- На слабо берешь? Это же дело принципа теперь - доказать обратное.

Фыркаю, а следом расплываюсь в улыбке, перерастающей в смех, однако присаживаюсь и начинаю искать свое белье. Подхихикиваю, как сумасшедший, под нос, определенно выглядящий со стороны на всю голову ебанутым. Ему так-то не привыкать, вроде. Вот пусть терпит.

Натягиваю шмотье, медленно, лениво. Затолкав трусы в карман джинсов, застегиваю ширинку, чуть скривившись от жесткой ткани, теперь прижатой к голому члену. Но в этом что-то есть. Без нижнего белья летом куда приятнее шастать.

- И часто ты так шастаешь?

- Нередко, а что? Хочешь узнать сколько раз я проходил мимо тебя, не имея под штанами ничего, кроме голой кожи?

- И это тоже.

- Часто, Маркелов. Очень часто. А еще чаще у меня в твоем присутствии был стояк, который вжимался в ширинку и я чувствовал, как впивается жесткая ткань в нежную кожу. Хотелось поерзать, погладить себя, стянуть одежду.

- Гера…

- И знаешь, что я делал? – продолжаю, а голос все бархатистее, более глубокий, призывно-совращающий. Дразнящий. Наслаждаюсь эффектом. Удовлетворяю собственное я, видя вспыхнувшие глаза, гримасу полнейшего вожделения на грани срыва.

- Я прошу тебя, молчи. Иначе…

- Выебешь прямо у этой стены? Уже не угроза. Это станет скорее вознаграждением. Так что подумай получше, каким образом меня теперь тебе наказывать, начальничек.

Как же меня вставляет эта игра. Возбуждает неимоверно. Противостояние вспыхивает внутри алым пламенем, облизывает душу, распаляет. Но продолжения я не хочу, не сейчас. Это как подпитка перед следующим раундом, который будет завтра… или послезавтра, а может, сегодняшним вечером или через неделю. Неважно когда. Главное – будет. И не раз. Даже не два. Надеюсь с пару тысяч…

- Невыносим.

- Слышал уже, новое есть что-нибудь? – подхожу ближе. Рыскаю в его же столе, беру пачку сигарет, что нашел в верхнем ящике, отметив смешком, сколько всего находится в столе Тихона совершенно не относящегося к работе. – Да уж, многих ты нагибал здесь.

- В самом деле немногих. А точнее, всего одного.

- Ты не обязан отчитываться, - останавливаю, понимая, что говорю совсем не то, что думаю. Я хочу знать о нем все, даже неприятные моменты. Просто убрать утайку. Смыть границу. Разбить стену. С меня хватит этого дерьма. Я готов переступить рубеж, шагнуть с ним вместе на следующую ступень отношений, потому что не готов снова потерять, не позволю себе портить.

- Нам нужно поговорить, Гера, очень серьезно и о многом. Отрицать уже просто бессмысленно, как и убегать. Теперь все иначе, ты чувствуешь?

Смотрю на него, и улыбка сползает с лица. Смотрю, понимая отчетливо, что шутки в сторону, судьба решаться будет. И пусть все выглядит заоблачно прекрасным и радужным, в самом деле отсюда мы можем выйти либо парой, либо никем. И я знаю, чего хочу. Теперь, в отличие от событий трехлетней давности – я знаю, уверен. И не боюсь.

- Чувствую.

- Три года, Гер. Я умирал без тебя, - холодная, буквально леденящая душу дрожь скользит по телу, неподконтрольная, и пальцы, самые кончики немеют, а я не знаю, что ему ответить на это. И нужно ли?

Умирал ли я? Нет.

Страдал ли так сильно, что казалось невозможным жить? Нет.

Думал ли о нем каждодневно и ежечасно? Первое время и последнее.

- И если ты не уверен, я не буду ничего начинать. Хочу, но не стану.

Начинать… а не начато ли уже? Что было тогда между нами? Искра? Поцелуи. Секс. Тяга болезненная? Или же мы просто вспоминали утерянное. Тела вспоминали. А души?

Сглатываю загустевшую слюну. Перебарываю желание запустить руки в волосы и, оттягивая те, думать. Каждое слово, как через кофемолку зерна, пропускать. Каждое. Слово. Его.

Когда все стало слишком важным?

Когда страх потерять, навсегда потерять, поселился внутри и скользкой змеей сдавил сердце?

Когда, подобно сквозняку, ворвалось внутрь ненавистное ожидание?

