- И кто же ты для мня?
Вопрос несложный, по сути. Однако он замялся. И я его в этот раз прекрасно понимаю. Ответить однозначно сейчас будет глупостью. Мы не пара, по-прежнему не пара. Между нами стоит прозрачная стена, но она есть. Серьезный разговор, который все расставит по своим местам или же, наоборот, усугубит, нависает над нами грозовой тучей. И нет той крыши, под которую можно убежать, спрятаться и переждать. Нет. Как бы мы ни пытались оттянуть его, время придет, когда отвертеться станет невозможно. А я бы сбежал, правда, сбежал. Так проще. Не знать ответов и делать вид, что они тебе не нужны. Потому как истина может быть совершенно не той, которую ты подсознательно ожидал. А разочарование страшная вещь. Его и так слишком много было в моей жизни.
Не знаю, что так сильно на меня повлияло, сам ли секс или то, что именно я был в ведущей роли, но внутри шторм поутих. В голове перестали диким роем шуметь мысли. В груди больше не давит. Спокойно. Как-то правильно. На время? Вероятно. Но я буду наслаждаться этим размеренным чувством внутренней наполненности. Упиваться затишьем и похуй, что оно перед бурей.
Сегодня, да и на ближайшие дни я даю себе установку выбросить из головы прочь, словно отработанную макулатуру, рыжеволосого парня, вытравить ревность изнутри. Она не нужна, бессмысленна. Лишь разрушает меня, крошит, откалывая по краям от души по мелким кускам. Все нахуй и всех. Отключаюсь.
- Ладно, кесарь, мне работать нужно, а то зарплату не выплатишь моей бедной нищенской заднице, - птичкой выпуливаю бычок в окно. – Что? – вскидываю бровь на укор во взгляде. – Окурок не булыжник – никого не убьет.
- У тебя проблемы с деньгами?
- Гораздо меньшие, чем у тебя с головой, видимо, - скрываю удивление от вопроса в язвительной фразе. Сползаю с насиженного места, влипая в стоящего столбом Маркелова.
- Годы идут…
- А я не меняюсь, - закатываю глаза. – Что-то ведь должно оставаться неизменным? Ты вот до сих пор хаваешь блевотные апельсины. А я язва. Давно пора привыкнуть, любовничек.
- Я отвык, не без твоей помощи.
А вот это неприятно. Резануло. Но если раньше я бы продолжил эту бессмысленную перепалку, то сейчас предпочитаю замолчать. Себе дороже. Подойдя к зеркалу на стене, поправляю одежду, прячу чертов засос на шее приподнятым воротом рубашки, распустив волосы, причесываю те пальцами. Удовлетворившись тем, что вижу, поймав взгляд зелено-карих глаз в зеркале и подмигнув и своему отражению, и Тихону, ухожу. Молча.
…
Я слишком давно не пел. Поставив на себе крест после произошедшего со мной дерьма, не трогал синтезатор и гитару, оставив их пылиться в дальней комнате, где бываю крайне редко. Но сегодня, придя домой, меня туда как магнитом потянуло.
Открыв дверь я, мягко говоря, ахуел от слоя пыли. Ладно там, в фильмах показывают паутину и прочую радость в ветхих зданиях, но, блять, в квартире за пару лет - и вот такое? Пиздец, товарищи. Вооружившись метлой, влажной тряпкой и прочим инвентарем, убираю эту отвратительную хрень, так похожую на пепел. Трачу на все про все около часа, а после, удовлетворенный сделанной работой, присаживаюсь на высокий стул. Упираюсь одной ногой в перекладину между ножками. Пальцы отвыкли от натянутых струн, а потому каждое движение чувствуется особенно ярко. Удлиненный на мизинце ноготь цепляется, мешает. Нервно откусываю тот, выплюнув прямо на пол. Потом уберу… все потом. Сейчас мне больше, чем воздух нужна гитара. Хочу почувствовать, что я еще не потерял самого себя.
Прикрыв глаза, вспоминаю аккорды одной из песен. Только они кажутся мне неверными. Неправильными, неподходящими. Начинаю наигрывать, попеременно останавливаясь. Кусаю губы, не понимая, чего мне не хватает. Почему то, что казалось идеальным, теперь банальностью отдает. Хочется нового. Неиспробованного. Неужто тот факт, что я трахнул сегодня впервые в жизни парня, меня так сильно подтолкнул? Мол, если я открыл один горизонт, пора дергать ручку соседней двери и рвать покорять другие? Глупо… а пиздец как хочется.
