Девушки рассмеялись.

- Вы не могли бы показать мне свой язык? - попросила моя сестра, заинтригованная таким объяснением.

- Нет, что вы! Язык она вам ни за что не покажет, это ее ахиллесова пята.

- Во рту? - Глаза Лоры округлились.

- А у вас он, наверное, желтый, - обратилась она к желтой девушке.

- О, это отдельная история! - начал было наш сосед, но в этот момент младший член немецкого семейства наконец закончил надувать шар и выпустил его изо рта. Воздух ринулся из отверстия наружу, и раздался громкий свист с бульканьем и хрюканьем.

- Да здравствует Рождество! - стараясь его перекрыть мощью своего голоса, воскликнул молодой человек.

- Да здравствует Рождество! - подхватили все пассажиры, и эта фраза повторялась многократно на родном языке каждого, пока игрушка, увянув на спинке скамьи, не смолкла.

- Можно мне посмотреть с той стороны?

Лора поднялась, глянула в окно возле странной девочки, потом на девочку.

- Капуста! - уронила она и вернулась на свое место.

- Лора!

- Капуста, и ничего не попишешь! - повторила она свой вердикт и вздохнула.

Девочка надулась еще больше и не произнесла ни слова.

- Дамы и господа! Торжественный момент! - объявил наш новый знакомый. - Сейчас мы ступим на священную гору Ноэля, а кто еще и спустится с нее, не захромав... и не захворав... того я объявляю рождественским королем и тому... Тому что? Да вот хотя бы, хороший приз - тому сама ледяная Марго покажет свой язычок!..

Один угол украшенной сосновыми ветвями ресторанной залы занимал маленький, но шумный оркестрик. Столы были расставлены вдоль стен, а место посредине высвобождено для танцев и разных неожиданных затей Ноэля. Мы впятером заняли столик в обшитой деревом нише и в ожидании нашего распорядителя наблюдали, как заполняется зал новоприбывшими приглашенными.

Музыканты исполняли фокстрот. Первый раз я слышала этот танец вживую и не могла отвести глаз от их играющих пальцев, лиц, лакированных острых туфель. Любопытно было б взглянуть, как это танцевал высокий и подвижный, как птица, Ноэль во времена своей молодости. Вероятно, он носил такую же плоеную манишку и чем-то смазывал для блеска волосы. Одна прядь из прически саксофониста отделилась и летала, совершая пируэты синхронно его выпадам и внезапным поворотам.

Я обвела взглядом все столики, желая убедиться, что не только на меня это произвело такое сильное впечатление. Радостное возбуждение проникало во все уголки, отливало медовым сияньем в каждой резной досточке и повязанном оранжево-серебристой гирляндой фонаре.

У входных дверей снова совершилось какое-то передвижение, и я инстинктивно обернулась к ним и застыла. В сопровождении своей тонкой, белокурой мамы вошла та самая девочка из вагона, так беспощадно, но метко названная Лорой "капустой". Плащ был снят, и вместо него ее хрупкую фигурку облекало нежно-бирюзовое платье, все в пышных газовых оборках. Светлые волосы были подняты наверх и симметрично уложены локонами, подвязанными двумя большими шелковыми бантами, что так безобразно выпирали из-под шапочки. Вместо толстых шерстяных рейтуз были белые колготы с узором и к ним плоские лаковые туфли. Это воздушное создание мельком взглянуло в нашу сторону и стремительной, балетной походкой направилось к пустующим местам в противоположном конце. Не знаю, заметила ли ее Лора. Вероятно, но я ее лица не увидела, поскольку она сразу отвернулась к оркестру.

Было очень шумно, весело и тесно. Ноэль раскраснелся и совсем забыл, что у него прострел в пояснице и где-то там еще. Фокстрот раскачивался от одной стены к другой, пока обе они не лопнули, как нитка бус на шее Марго, и не выплеснули всех наружу, где уже выкладывался мелким бисером полночный бархат.

- Mon petit chou...* - почему-то произнесла я. - Почему же, почему так весело, так грустно?

