-- Джиран, та давай ии порижемо, а те падло на шарап визьмемо, - взвизгнул шёпотом за спиной у громадного татарина Приймак.
-- Тихо будь, - осадил его Джиран. - Оксана, я тебе говорю - падла он, падла последняя. Дашкомник последний, пидор.... Это я тебе говорю. Он меня в сорок пятом, да я ж тебе рассказывал....
Оксана молча кивнула. Историю о том, как гвардии старший сержант Тимур Джиранов в мае сорок пятого получил три года тюрьмы, она слышала много раз, - и от Бози, барёхи татарина, и от самого Джирана. По их рассказам татарин зафингачил по лапцу капитану, который попытался отобрать трофей у героев-разведчиков. Зашли в большой дом взяли чего захотели, а на выходе и столкнулись с этой сволочью, которая захотела отобрать столовое серебро у героев-фронтовиков. И на беду перед этим один из его дружков ширнул "месером" старую хозяйку дома, а та возьми и помри. Потом был трибунал, где капитан, пострадавший от Джирановой оплеухи, бил себя в грудь и яростно свидетельствовал, обличая мародёров и преступников, начисто забыв, как рвал у них из рук мешок с дребезжащими вилками. Джиран получил свой законный срок за рукоприкладство, а дружков взявших в Венском пригороде богатый трофей, расстреляли за мародёрство прямо перед строем разведбата. Татарина спасло только то, что он не стал брать хабар, побрезговал ложками, и дружки не вложили - получилось вроде бы как мимо проходил. И вместо "вышки" загремел гвардии старший сержант на три года осваивать богатые Норильские золотоносные жилы. Всё это Оксана не один раз слышала от Бози, с которой делила нары в "лишенческом" бараке.
-- Сука, он, - горячо шептал Джиран в ухо Оксаны. - Матерью тебе клянусь. Веришь мне, да?
Приймак противно заскрежетал зубами. Оксана послушно кивала. Хоть и не верила Джирану ни на каплю.
-- Пойдёшь? - шёпот Джирана стал сбиваться на сдавленный полукрик.
Оксана молча кивнула.
-- Та шо ты з нею домовляешься? Мы його и без неи кинчимо.
Искажённое злобой лицо рыжего бандеровца передёрнуло гримасой презрения. Оксана со слов Бози, вместе с ней тягавшей пилу "тебе-мене-хозяину", знала, что бандеровцу больше нигде не взять хабара на новую ксиву. Сам он так пятое колесо в телеге, фраер стрёмный, без Джирана полный пшик.
-- Там дверь четыре пальца - ты её лбом прошибёшь или орудие у тебя есть? - зло цыкнул Джиран в сторону бандеровца. - Ну?
Последние слова Джирана адресовались уже Оксане. Чёрные раскосые глаза татарина как два дула опять упёрлись ей в лицо. Анохин - счетовод на Первомайском прииске, в котором Джиран угадал ту самую тыловую крысу, благодаря которой он три года не разгибался в глубоких штольнях, откроет дверь только Оксане. В летах, лет под пятьдесят уже - он уже два или три раза зазывал её к себе домой, загадочно улыбаясь себе в седые усы. Если б захотел, то конечно бы заставил - она поселенка, а он счетовод, видное в посёлке лицо, как бывший офицер с участковым дружбу водит. Но хотел счетовод "по-хорошему", только зазывал, не пытаясь прижать где-нибудь в полутёмном коридоре, она бы и отбиваться права не имела. А так счетовод её в любое время в дом пустит. На этом и строился весь тонкий расчёт татарина, - постучи в дверь, мол, сама пришла, а как он откроет тут мы ему саксон в бочину и все дела. На мокруху подписал татарин ещё и Приймака, рыжего худого бандеровца из беглых беспредельщиков, которому было всё одно, лишь бы резать. Вдобавок по расчётам Джирана у счетовода должно было иметься немецкие трофейные лантуха , которые могли бы подсобить бандеровцу в приобретении чумацкого линкина . Корыстолюбивая Бозя тут же увязалась за подельниками, дабы её увальня-полюбовника не обошёл на дележе ушлый Приймак. Всё вроде бы было просчитано и продумано, даже ночка выпала в масть - снежная, такая, что псы в будках попрятались, не говоря про людей, и тут выгребай, приехали - эта шкера вломилась, как последняя целка.
Джиран продолжал испытывающе смотреть на Оксану. А сзади уже приторно зашептала Бозя, вынимая из души Оксаны последнюю робость.
