- Комиссар Вострецов, - коротко представился он Шмидту. - от души поздравляют вас, товарищ капитан, с возвращением в родные воды. Советская власть высоко ценит ваш мужественный поступок!

В этот момент засвистала давно забытая матросами дудка боцмана Москаленко, созывая всех наверх, на построение.

- На фл-а-а-а-г! - прозвучала команда. - С-мир-н-а-а-а!..

И в темноту, на самую вершину мачты пополз алый флаг республики Советов, ставший отныне и навсегда флагом "Ставрополя".

Шмидт взволнованно смотрел на него, огромный и трепетный, залитый светом прожектора, потом повернулся к Вострецову.

- "Ставрополь", доложу я вам, находится в полном распоряжении Советской власти, - сказал он. - В полном распоряжении, товарищ комиссар...

Шмидт особенно выделил голосом еще непривычное для него слово "товарищ".

- Если можно, - добавил он, - то я бы просил у вас два-три дня для отдыха команды. А сейчас - извините: я должен заняться своими обязанностями, связанными с прибытием судна в порт назначения.

Эпилог

Он почуял неладное еще метров за двести до лавочки Берендеева: не было на месте привычной вывески, а с окон были сорваны зеленые старенькие ставни. Хлопнув дверью, вбежал в лавочку, и в растерянности остановился у порога: все здесь было иначе. Исчез прилавок, надвое рассекавший комнатушку, исчезли полки с товарами. Вместо всего этого на одной из стен висело огромное, потемневшее местами старое зеркало с отбитым углом, а прямо напротив него стояло парикмахерское кожаное кресло, в котором восседал широкоплечий добрый молодец, какой-то Алеша Попович в белой куртке.

Завидев появившегося на пороге боцмана, молодец лихо вскочил с кресла и бросился к нему навстречу, застрекотав вдруг тоненьким, совершенно несоответствующим его фигуре голоском:

- Проходите, товарищ, проходите. Оченно хорошо, что заглянули к Василию. Вы думаете, тот Жак, который себя за француза выдает, - француз? Дудки! Он такой же француз, как я новозеландец. Лучше Василия никто не постригет, не побреет. Василий - хороший мастер, старой школы. Диплом-с на парикмахерское искусство из Парижа имею!

Он, не давая Ивану опомниться или просто сказать хоть слово, пихнул его в кресло:

- Бриться будем-с?

И, не дожидаясь ответа, заелозил кисточкой по щекам боцмана.

- Да подожди ты, - пришел наконец в себя Москаленко. - Ты мне скажи, давно тут поселился, в этом доме? Тут ведь раньше лавка была. Берендеева господина лавка.

- Была-с, как не быть, - охотно поддакнул дипломированный Василий. - Была да вся вышла. Почитай, за пустяк купил я домишко у господина... у товарища-с Берендеева. Он уезжал в Охотск, чтоб оттуда в Америку податься. "Бери, - говорит, - Василий, мою лавку. Отдам тебе недорого, потому как оченно ты уж человек хороший. А мне тут, - говорит, - опосля смерти моей доченьки жизнь все одно не мила".

- Опосля... после чего? - боцман встрепенулся и наскочил подбородком на бритву в руках Василия. - Что ты городишь, парень? Какая смерть такая?!

- Ай, нехорошо получилось, - запричитал парикмахер, схватив в руки пузырек с йодом. - Я не виноват, товарищ, нисколечко не виноват-с. Вы сами такой верткий: прыг - на бритву. Вот и порезались.

- Да черт с ним, с порезом! - вцепившись в подлокотники кресла, прохрипел Москаленко. - Ты дело говори. Ксюша где?

- О, - обрадовался парикмахер. - Вы, товарищ, изволили-с знать Ксению Фроловну? И Фрол Прокопыча тоже-с? О, как приятно-с... А я жил тут-с, неподалеку от них, через три дома, угол снимал. А теперь вот, видите, свое дело-с открыл, человеком становлюсь...

- Слушай ты, человек, - угрожающе прошипел боцман. - Ты о Ксюше говори. Твоя личность меня мало интересует.