- Ты что-то сказала? - спросила Лора.

- Нет, ничего, дорогая. Стихи...

* Моя капустка (франц.)

Компиляция

"Весна в Фиальте". "Счастливая", "Несчастная", "Непокоренная". Зацветает "Узорный покров", мучит "Сонная одурь" и "Бледное пламя" "Мечты". Обычный "Набор".

"Миг" всё "Сущая правда" - "Святая простота"! - и тут же всё "Дым", всё "Финтифлюшки" и "Канитель". Разве один "Необыкновенный" "Дар", "Темный цветок" в "Ненастье"... "Говорить или молчать"? Молчит "Милый лжец". Заброшен "Контрабас и флейта", пылятся "Король, дама, валет", "Знаки и символы" "Судьбы"...

"Довольно" и нам, "Барбарелла", "Летающих островов", "У нас это невозможно". "Конец главы".

(Составлено из названий рассказов и романов различных авторов).

Писаная

- Ну-ка, что там?.. - В зеркале отразилось бледное, еще со сна лицо. - Фу, леший после спячки!

Круглое настольное отражение было по утрам даже как-то туманно, пока погода и Зиночка не решали, какими им сегодня быть. А зависело это от многого и в первую очередь от того, какою ногою попадала вышеупомянутая мамзель в домашнюю туфлю с цветочками, вставая первый раз с постели, а, может, потом и второй.

Зиночка открыла массивную шкатулку и погрузилась в чистую радость творчества. Начинала она, как все художники, несмотря на вложенные в них пятилетние усилия, с какой-нибудь несущественной детали и шлифовала и терла ее до блеска совершенства, пока остальные черты будущей картины еще только намечались. Сегодня это была левая бровь. Бровь приятно удивилась, снова встала на место и заходила под взмахами щеточки и карандаша.

- И тебя, - переметнулась через пять минут рука к ее правой резвой кузине.

Глаза истосковались по весне и захотели чего-то веселого, свежего, травяного, коего было в избытке от изумрудной зелени до темного малахита. Кисточка трудилась с чувством, и вышло радостно, как в майский царскосельский день. Зиночка подумала и поставила еще одну темную капочку - первая мушка на свежераспустившемся петушке.

Щечки пощипали, похлопали и тронули розовой дымкой хрустящего безе. Носик осушили платком и прочли напутствие о любопытной Варваре.

- Кстати, у Варвары Семеновны не забыть взять рецепт.

Осталось дорисовать только рот и можно умываться и завтракать.

- Розовый был, сливовый съелся, красный... На-до-ел. Будет фруктовая смесь с шоколадом.

Еще десять минут и еще пару на каемочку вокруг десерта. У вас не уродилось, а у нас клубничный бенефис! Милый друг!

- Этих рук никому не согреть,

эти губы сказали: "Довольно". Вот и довольно. Зинзин-Мэрилин!

Садовница сложила палитру и кисти, стряхнула напряжение и стала самой собой - писаной красавицей.

Давеча

- Я давеча был на кухне и там... - говорил Вениамин Сергеевич, бочком проходя в комнату и уютно пристраиваясь к нарядно-белому столу, вокруг которого хлопотала жена в муслиновой блузке с розой калачиком.

- Каждый раз дивлюсь, Венечек: и где ты такие слова находишь? И ведь запомнить еще надо. Давеча... - перебила она его, расставляя шашечки солонок.

- Так у Даля. Вот книгу человек написал! Всем книгам книга! Читать не перечитать. Так вот, давеча я был на кухне, зашел глянуть, как там лимонное деревце растет...- повторил он, прицеливаясь на жирно блестящий грибочек.

- Ничего не трогать. Вчера, что ли?

- Почему вчера? Вчера я был занят. Бумаги и все такое, - ответил он рассеянно, вдыхая солоноватый аромат. - Давеча. И там...

- Не сиди так близко, ты мне мешаешь.

- Не буду, - он отодвинулся со стулом к окну и продолжил наблюдать за передвижениями розы над хрустальным частоколом.