-- Ты чо, дура? - Бозя знала, о чём говорить Оксане. - Тебе ж долю дают - до мужа поедешь. Сколько ты его не видала? А хорь этот - он же спит и видит, как тебя раком поставить. Участковый даст сопроводиловку почитать - ёц-тоц, да ты ж блядь, а герою-фронтовику не даёшь. Тут-то он тебя на все четыре кости и с оттяжечкой на хер посадит. Думай товарка.
Бозя шумно дышала ей в щёку свежим самогонным перегаром и всё дёргала за рукав. Джиран не отрывавший от лица Оксаны своих злых волчьих глаз. Неожиданно весело осклабился, нутром ощутив - пойдёт масть.
-- Не пздо сестрёнка, - сказал татарин уже дружелюбно. - Не фуфелом думали - всё заспорится.
Оксана молча шагнула за калитку. Здоровый цепной пес в глубине двора, гремя цепью, мгновенно рванулся с громким рыком из грубо сколоченной будки. Оксана вздрогнула, но пошла дальше к дому. Бозя была тут "на разведке" и прихватистым глазом бывалой суходольской наводчицы определила, что цепь у волкодава короткая, и до дорожки, а тем более до крыльца он не достанет. Следом за Оксаной во двор к Анохину бегло, тенями скользнули Джиран и Приймак. Низко пригибаясь, так что их нельзя было заметить из дома, они приблизились к невысокому крылечку. Пёс захлебнулся лаем от собственного бессилия - ему не хватало каких-нибудь двадцать сантиметров, чтобы вцепиться в полу длинного пальто Приймака, который всё сильнее прижимался к низкому заборчику у крылечка с опасением косясь в сторону больших собачьих клыков. А пустобрёх рыча и лая жёсткой шеей рвал добротную цепь стервенея от наглости чужаков. В доме счетовода сквозь щели в ставнях сразу затеплился огонёк керосиновой лампы - Анохин проснулся или не спал, не смотря на такое позднее время. Оксана поднялась на низкое крыльцо, отряхнула с ботинок мокрые пласты снега. Рядом, по обе стороны двери затаились Джиран и Приймак.
-- А если он не один? - едва слышно прошептала Оксана Джирану, прижавшемуся рядом к чёрной бревенчатой стене.
-- Стучи, - выдавил из себя сквозь зубы татарин, - отступать уже было некуда.
Собравшись с духом, она постучала в крепкую дверь, больно ударив по холодному дереву костяшками пальцев. Пёс за её спиной продолжал лаять, неистово гремя цепью.
-- Та быстрее, видирветься ж, - зашептал Приймак, баюкающий в грязной ладони рукоять кинжала.
Оксана постучала ещё раз.
-- Ну, кого там черти принесли, - раздался из-за двери знакомый голос, и Оксана даже зажмурилась от ужаса. Но её голос даже не дрогнул - она заговорила спокойно и уверенно.
-- Иван Дмитриевич, это я, - как ни в чём не бывало, сказала Оксана, словно и не стоял рядом Приймак с кинжалом в напряжённой руке. - Оксана это с пилорамы.
Она говорила торопливо, боясь, что Анохин не откроет ей дверь. А может так бы оно и было к лучшему - вряд ли потом Джиран или Приймак смогли бы упрекнуть её в чём-нибудь. Она стояла и ждала, втайне проклиная себя, что согласилась на этот немудреный гоп-стоп, обычный для Джирана или Бози. Но ей очень были нужны деньги. Больше взять их было просто неоткуда.
-- Оксана? - Анохин с той стороны двери заскрипел засовами. Оксана поняла, что сейчас счетовод последний раз в жизни откроет двери своего дома. Она спиной чувствовала короткое уверенное напряжение Джирана и Приймака, которые замерли, затаившись возле двери, за которой Анохин продолжал возиться с засовами. Теперь всё было уже решено.
- Сейчас, Оксаночка, сейчас.
Джиран был прав - дверь у приискового счетовода была взаправду крепкой, и засовы были надёжными. Ни за что бы не вышибли эти двери, даже и с огромным Джираном, который без натуги, играючи, разрывал колоду карт. Но счетовод повёлся на нехитрый зехер и поспешил открыть дверь на знакомый голос. Оксана сделала шаг назад к ровно сложенным поленьям, к бешено рвущемуся с цепи псу, когда Анохин, наконец, справившись с засовами, открыл двери. Она сделала это совершенно инстинктивно и только потом поняла, что освободила место для рывка Джирану, неистовому в своей ярости.
