Поворачиваюсь, чтобы проследить траекторию его прихуевшего взгляда и натыкаюсь на невозмутимо стоящего у стола Маркелова. Выглаженный костюм, начищенные туфли, лоск и шик с блеском во всех проявлениях. Красивая тварь, надменно приподнявшая бровь. Любимая тварь, но держать не буду, да и не держал. Потрясающая тварь и, возможно, лучше не найду, хотя - стоп, я и не искал. Это та самая тварь, что хотела меня, та самая, что приставучая была похлеще колючки, впутавшейся в шерстяную ткань, стоит сейчас и с чувством собственного превосходства смотрит на меня, как на кучку зловонного мусора. И это после месячного отсутствия и ни единого звонка. Спустя МЕСЯЦ он возвращается каким-то чужим и почти незнакомым. Но все равно мои глаза следят за губами. Они отмечают перемены внешние, которых нет практически. Скользят по телу, каждый сантиметр которого знаком. Скользят… и я понимаю, что скучал, и как бы ни злился, вернуть все обратно был бы рад. Только не со своей подачи.
- И на чей же хуй мне идти, Филатенков? Не подскажешь? А быть может, проведешь? Путевой лист выпиши с подробным разъяснением, чтобы дорогу я нашел. А то авось заблужусь в мире хуев. Раз уж тебе настолько безразлично, не нужно, и ты, наш бедный мученик, устал от отношений ебанутых и от скотины неблагодарной в моем лице. Я, может, компенсировать это чем-то смогу, а? Ну… моральный ущерб тебе возместить. Ты только выбери чем. Заплатить могу, хотя, стой… то место, на котором ты сидишь, мной тебе дано. Те деньги, которые ты в себя вкладываешь - также. И ты мог бы воспользоваться советом друга и позвонить, спросить где я, а не строить из себя обиженную бабу с внезапно проснувшейся гордостью.
Молчу, сжав челюсть, смотрю на него исподлобья. С каждым последующим словом все чаще дергая ногой, отчего пряжка на штанах противно звенит о железную ножку. Нервирую, непонятно кого сильнее, его или себя. Но мне необходимо выплеснуть то, что наросло, что, словно гарь, слой за слоем накопилось внутри. Отвратительная накипь на душе. Чудовищная нужда в немедленном сексе либо насилии. И так как в кабинете мы не одни, да и подставляться под это блондинистое чмо после того, как он поступил, я не особо горю желанием – буду бить.
- Молчишь? О, ты всегда красноречив только тогда, когда тебя хочется заткнуть! Никакой ответственности, никакой заботы, нихуя.
- Создается впечатление, что ты ему хотел банально проверку устроить, а он, - палец друга уперся мне в плечо, - ее не прошел.
Приподнимаю теперь я бровь с вызовом, ухмылку задавив в зачатке. Проверка?! Серьезно? Ебануться. Что тут проверять-то? С ним я. И только с ним. Под ним, на нем, да какая, к черту, разница. Давно все решено, обговорено и забыто. Но нет же, надо все испортить.
- Не прошел, - голос режет слух, словно острым куском мела по гладко выкрашенной доске. Резануло так, что скулы сводит. Давно не слышал я эту тональность, слишком давно, хватило, чтобы забыть, насколько противным он может быть. И никакая любовь, а-ля приправа, безвкусную массу нашего разговора не спасет. Успокаивающе провожу короткими ногтями по внутренней стороне ладони, мягко, едва касаясь, поглаживая, устраивая себе мини-медитацию, мать ее, иначе кинусь на это уебище с кулаками. Как же злость все уродует, вы не представляете. Искажает реальность. А может, когда мы злимся, маски слетают, и мы видим настоящими тех, кого рисовали в мозгу иначе? Может, те идеалы, что полюбили мы – выдумка?
Озарение. Либо банально крыша едет, хер пойми. А меня на хохот пробивает. Противный. Каркающий. Вырывается уродливыми хрипами изнутри, а в глазах блеск. Вот какое оно, разочарование. Не болючее, нет, оно сумасшедшее. Безумное. И заполняет собой в мгновение ока, отравляя.
Не хочу видеть его. Слышать. Чувствовать шлейф полюбившегося парфюма. Не. Хочу. Любовь не повод стать рабом другого человека. Любовь не дает права ездить на другом, как на воле. Любовь не должна быть такой истязающей. Только не моя…
С хлопком закрываю дверь, отрезая себя от него. Пусть стоит в своем кабинете, тут ведь все его. Куда не плюнь, там ступала нога Маркелова. Пусть подавится и деньгами, и работой, всем пусть чертов ублюдок давится, мне не нужно ничего. И он… нужен. Блять.
