-- Увы, против. Вот потому-то я заинтересовался этой историей, и заподозрил неладное. Она боится, что эти новшества каким-то боком отразятся её благополучии.

Золотая Кружевница только гневно сверкала глазами.

-- Отвечай, Главная Ткачиха. Чего ты боялась?

-- Хорошо, государь. Я отвечу. Отвечу, а потом меня хоть с должности снимай. Самое тяжёлое для нас -- это менять число работников. Если работниц недостаток, то не страшно, можно найти новых. Но хуже, когда работниц избыток. Куда мне их девать? А вот эта штуковина не только недостаток способна создать, но и избыток. Ведь придётся сократить производство тонких тканей и увеличить количество грубых. А те, кто умеют ткать тонко, не заходят на более грубую работу переходить. Так что лучше мне проблемы с одной горе-изобретательницей, которая не сумела сделать так, чтобы тонкие ткани не рвались, чем со многими ткачихами.

-- Хм.. Дура какая-то, -- сказал Славный Поход, -- вы уж простите воина за грубость, но если бы мы в армии подобным образом проблем избегали, нас бы уже давно испанцы захватили бы. И тебя бы себя обслуживать заставили.

-- Не смей говорить таких грубостей! -- ответила Золотая Кружевница.

-- Говорю как есть. А Киноа я бы посоветовал тебя снять.

-- Это сложный вопрос, -- сказал Киноа, -- за один день не решается.

-- Но ведь она же виновата! У нас если командир виноват, его без разговоров снимают.

-- Да, но встаёт вопрос о замене. Короче, мы это решим не сейчас.

-- Однако есть один момент, который требует её отстранения, -- сказал Искристый Снег. Асеро даже не заметил, как тот вошёл, -- Только что Главная Ткачиха напрямую призналась, что скрыла важную информацию, относящуюся к делу. А это снимает и правомочность судебного приговора в отношении Медокачки, и настоятельно ставит вопрос о снятии с должности.

Брат Медокачки сказал обращаясь к Асеро:

-- Государь, на то, чтобы установить эту штуку, потребуется часа два времени. И подходящее место.

-- Думаю, что подойдёт баня, предназначенная для моей охраны. Сейчас я позову нашего дворцового водопроводчика.

-- Я уже здесь государь. К сожалению, в бане для дворцовой охраны есть некоторая поломка, так что лучше там ничего не трогать. А починить могу, толька когда материалы привезут, а это будет в течение двух дней.

-- А моя баня в порядке?

-- Разумеется, государь. Значит, проводим эксперимент в моих внутренних покоях. Покажи Медокачке и ей брату где у нас вода в бане подключается.

-- Что ты делаешь, Государь! Это же преступники! -- обиженно взвизгнула Золотая Кружевница.

-- Куда меньшие чем ты. Против меня они не злоумышляли.

-- А я злоумышляла как будто!

-- Ты хуже. Заботилась о собственном удобстве ценой свободы невинных людей. Разве это не ты, Золотая Кружевница, устроила всё так, что брату Медокачки не давали разрешения покинуть селение?

Та только молчала, поджав губы.

-- Отвечай!

-- Я отвечу, Государь. Но только наедине.

-- Супай с тобой, а сейчас пошли устанавливать аппарат.

Медокачка и её брат возились с аппаратом. Им помогал дворцовый водопроводчик. Зрители суда тем временем тоже прохаживались по саду. Асеро было несколько непривычно, что в его саду так людно. Ну да ладно. Киноа уже собрался уходить, говоря, что придёт часа через два, а пока ему надо заняться другими делами. Асеро сказал ему:

-- Конечно, держать тебя не вправе, но подумай, какая нехорошая получается ситуация. Наши главные мастера боятся новых изобретений, и потому могут положить их под сукно, лишь бы не рушилась привычная жизнь. В этом есть очень большой риск опять отстать. Надо что-то сделать, чтобы вот такое не повторялось. А если бы Медокачка не догадалась мне на апелляцию своё дело подать? Любой менее настойчивый изобретатель при таком просто не может ничего протолкнуть, и проигрывает в итоге вся страна.

-- Но что же делать?

