“Входящие: Ты же всё равно любишь меня”

Не вопрос - утверждение.

“Исходящие: Мечтай об этом”

“Входящие: Уже давно”

Автобус остановился на нужной остановке, и я махнул рукой на последнее смс. Сейчас приду - и отвечу. А пока нужно придумать, что ответить на эту туманную, непонятную фразу.

…– Ты когда начнешь нормально одеваться, Тох? - пробурчал я, протискиваясь между другом, загородившим проход, и стеной. В трусах он, конечно, имел право ходить. В семейниках там, или в кальсонах. Но никак не в этом. “Только Он” - это, бля, что за надпись?

– Что тебе, блин, не нравится? - возмутился Антон, последовав за мной на кухню.

– Твои трусы, - припечатал я. – Иди оденься.

– Раньше тебя это вообще не волновало! - продолжал ворчать друг, но тут же вздрогнул, словно понял что-то очень важное. – А сейчас почему начало?

– Меня надпись раздражает. Шутка про голубой вертолёт.

– А! Здесь, вообще-то, было “Только Она”, но буква отклеилась. Стремно, согласен, - Глубоковских широко улыбнулся, положив ладонь мне на плечо. – Блин, так прикольно, что мы теперь почти одного роста.

Да, я же действительно… Никогда раньше не смотрел на него вот так - не сверху вниз, а как на равного себе в физическом плане. Мне казалось, что я чувствую Тохино дыхание у себя на лице, поэтому создавалось впечатление, что он находится слишком уж близко.

Мы ведь часто так стояли рядом? Почему же именно сейчас меня начало вести от ощущения присутствия друга детства?

– Да, забавно, - согласился как-то неуверенно, убирая его руку и отходя к холодильнику. – Что-то есть поесть?

– Ха? А, да. Насчёт курицы я пошутил, бездомные сегодня остались голодными.

Я рассмеялся, рассматривая припасы.

– Хочешь сказать, что насчёт остального ты не пошутил? - всё ещё находясь в радостной эйфории, ляпнул я.

– Почти, - хмыкнул парень. – Я пойду конспекты искать.

Вот и думай теперь, что значило его “почти”. Почти не пошутил, или почти пошутил? Хотя, как по мне, особой разницы нет.

…Синдром эмоционального выгорания понимается нами как проявление неэкзистенциальной установки по отношению к жизни - установки, которая возникает у человека чаще всего бессознательно и ради самых благих целей…

– Тош, а что такое “неэкзистенциальная установка”? - позвал я в полголоса, не отрываясь от изучения конспекта. Почерк у друга был, слава чертям, довольно понятным, и я не спрашивал у Антона, “что это за слово” каждые пять минут.

Сейчас парень, видимо привыкнув к моему молчанию, не ответил. Опять в сотку свою с головой ушёл?

Я обернулся, взглянув на кровать краем глаза.

Тоха совершенно неприлично дрых! То же мне, друг называется! Поддержка и опора, блин.

Поднявшись со стула, аккуратно размялся, стараясь ничего не задеть своими ручищами и не разбудить Глубоковских. Пусть спит, не ему же к психологии готовиться. У него, в отличие от меня, с Коломенским отношения хорошие. Любят они поговорить в свободное от пар время - и Иван Васильевич всегда утверждал, что Тоха его любимый студент. Самый успешный в психологии за все года его практики. Иисусе, да сколько у него лет практики-то? Пять, шесть от силы?

Согласен, Антон умело капает на мозг, когда хочет. Но автомат по психологии! У самого принципиального препода во всём универе! Гадство. И Тошан гад. И я придурок.

Друг спал на краю неразобранной кровати, свернувшись клубком. Руки, как в детской сказке, были подложены под голову, а парень умильно сопел, забавно хмурясь.

Я аккуратно укрыл Глубоковских краем покрывала, решив, что в комнате довольно холодно, а этот дурачок назло мне так и не надел штаны.

Почувствовав тепло одеяльца, Тоха укрылся ещё сильнее, заворочавшись во сне. Я присел на корточки прямо перед ним, внимательно вглядываясь в лицо, знакомое ещё со школы, с младших классов. Не с детского сада, конечно, но тем не менее…

Антон всегда был красивым, сколько себя помню. Правда, в детстве, класса этак до шестого, он был похож на девочку. Потом началась гормональная перестройка, и друг вытянулся, омужиковел, но для меня… Для меня он всегда оставался Тошей - мальчишкой, над которым издевались одноклассники. Не знаю почему Анна Владимировна не перевела тогда его в другую школу, хотя и рад - иначе никогда не встретились бы.