- Да, да, конечно. Кого-с интересует маленький человек-с? Хотя, - затарахтел снова Василий, - личность принародной власти обретает свободу, которой никогда раньше не пользовалась. Да-с!

Он отскочил - очень своевременно - в сторону и, не смущаясь агрессивным поведением клиента, продолжал:

- Так это уже, почитай, перед самым рождеством было. Ксения Фроловна изволили пойти в холерный барак - служить сестрой милосердия. Фрол Прокопыч на коленях отговаривали-с... а она затвердила одно: "Папенька, это мой долг-с...". Да только всего недельки две-три и поотдавали-то долг-с. Сами холеркой заразиться сподобились... Ну, а когда-с похоронили, Фрол Прокопыч все в два дни-с распродал, ликвидировал дело-с, а домишко мне уступил.

- Похоронили где? - глухо спросил Москаленко, вставая с кресла.

- А я почем знаю-с, - изумился Василий. - Где всех, наверное-с, в холерных ямах... Да куда же вы? Куда же-с?

Но Иван уже шагал по улице огромными шагами, прямо к порту. Так, с мылом и засохшей кровью на лице, с ощущением страшной, невосполнимой потери в сердце, и поднялся он, никого не замечая вокруг, на борт "Ставрополя"...

И потом, опершись о поручень, долго и пристально смотрел он в бьющуюся о борт зеленую морскую воду, на поверхности которой плавали клочья серой пены, щепки, клочки какой-то бумаги: это и было то самое мое, которому он посвятил всю свою жизнь.

Ах, море, море! Оно удивительно и волшебно, как далекая сказка, услышанная однажды в улетевшем на крыльях времени детстве. И, как сказочное див-дивное, обладает оно страшным свойством отнимать у человека его собственное сердце, беря к себе в службу, из которой нет пути, нет выхода. Оно начинает манить к себе своих будущих слуг и рыцарей еще безусыми, чтобы раз и навсегда стать их первой, единственной и последней любовью. В способности совершать это чудо - самая великая тайна моря. И никогда никому не разгадать ее, пока плещут о берега зеленые волны, пока кричат над ними тоскующими голосами белые чайки, пока уходят в дальние дали своими невидимыми голубыми дорогами корабли...

***

Со времени описанных нами событий прошло много лет - куда более полувека. Но с течением времени события эти не тускнеют в памяти людской, и их место в истории остается по-прежнему почетным. Вот почему хочется, прежде чем поставить последнюю точку, сказать хотя бы несколько слов о дальнейших судьбах наших героев и самого "Ставрополя".

В архиве Дальневосточного морского пароходства до сих пор бережно хранится "Судовая роль "Ставрополя" - список людей, принимавших участие в китайском походе. В графе "примечания" против многих фамилий видны пометки многолетней давности - "служит на пароходе "Новороссийск", "работает в управлении", "на плавкране в порту", "на буксире "Шатурстрой"... Но против большинства фамилий стоит короткое слово - "умер в 192... году". Видимо, полтора года нечеловеческих испытаний не прошли бесследно для команды "Ставрополя". И сейчас среди живых нет уже, к сожалению, ни одного участника описанных событий.

А теперь - о людях. Август Оттович Шмидт работал в управлении пароходства вплоть до 50-х годов. Павел Георгиевич Миловзоров водил "Ставрополь" во льды Северного Ледовитого океана больше десятка лет, заслужив на нем орден Красного Знамени. Боцман Москаленко так и остался неженатым почти до самого конца своей жизни. Лишь на склоне лет судьба свела его с тихой и скромной женщиной, с которой, будучи бездетным, и дожил он свой век в далекой от моря и боцманских забот украинской станице.

А сам пароход верой и правдой служил советскому народу в суровых морях Крайнего Севера, еще трижды оставался на зимовки в Ледовитом океане. В 1932 году "Ставрополь" был передан Тихоокеанскому военно-морскому флоту (тогда он назывался Морскими силами Дальнего Востока) и переоборудованы в минный заградитель. Командиром его стал в ту пору Петр Павлович Михайлов - впоследствии известный советский адмирал.