- Рад познакомиться с вами, господин капитан. Много о вас слышал, но, к великому моему сожалению, не имел возможности лично познакомиться со столь твердым и решительным человеком. Дела, знаете ли, дела наши вечные и бесконечные, - он вполне естественно развел руками и засмеялся. - Я слышал даже, что вы якобы терпели здесь некоторые неудобства. Если это так, то, поверьте, они не от злого умысла, а просто ввиду имеющей место не только у нас некоторой неорганизованности... Но, смею надеяться, что вы не в обиде на портовые власти, так же как и мы не в обиде на вас. Поверьте, у меня тоже были по поводу ваших двух судов весьма нелицеприятные разговоры с английскими службами. Впрочем, сколько о них, делах наших, говорить можно? Позвольте лучше представить вам мою дорогую супругу, вашу соотечественницу.
Только теперь Шмидт заметил, что за спиной коменданта стоит симпатичная женщина лет около тридцати, с довольно соблазнительными формами и удивительно русским лицом. Вокруг головы ее была обвита толстая, с руку, ржаная коса, голубые глаза смотрели на него лениво, но все-таки с какой-то затаенной тревогой. Ее взгляд вдруг заставил его вспомнить, что они уже когда-то встречались.
- Меня зовут Виктория, - женщина протянула ему узкую руку с тонкими длинными пальцами, обтянутую белой лайковой перчаткой. - Я действительно русская. Говорят, что мои предки были в России весьма знаменитыми людьми.
Шмидт склонил голову, неуклюже шаркнул ногой:
- Милости прошу, сударыня, - он снова шаркнул, стараясь сделать это в точности так, как тому его учили в корпусе. - Каким ветром занесло вас в Чифу, так далеко от костей ваших знаменитых предков? Не могу избавиться от мысли, что мы свами где-то встречались.
По расстеленной ковровой дорожке все трое прошли в капитанскую каюту. И когда уселись за стол, начальник порта неожиданно сказал?
- Знаете ли вы, господин Шмидт, что во Владивостоке установлена власть красных? Большевики вышли со своей Красной Армией к океану.
Слова эти произвели на капитана такое же впечатление, какое производит удар грома среди ясного дня и чистого неба. Август Оттович не в силах был своей радости, смешанной, впрочем, с некоторой долей недоверия. А что, коли хитрый китаец хочет таким методом выдворить непокорные русские суда в открытое море, прямо в лапы пресловутого адмирала Старка?
Китаец словно прочитал мысли капитана.
- Я понимаю, что после всего случившегося вы не можете безоговорочно доверять мне. Это чисто ваше дело, ваше право, на которое я не хочу посягать. Но вот я принес вам сегодняшние газеты, прибывшие из Гонконга. Прочитайте заметку, которая так и называется "Красные во Владивостоке". Думаю, этот номер "Таймс" развеет все ваши сомнения и опасения.
Быстро пробежав глазами заметку, напечатанную в столь солидной и авторитетной английской газете, Шмидт, наконец, овладел собой.
- Я признателен вам, господин комендант, за проявленное беспокойство и участие, - сказал он. Затем, повернувшись к супруге чиновника, которая тотчас улыбнулась ему довольно-таки кокетливо, добавил: - И вам, разумеется, тоже, сударыня. Вы и ваш уважаемый супруг принесли довольно приятную и важную для нас весть.
Она с готовностью кивнула головой:
- Не стоит благодарности, господин капитан!
И, снова откровенно кокетливо улыбнувшись, повернулась к иллюминатору, демонстрируя длинную красивую шею. Как и всякая женщина, она, конечно, чувствовала, что производит неплохое впечатление на представителей сильного пола, знала цену своей красоте. И тут-то неожиданно для самого себя Шмидт почувствовал вдруг, как вся его душа в один короткий миг наполнилась чувством неприязни к этой наглой и красивой женщине. Зачем она приехала на пароход? И почему строит из себя перед ним, подданным России, черт знает что такое? Ее подлинная цена не вызывает никаких сомнений: вот она сидит рядом, ее цена, толстая и жирная, щуря и без того узкие, бесцветные глазки. И почему это порой русские женщины готовы выйти замуж даже за ископаемого мамонта, лишь бы только выйти замуж вообще? Шмидт, не в силах совладеть с собою, встал и повернулся к гостю:
- Не смею больше задерживать вас на борту "Ставрополя", господин комендант!