- Я ушел тогда, гордо. Я сдержался, только ты не видел агонии, что внутри творилась. Ты не слышал болезненных, звериных воплей, что душу раздирали.

Это не разговор. Это монолог Маркелова, черт его дери. И мне, блять, стыдно. Словно я виноват во всем. Словно именно я испортил его жизнь. Я. Смешно… немного. Истерически. Безвылазно… я себя сейчас ощущаю в колбе, несколькими каплями ртути. То сливаюсь воедино, одной тяжелой отборной каплей переливаясь, то от малейшего удара, в моем случае - слова, разбиваюсь на десятки, чтобы скользить по чистой глади стекла. Взаперти. Он прав. Я не видел. Не слышал. Не знал. И не нужно мне было тогда, почти не нужно. Теперь же слова его, воспоминания - как тыканье нашкодившего котенка в его же мочу. Немилосердно и в чем-то жестоко. Поучительно ли?

- Ты знаешь, не появись ты в моей жизни, все было бы иначе у нас обоих. И нам лучше бы не встречаться никогда. Совсем.

Слова не пугают. Не причиняют боли. Просто дискомфортно становится, и стены в кабинете теперь кажутся мне безликими. Тусклыми и уродливыми, потерявшими цвет. Как и глаза Тихона, которые смотрят в одну точку. Он весь в воспоминаниях. И это на его лице отпечатком, словно тяжелой подошвой ботинка, оставляя грязный след.

Все получается само собой. И вот он я, сижу на корточках напротив, положив свои руки на его колени. Сплетая наши пальцы. Сжимая на грани боли. Смотря в глаза, отчаянно пытаясь ответить ими. Не выходит.

- Нажать бы все на стоп. Погасить, но это не тушится. Оно горит внутри и не слабеет. Сразу обжигало. Ранило. Теперь я привык. Каждая порция боли словно доза стала. Я не верил в серьезность, отмахивался. Только попал настолько сильно, что это уже не выведешь никак. Я выживу без тебя. Теперь выживу, когда сумел смириться с мыслью, что нет тебя в моей жизни, что ты не впустил, не позволил. Я выживу, Гера. Вопрос лишь в том, какова будет моя жизнь, после того как я услышал твое «люблю». Это слишком далеко от правды. Это не может быть правдой. Я отказываюсь верить…

Укол. От него не особо больно, не впервой, но приятного мало. Укол от порыва ветра, колючего. А я стою на краю. Высоко. Один, и вижу вдали его. Ассоциация приходит слишком ярко. Строки вырисовываются в столбики, ровные, зарифмованные. Напевно. Я слышу собственный голос в голове, я вижу уже картинку, то, что рождается в мыслях, уже начинает жить…

Гитара… мотив совершенно немудреный. Пиано, ударный, легкий, я бы сказал глухой бит. И на заднем фоне тонкий, звонкий девичий голос звучит, разбавляя беспросветность тоски в строках.

Почему сейчас? Почему тогда, когда тот, кого я полюбил, в чем уверен, сидит и изливает душу? Когда он говорит невероятно серьезные вещи, разрушив стену между нами, просто впуская к себе внутрь, и на пороге говорит о том, что проживет, если я сразу же уйду, только вот оставлю там следы, потопчусь, снова причиняя боль. Он просит не спешить, обдумать, решить, а у меня вдохновение воспрянувшее, у меня в голове, словно по струнам, скачут слова, сплетаясь с музыкой. Само. Непрошенное. Пришло… Я понимаю все. Знаю, что не время, не место и я обязан, блять, сейчас немедленно открыть свой гребанный рот и сказать, что переживать нет смысла. Я здесь. Я с ним. Теперь уж точно с ним, но молчу.

- Прости, - мне больше нечего сказать. Мое «люблю» будет сродни одолжению или способом успокоить расшатанные нервы. Как капля целебных трав излечить неспособна мгновенно, только если облегчить немного. Нельзя сейчас произносить проклятое слово. Непозволительно. Промахов быть не должно. Прошло время ошибок.

- За что?

Так мало слов моих, да и его. Разве таким быть должен разговор, которого мы так боялись и подсознательно ждали? Неживым, вымученным.

- За все.

Слишком мало слов. Они срываются не в то русло, что нужно. Я не могу подобрать подходящее, все разобрано, уплыло, сливаясь в творческий поток. И надо бы радоваться, что я снова способен писать, но не сейчас. Не тогда, когда я стою на обрыве, и либо развернуться и уйти одному, либо взяв руку Маркелова, спрыгнуть в бездну, не зная, что ждет. Главное - вместе.