Всю ночь я наматывал эти нервущиеся цветные нити на свое запястье, а они все продлевались и продлевались. Мне так и не удалось заснуть на моем посту памяти, а утром, не зная, где остановилась Муна Френи, я послал ей корзину оранжевых роз в достопамятный театр. Записка была восторженной и неоригинальной. Об ответе не могло быть речи.
После Парижа она направлялась с той же программой в Вену, Берлин и Лондон, и никогда больше я ее не видел. Но слушал много, почти все, что выходило на пластинках, - голос уже научились хранить, хотя качество таких записей, по моему мнению, отражало оригинал не больше, чем повидло свежие плоды.
Вот и описание того единственного концерта. Дневник доверчиво-наивно глядел на меня своим палевым разворотом, и я провел по нему морщинистой рукой. Тогда, теперь... А между ними... С тех пор, как я поселился в домике на побережье, где собирался провести остаток дней, он ежедневно сопровождал меня на прогулках, и, только когда погода не позволяла, мы оба оставались дома, у окна, и из него наблюдали за проходящим мимо небом.
Иногда я доходил до самой кромки моря и долго стоял на каменном молу, иногда прогуливался вдоль изгороди, отделявшей мои владения от соседских. То ли когда-то их бывшие хозяева были в родственных отношениях, то ли для сокращения чьего-то пути в ней была сделана изящная калитка с миниатюрной аркой. Кто были мои соседи, мне было неизвестно и, в общем, безразлично, поэтому заходить на чужую территорию я не стремился. Но однажды от скуки повертел давно не подновлявшуюся фигурную ручку - калитка оказалась не заперта, и я вошел. С той стороны рос такой же можжевельник и начинался большой, старинный парк. Я любил такие уголки природы, в которых человеческая рука только наметила желаемые очертания, а остальное отдала на волю лиственной фантазии. Благословенны сады без садовников. Пройдя наугад по одной из тропинок, я пересек аллею и вдали, за розовыми нестриженными кустами, увидел дом. Он проглядывал сквозь стволы, как задник сквозь слои декораций. Стены были белы, на лепном карнизе свернулись неприметные ласточкины гнезда. Никого не было видно. Я мог бы беспрепятственно подойти к самым окнам гостиной, но к чему? Я и так уже сегодня превысил свои полномочия. Однако к дому я все же подошел, потому что услышал то, что меньше всего ожидал услышать.
Где-то на первом этаже сыграли фортепианное вступление, и его подхватил женский голос. Прослушав записи Френи столько раз, сколько это сделал полвека тому назад я, ошибиться было б невозможно даже из-за досадных сбоев в игрушечном механизме памяти. Это был Дебюсси. Один из последних, кого она исполняла в год перед катастрофой, - дымящийся капот, плачущее стекло, искаженные лица свидетелей... Кто-то, как я, выдергивал нити из вышивки и раскладывал перед выцветшим взглядом. Он или она имели те же вкусы, предпочтения, что и я, возможно, мы даже были когда-то знакомы. Я вышел из парка и позвонил у плющом увитого входа.
Через некоторое время дверь открыла маленькая, очень некрасивая пожилая женщина. Я неловко объяснил ей причину своего посещения. Она была чрезвычайно любезна и пригласила меня пройти в дом.
- Вы можете звать меня мисс Эдна. Мне будет приятно, как когда-то во времена моей юности, - представилась она в ответ на мое расшаркивание.
Гостиная была полна фотографий, и все они имели отношение к театральному миру, на многих позировала блистательная черноглазая Муна. На полках книги чередовались с нотами и старыми пластинками, а в центре, у окна, таял кофейным блеском на солнце рояль.
Мисс Эдна оказалась пианисткой. Она помнила Муну Френи и всех выдающихся певцов того времени. Мои восторженные воспоминания ее оживили, но дальше этого не пошло. Она держалась отстраненно, и желаемого приглашения я не получил. Пройдя молчаливые парковые декорации в обратном порядке, я даже не знал имени их владелицы.
Когда через месяц я виделся со своим знакомым, работавшим на государственной службе и помогавшим мне в официальном оформлении покупки моего земельного участка, я попросил его узнать для меня фамилии ближайших соседей. Это не составило большого труда, но заставило его поволноваться за состояние моего сердца, когда он увидел мою грузно осевшую фигуру. С поданного мне листка подмигивал призрак: Эдна Френи.