========== Тихон ==========
Огонь обычно обжигает, оставляет после себя разрушение, в нем созидающего слишком мало, он редко по-настоящему дарит тепло, точнее, он редко делает это ОХОТНО. Ведь если откинуть мысли о кострах согревающих, о тепле живительном в пасмурную или того хуже промозглую погоду, то огонь - убийца, беспощадный, жестокий, мать его, убийца. О чем я? Да все банально просто. Огонь уничтожает все, к чему прикасается, огонь заставляет вспыхивать, чтобы после оставить отвратительно оседающий пепел. Люди, побывавшие в огне и спасшиеся, навсегда запомнят его касания, что остались отпечатками на подплавленной и ныне зарубцевавшейся коже. Огонь оставляет шрамы. Огонь плавит. Огонь… к черту его, потому что страсть и любовь еще хуже.
Я не умничаю, более того, не пытаюсь философствовать, но моя теперешняя ситуация ставит меня же в тупик. Все хорошо, как бы хорошо. Он со мной уже немало времени, перестал быть колючим, убрал ненужную дерзость, он стал одомашненным, почти стал, а огонь когда-то слишком быстро и ярко вспыхнувшей страсти, что поглощал и уничтожал вокруг все, не щадя и нас самих… потух. Любовь она есть, она тлеющим углем теплится в груди, и я уверен, что не затухнет еще очень и очень долго, но… страсть погибла. Вместо нее внутрь скользкой змеей заползли недовольство, подозрительность и хуй его разбери откуда взятая обида.
Гера стал бесить. Бесить своим спокойствием, невозмутимостью, плавностью и, черт его возьми, предсказуемостью. Привычное утро в душе, опостылевший кофе после, совместная дорога до парковки, раздельная дорога до офиса, короткие кивки якобы приветствия при всех, подъем до кабинета и… и полдня постоянной суматохи дел, подозрительные взгляды со всех сторон, а после снова дом, снова Гера… ГЕРА! Не чертов Фил, что прожигал внутренности своим демоническим огнем. Это просто Гера… который даже не пробовал еще раз взять меня, хоть я и не особо горел желанием после хромать, как побитая лошадь, от боли в заднице, но все же… Черт бы его побрал, я даже изменить ему пытался и, к слову… успешно, физически успешно, внутри после словно тонна навоза образовалась, и я чувствовал себя прогнившим и отвратительным, но признаться ему? Ни за что.
Крайние меры, во всем крайности, пока я просто не решил, захлопнув двери, исчезнуть на время, на неопределенное время и, наконец, разобраться в себе, ведь четко понимал и понимаю, что даже без ТАКОГО Геры я не протяну и пары месяцев, я крупно пожалею о его потере, о том, что, идиот, отпустил, не удержал, не уберег. Я осознаю, что слишком сросся с ним нутром, что стал зависим хотя бы от его нахождения рядом, что даже раздражающие громкие зевки и привычка курить у окна прямо в спальне - и та любима мной, как-то извращенно, но все же.
И то, что он спокоен, странно действует и, глядя на подтянутую задницу, я хочу его, и не особо по сторонам смотрю, не ищу кого-то для отношений… и, блять, я дебил.
Вернул ему музыку, а теперь к ней же ревную. Словно это она убила нашу страсть. Словно эта чертова гитара в его руках теперь громко стонет, он ей себя отдает, а со мной привычно, чтоб его черти драли, спокоен. Нет, ну в постели быть спокойным, словно мы сливки лакаем, это же пиздец! Я не жалуюсь… он все так же пластичен, охотен, не отказывающий, но черт… мне не хватает его агрессии, противостояния, не хватает наглости, которой было все его существо пропитано, я не хочу домашнего кота, мне нужен демон, который готов выпить душу через поцелуй, а не мягкое касание пусть и любимого языка… мне нужен он прежний, теперешний он словно и не был моим никогда.
Похоже, месяц все-таки поставил мои мозги на место. Я плохо спал один в постели, постоянно крутя телефон в руке и порываясь позвонить, я ждал его звонка, но напрасно… хоть в чем-то он неизменен, первый шаг от него сродни стихийному бедствию, они редки и ошеломительны.