Тот кивнул в ответ головой без малейших признаков обиды:
- Я тоже спешу, господин капитан. Но вот моя жена имеет к вам одну небольшую просьбу, в выполнении которой, я надеюсь, вы ей не откажете.
Женщина повернулась к капитану:
- Я хотела бы вас попросить, Август Оттович...
"Откуда она знает мое имя? - подумалось капитану. - Откуда?!". И вдруг он вспомнил, где и когда видел эту женщину раньше. Конечно, тут никакой ошибки быть не может. Это именно ее представлял ему и другим морякам парохода без малого полтора года назад господин Лаврентьев: "Моя надежда и моя дочь. Не правда ли, красавица? А вот замуж не спешит - у нее в войсках атамана Семенова жених служит. Вот она и ждет своего Анику-воина...". Дождалась, значит! Как сквозь сон до его сознания долетели сказанные ею слова:
- Я хотела бы попросить вас передать моему брату, проживающему во Владивостоке, небольшой сверток. Но... понимаете ли, я не хочу скрывать, что в нем... в некотором роде... товар, который может очень заинтересовать большевиков. Но ваше благородство... и я надеюсь...
- Интересно, сударыня, - Шмидт бесцеремонно повернулся спиной к китайцу и заговорил с соотечественницей по-русски. - Интересно, с каких это пор вы обзавелись братцем? Помнится, ваш столь срочно уехавший отсюда батюшка рекомендовал вас нам как свою единственную надежду? Кстати, - его словно прорвало. - Кстати, примите мои поздравления по случаю возвращения к вам вашего Аники-воина, - он кивнул в сторону коменданта, чинно восседающего на диване. - Думаю, что вы добились всего, к чему стремились, не правда ли?
- Я приношу свои извинения за проступок отца, о котором слышу впервые, - глаза ее блеснули яростью, - но вы прекрасно знаете, что я не отвечаю за его поступки. А Аника-воин... его зарубили шашками красные, столь угодные сердцу господина капитана. Мне же надо на что-то жить, как вы сами понимаете. Или прикажете из-за каких-то глупых национальный предрассудков отправиться на панель? Благодарю покорно, пусть уж я буду продавать себя за деньги только одному этому толстому борову, а не каждому встречному-поперечному!
Она провела ладонью по лицу:
- Я спрашиваю еще раз: исполните ли вы мою просьбу?
- Что в свертке?
- Немного золота и денег. Брат и его семья голодают!
- Золото возить я не буду! - отрезал Шмидт. - Нарушать таможенные законы из-за какого-то голодающего типа и его проституирующей сестрицы не намерен, сударыня!
- Что вы... что вы сказали? Вы же... вы же... - она задохнулась яростью, не в силах сказать больше ни слова.
- Разрешите пожелать вам всего доброго, сударыня, - Шмидт поочередно слегка поклонился супругам и первым вышел из собственной каюты.
Они тоже встали и направились вслед за ним к выходу. Но, едва не сбив всех троих с ног, на палубе вырос перед капитаном Целярицкий. Размахивая листком бумаги в руках, он кричал во все горло:
- Радиограмма, Август Оттович! Радость-то какая! Читайте, вот тут, читайте... "Дальний Восток очищен от белых банд и японцев". Там же! Советская! Наша власть!
Шмидт отстранил его и проводил гостей до трапа. Китаец холодно пожал ему руку:
- До свиданья, господин капитан!
- Прощайте, господин комендант!
И, повернувшись лицом к стоящей на палубе кучке матросов, громко сказал:
- Передайте на "Кишинев": поднимать пары. Механикам самым тщательным образом проверить машины. Готовность - шесть тридцать завтрашнего дня!
В ответ на его слова над водами залива прозвучало русское троекратное:
- Ура! Ура! Ура!!!
Однако судьбе было угодно, чтобы на этом не окончились приключения парохода и его многострадальной команды. Еще пришлось пережить им одной довольно большое событие: и грустное, и немножко радостное.