-- Во-первых, Киноа, надо изобретения всем твоим Главным Замам демонстрировать. Да и тебе тоже. А дальше уж кто какое мнение выскажет, но тут вероятность того, что полезная задумка попадёт под сукно куда меньше. Кроме того, изобретатель должен иметь возможность написать в столицу, его нужно пригласить, причём такое приглашение должно быть автоматическим разрешением покинуть родной айлью. Как это всё оформить -- ты подумай на досуге.

-- Подумаю. Однако странно, что раньше обходились без таких штук. Раньше все изобретения принимались на ура. Не кажется ли тебе, Государь, что мы теперь как будто устали от новинок?

-- Не знаю, Киноа, но если это так, то это очень скверный признак. Да и потом, что значит устали? Раз есть кому изобретать, значит не устали. А если начальник ленится -- значит, впору его менять другим начальником, который будет относиться к своим обязанностям добросовестнее.

-- Дело не только в начальстве. Простые работники тоже порой против изменений, желают всё делать как раньше. Почему во времена Пачакути плотины усовершенствовали на ура, а теперь всё чаще проскакивает, что итак хватит, чего возиться?. Конечно, нам для себя хватает, но ведь и население растёт, города растут, да и продавать зерно нам было бы нелишне. Может, дело в том, что наши изобретения дальше нашей страны не идут? Никто у нас ничего не заимствует? А если бы их заимствовали европейцы, мы и сами бы к себе относились иначе, не как к вечным ученикам, как это повелось со времён Великого Манко?

Асеро сморщился, вопрос о европейцах ему сейчас поднимать не хотелось.

-- Не знаю, Киноа, сложный вопрос. Главное, что и ты и я понимаем -- останавливаться на достигнутом нельзя. А что этого не понимают разные неумные люди -- не так важно.

Киноа ушёл. К Асеро подошла Золотая Кружевница и сказала:

-- Государь, неужели ты не боишься простой вещи? Ты ведь знаешь, о чём говорит Слепой Старец -- что если выполнить заветы Манко Капака в полном объёме, то правители как таковые станут не нужны?

-- Во-первых, пока у нас есть враги, всё равно будет армия, будет оборона и разведка. А врагов у нас не будет разве что при внуках моих внуков, да и то вряд ли так скоро. А хозяйственным планированием кто-то должен будет заниматься всегда.

-- А подумай о своём потомке, который останется не у дел? Тебе его не жаль?

-- А почему его должно быть жаль? Может, он вполне будет счастлив предаться вместо государственных дел каким-нибудь учёным занятиям. Что тут такого ужасного?

-- Государь, ты слепее Слепого Старца! Так это потеря всех привилегий!

Асеро пожал плечами:

-- Невелика потеря, если при этом не отнимают ни жизнь, ни свободу, ни здоровье, ни честь. А ты, видать боишься, что тебя разжалуют в простые мастерицы, и кружева тебе больше не носить?

-- Настанет день, и ты пожалеешь об этом разговоре, Государь.

-- Сказав это, Золотая Кружевница удалилась.

Вышла Луна с корзинкой, в которой лежали грязные туники и платья.

-- Посмотрим, что она запоёт, когда мы в этой штуке свою одежду постираем. И ведь не порвётся ничего, нет у нас кружев, а вышивки мы давно заменили набивными тканями.

-- Только мою парадную вышитую тунику лучше в агрегат не запихивать. Кстати, если такие штуки и в самом деле получат распространение, то от вышивок придётся отказаться.

-- Да в общем итак надо. Набивка тканей её вполне заменяет. Но иные не хотят отказываться от традиций., иными словами, просто выпендриваются. Как будто человек в вышивках чем-то лучше человека без вышивок!

-- Я это понимаю, ты это понимаешь, а что делать?

Подошла мать Асеро. Она сказала:

-- Что-то тут народу многовато, что ты всех сюда привёл, есть же баня для охраны.

-- Мама, там ремонт, будет готова через два дня, а я не могу так отложить испытание... Неудобно.

-- Значит, об их неудобстве ты беспокоишься, а о старой матери -- во вторую очередь. Хоть бы предупредил, что гости.