Нарушая все вежливые приличия, я в тот же день устремился через мажорно скрипнувшую калитку к знакомой вилле. Я был сам не свой и даже не предполагал, чем объясню свое появление в этот раз. Меня не звали, фамилия хозяев меня не касалась, а жизнь их тем более. Я немного отрезвел, лишь когда оказался у самых окон, и с тою ясностью, которая, как ни странно, бывает присуща только особому, проникновенному сну, вдруг услышал ее пение. Я ощущал голос, как пальцы шелковое тканье. Он был живой, не пропущенный сквозь капилляры студий, не приглушенный временем. Муна умерла, но Муна была жива. Исчезла обожествленная оболочка, но остался голос, живший в другом, некрасивом, маленьком существе. И Эдна из любви к сестре этот голос скрыла. Я понял ее недоверие и тягостное отшельничество и всю смехотворность и нелепость наших жалоб на одиночество в сравнении с ее чувствами. Я шел на этот голос, готовый разбиться о любую холодность. Я был бы ей даже рад.
Когда она появилась на пороге, вся водянисто-коричневатая, как набросок сепией, я не произнес ни слова, но на моих щеках еще были заметны влажные бороздки.
- Если вы кому-нибудь расскажете о ваших нелепых догадках, то навсегда запятнаете свое доброе имя, - сказала она с достоинством, подчеркивая каждое слово. - Больше не приходите.
Я не посмел ослушаться этого благородного приказа.
Сердечный враг
С самого утра его мысли были заняты не тем. Не стройными, ясными опытами, неизменно подвигавшими его вперед, к цели, а нелогичным, импульсивным и сердечным племянником. Он любил его со всеми его странно подобранными для одного человека чертами характера и жалел за душевные терзания, причиной которых была несчастная любовь. Молодой человек чах, как деревце в сухой почве, приводя на память аллегорические сравнения и исторические примеры, бесполезно-трогательные в своем рукотворном ореоле. Строки поэтов были пропитаны горечью и слезами, но бумага оставалась сухой. Помочь было необходимо и возможно, и он перенес эту тему в другую плоскость.
Она интересовала его уже не по-человечески, а отвлеченно, как ученого. Были исходные данные, досадная несогласованность между ними и неизвестная величина, способная все части целого уравновесить. Толчок был дан, и отлаженный механизм пришел в движение.
Составленное Эмилем уравнение разрешалось скорее, чем он предполагал. К первым холодам он был уже готов поднять сквозистую перчатку и разомкнуть строго скрещенные палочки икса в параллели граней пробирки. Состав был прост и звучно-прекрасен. Его воздействие - смягчение ярко-сконцентрированного внимания и выравнивание деятельности участков головного мозга, то есть душевный покой, березовая тишина мыслей.
Он был доволен результатом, но скорбел о причине.
- Сердечный враг подставил мне уста,
и я испил божественной отравы,
в которой ток горячей лавы
смешался с амброю кита, - процитировал он над только сцеженной, янтарно-дымчатой на просвет влагой и так и нарек новоявленный эликсир.
Представился и случай "врага сердечного" опробовать, когда неумелые руки секретарши вывернули на пол мелколистное содержимое одного из картотечных ящичков и по комнате запорхали бело-желтые мотыльки, приводя его в безудержную ярость.
Племянник Эмиля осушил предложенный ему пузырек с тем же отвращенным безразличием, с которым принимают яд. Не все равно - это ли, другое? Мысли побунтовали и разошлись с миром по своим местам: отжитое к прошлому, зависимость к слабостям, стихи к поэзии. Даже его артистическая карьера пошла в гору: прыжки и па стали еще более чистыми, выверенными, а техника отточенной до желанной завершенности. Но, раз побывав на его спектакле, Эмиль больше на них не ходил и вечерами, вытянув ноги перед зарешеченным камином, мысленно подсчитывал, сколько времени может продлиться действие того или иного компонента, и в сочетании с другими, и помноженное на возвышенность, ум и тоску, и помножить не мог. Непредусмотренные величины, сгорая, уносились в дымоход. Оставался горьковатый запах...