлек дочь к себе и поцеловал в висок с часто пульсирующей тонкой голубой жилкой.
- Все будет хорошо, дитя мое, - грустно сказал он. - Ты уж не сердись на отца за то, что втягивает он тебя в дела подобного неженского рода. Но что же делать - время такое, разбираться нам с тобой не приходится...
В порту за несколько центов они наняли бедного китайца с джонкой.
- К дальнему рейду! - распорядился Лаврентьев. - И побыстрее! Там стоит пароход "Ставрополь".
Он не был уверен в том, что голодранец-китаец понял его слова. Но, на удивление, тот безошибочно выбрал из всего громадного скопления судов именно черный, похожий на гигантского кита корпус "Ставрополя".
- Битте, - сказал китаец. - Пожалюсто, мистер!
Завидев подошедшую джонку, с борта спустили трап, а встретил гостей, как принято в особых торжественных случаях, сам капитан в белом кителе с золотыми доброфлотовскими нашивками на рукаве.
Грюнфильд крепко пожал руку Лаврентьеву:
- Господин Лаврентьев, я чрезвычайно рад видеть в этих неприветливых и далеких от нашей родины краях своего соотечественника, верного сына России.
Поцеловал руку непринужденно присевшей в ответ Виктории:
- Сударыня, я счастлив случаю, доставившему мне столь приятное знакомство с вами. Позвольте представить моих помощников - господ Копкевича и Шмидта...
После краткой церемонии представления Генрих Иванович, на правах хозяина, сделал широкой жест рукой:
- Я думаю, что судно мы с вами посмотрим потом. А сейчас милости прошу пожаловать ко мне в каюту, посидим, побеседуем, подкрепимся, чем бог послал. Мы здесь потихоньку, признаться, начинаем отвыкать от всех других лиц, кроме своих собственных. И вы своим визитом, дорогие гости, доставили нам величайшее удовольствие.