Тетрадь падает на синтезатор, почти соскользнув. Ловлю руками за ворот обложки с черепами, в зубах держу ручку, на коленях гитара. Слова песни… слова, мать ее, песни. Помню ли? Да. Хотел бы – не забыл. Слишком врезалось мне в память все, что было после того, как погибла мать с Сеней. Все, что было после них, как постоянная раскадровка цветного фильма в голове прокручивается. Что-то чаще, что-то реже, но все же забыть не получается ничто.
Записываю корявым беглым почерком строки одну за другой, на ходу меняя слова. Вычеркивая старое, замещая новым, снова… снова… снова. Не заметив, что за окном уже темно. И кто-то свет включил, а я и не слышал прихода. Настолько увлекся?
Свожу вместе лопатки. Разминаю затекшие плечи и наконец, решаюсь проиграть вновь сделанное, а точнее переделанное старое доброе. После первых же аккордов останавливаюсь, так и не дойдя до вступительного куплета. И это больно. Неприятно и скривиться так и хочется, словно кто-то ножом по тарелке скрипит. Пенопласт с маньячьей улыбкой голыми руками ломает и крошит, так что скулы сводит от звука. Воспоминания слишком яркие - и позитивные, и негативные. Они душат. Мне будто петлю на шею одели и затягиваюсь с каждой попыткой начать играть. Я хочу! Я пиздец как, черт его дери, хочу, но меня словно назад отталкивают, молотком бьют по пальцам, бросают дротики ровно в сердце… не промахиваясь.
Сдавив зубы, дохожу до припева, сбившись несколько раз, дыша все более шумно, злясь на себя же. Бездарь гребанная, даже чисто сыграть не сумел. Позорище недостойное.
Курить. И похуй, что я не жрал весь день, если не считать пару кружек кофе на работе и какой-то там чизкейк. Сейчас куда важнее сосредоточится и чисто сыграть около половины песни. И лишь когда сумею, пытаться петь. А после того, как не распевался очень долгое время, будет хуже вопля кота, у которого дверьми зажат хвост или, того пуще, яйца.
Пальцы чуть подрагивают от возникшего волнения, словно не один я, а на сцене. Мечтатель…
Раз за разом старательно проигрываю отрывок обозначенный, но мне не нравится. Теперь я понимаю, что именно. Сама мелодия. Хочу другую.
И бит бы, ненавязчивый, приглушенный. Быстро включаю синтезатор. Колупаюсь в нем еще довольно долго, подбираю примерное звучание, настраиваю инструмент. Выбрав, бросаю взгляд на часы и ахуеваю. Полшестого утра. Мне через час на работу собираться, а я и не ложился. Красавец. Только какой смысл сейчас срываться и падать в кровать? Только хуже сделаю.
С жутким недовольством все оставляю, выхожу из комнаты. Плетусь в душ, а в голове проигрывается то, что я надумал. Слова замещенные куда более плавно и правильно звучат, ложась идеально. Строки словно просачиваются в музыку, а та благодарно впитывает. Улыбаюсь. Я не спал, не ел. Чертова квашня с урчащим животом, но я счастлив. Я, черт возьми, блять, по-дебильному но счастлив. А всего-то стоило коснуться того, что так полюбилось. Того, без чего душа ныла.
Маркелов… а от тебя и польза есть, однако. Трахнул узкую загорелую задницу и словил вдохновение вкупе с музой за хвост. Три в одном. Идеально.
Сонный, однако, восторженный, словно горящий изнутри, захожу в здание, в лифт заскакиваю. Придерживаю дверь, не давая той закрыться, и спустя минуту возникает Маркелов. Какой пунктуальный, чтоб его. Улыбаюсь сам себе, ловлю пытливый взгляд и, как только закрывается дверь, тяну его к себе. Мои волосы еще немного влажные, я из душа всего как полчаса. Во рту четкий привкус ментола. Покурить я не успел… и не смог бы, сигарет нет, а я на такси, короче, не купил я.
Целую сам, улыбаюсь в его губы, чувствуя вкус апельсинов с ноткой корицы. Закрываю глаза, откровенно наслаждаясь. И вероятно пугаю Тихона, но мне так хорошо… Восторг. Чистейший. Такое испытывал я довольно давно, и только на сцене. Ничто не заменит для меня эти ощущения. Секс. Любовь. Боль. Да что угодно, оно не затмит восторг от стонущей в руках гитары и микрофона, что словно желанные губы, которые так хочется целовать.