Иногда встречаешь человека, говоришь с ним и понимаешь - это моё. Вот прямо с первых минут! С Глубоковских у нас всё было именно так. Я сразу понял тогда, подавая ему руку, что этот человек станет моим другом.

“Хочу его защищать”, - подумал я тогда, отряхивая пыль с его школьной формы.

Глупое желание, конечно, но только не для десятилетнего мальчишки, которого избивала пятилетняя сестренка Лера. Инстинкт мужчины был заложен во мне и требовал достойного выхода, а так как Лерычу моя помощь была не нужна, - это, скорее, мне нужна была помощь, когда мы оставались наедине - то и мужик-брутал внутри меня искал себе подходящего человека.

Я должен был понять ещё когда этот самый мужик захотел защищать особь мужского, а не женского пола, как это обычно бывало в фильмах и книгах, что нужно было бить тревогу и бежать дальше, как можно дальше!

А сейчас я смотрел на его губы и понимал, что мне дико хочется их поцеловать. Это как комариный укус - можно и не чесать, избегая множество проблем в будущем, но сила воли, ау, где ты? И я действительно поцеловал Антона.

Своего спящего друга. В губы. Фу, блядь, какой я извращенец.

Тоха заворочался ещё сильнее после того, как я отстранился, а потом проснулся. Сонно потянувшись, парень посмотрел на меня таким туманным и разнузданным взглядом, что я аж присел. На пол.

– Ну что, выучил? Едем в универ? - спросил он на удивление внятно, автоматически облизнув губы и изумленно вскинув бровь. Облизнул ещё раз, а затем нахмурился. – Я же не ел курицу? Не ел, вроде бы.

Ну пиздец теперь, спалился. Главное, чтобы он не додумался…

– Так это ты сделал, да?

– Что сделал? - поинтересовался почти невозмутимо, поднимаясь на ноги. Пока корабль не утоп, топи противника!

– Опять, как тогда, тыкал мне в рот еду, пока я спал! - возмутился друг, подпрыгнув на кровати. – Ну точно, я же чувствую!

Какой ты чувствительный, Тошан, я просто фигею. Как можно было почувствовать вкус гребанной курицы, которую я ел несколько часов назад, на своих губах после поцелуя - да чмока простого, не целовались мы даже! Собака Баскервилей, бля.

Ненавижу курицу.

– В тот раз были чипсы, - ухмыльнулся я, быстро сообразив что к чему. – В этот - курица. Гыгыгы.

– Дебил, капец вообще. Проснулся бы - руку сломал к чертям. Так мне одеваться?

– Можешь одеваться, - серьёзно кивнул я. – Если выйдешь сейчас, дойдешь до министерства юстиций в соседнем городе и вернешься обратно в универ как раз к первой паре.

– Сколько времени? - удивился Тоха.

– Час ночи. Но ты одевайся, чего сидишь-то?

Глубоковских, протяжно застонав, свалился лицом на подушку.

– Спокойной ночи, - пробормотал он глухо, даже не думая поднимать голову.

========== Глава 14: “А лисички ищут спички…” ==========

– Вставай, с первыми лучами вставай! - рявкнул я ядовито утром, через десять минут после того, как Антон вырубил будильник и снова задрых.

Глубоковских попытался вцепиться мне в лицо, но подушка мешала обзору, поэтому он лишь вяло провёл кончиками пальцев по моей обнаженной после утреннего душа груди - первый раз за последний месяц ночевал в этой квартире.

Ощущение тёплой кожи под рукой парня быстро взбодрило, поэтому он тут же глухо застонал, отдернув конечность.

А я ещё думал, какого хрена он постоянно опаздывает? Тайна раскрыта.

– Если ты сейчас же не встанешь, мразота, я тебя скину с кровати. Она всё равно моя, так что имею полное право, - предупредил, осторожно избавляя Тоху от одеяла. Он процедил сквозь зубы: “Ты здесь больше не живёшь,” - заворачиваясь в простыню. – Если просру зачёт у Коломенского, убью.