– Случайно услышал ваш разговор. Вам помочь?

Я не узнал своего голоса. Хрипловатый, слишком громкий и чересчур вежливый.

– О, ты англичанин? – спросила красотка. – У тебя такой клевый акцент!

– Ты тоже живешь в палаточном лагере?

– Нет, я остановился в отеле, – признался я, поскольку ничего более остроумного мне в голову так быстро не пришло.

– А не выпить ли нам вместе аперитива перед ужином? – предложила самая громкая из трех.

– К сожалению, я ужинаю с родителями.

Дождь пошел на убыль, и я поспешил прочь от убежища, уверенный в том, что они смеются мне в спину. Росс бы точно знал, как вести себя в таком случае. Интересно, шарм и обаяние – это врожденный дар или всего лишь дело практики?

Шторм разогнал толпы с Понте-Веккьо. Я остановился бросить прощальный взгляд на холм, но плотные облака заволокли все вокруг, и полосатый бело-зеленый фасад базилики Сан-Миниато-аль-Монте, которым я любовался из бассейна на крышной террасе моего отеля, совсем исчез среди туч.

Главные туристические достопримечательности Тосканы были перечислены на обложке яркого путеводителя, который лежал в плотном белом конверте вместе с нашими билетами. Каждый вечер, когда наша семья воссоединялась за ужином, отец отмечал выполненные пункты за день, как рачительная домохозяйка продукты в списке покупок.

МОЩЕНЫЕ УЛОЧКИ В САН-ДЖИМИНЬЯНО?

Ходили.

САМАЯ ВЫСОКАЯ БАШНЯ В ТОСКАНЕ?

Поднимались.

СЕРИЯ ФРЕСОК ДЖОТТО О ЖИЗНИ СВЯТОГО ФРАНЦИСКА?

Видели. (Думаю, такой порции религиозного искусства достаточно на всю оставшуюся жизнь!)

ВОСХИТИТЕЛЬНЫЕ СКАЧКИ НА ПЛОЩАДИ ПАЛИО В ЦЕНТРЕ СИЕНЫ?

Проводятся всего два раза в году.

АПЕРИТИВ НА ИЗВЕСТНОЙ ПЛОЩАДИ В ФОРМЕ ВЕЕРА?

Выпито, несмотря на сумасшедшую цену джин-тоника.

– Ну, как вам Пиза? – спросил я у отца в тот вечер, пока мы ждали меню в дорогом ресторане с голыми кирпичными стенами и балками, придававшими залу торжественный средневековый вид.

– Понравилась больше, чем я ожидал. – Отец надел очки, чтобы прочитать меню, хотя и так заранее знал, что будет заказывать.

– А я думала, что падающая башня на самом деле выше, – сказала мама.

– Надо бы им отработать систему очередности подъема на башню, – провозгласил папа, из чего я сделал вывод, что забраться на башню им не удалось, так что поставить галочку в нужном пункте не удастся.

ПИЗАНСКАЯ БАШНЯ.

Сфотографировались, но не поднимались.

Если честно, нельзя было сказать, что поездка полностью удалась.

– К тому же там кроме башни еще много зданий, – заметила мама.

– Да, соборы и все такое, и кругом, конечно, нет прохода от туристов.

После такого описания вряд ли было бы уместным с моей стороны сказать, что мне бы тоже хотелось посмотреть Пизу. Впрочем, даже если бы я и выразил такое желание, для отца это было бы очередным напоминанием о деньгах, потраченных впустую на мой турпакет. Так что я решил промолчать.

– О да, и вам добрый вечер, – произнес папа, когда официант пришел принять заказ. – Мы будем стейк по-флорентийски.

С самого начала поездки отца занимала мысль, где лучше всего пробовать этот знаменитый стейк. В первый же день отец спросил об этом у таксиста, который вез нас из аэропорта. Потом ежедневно наводил справки у клерков на рецепции отеля. И вот теперь мы сидели в ресторане, который нам порекомендовали пятеро из шести опрошенных флорентинцев.

Это блюдо, цена на которое давалась исключительно в пересчете на вес, а не на порцию, было не просто едой, это было целое представление, которое давали на постаменте в центре зала ресторана. Сначала шеф-повар в высоком колпаке поднимал вверх часть туши. Затем демонстративно затачивал большой нож. Потом он отрезал внушительный ломоть, толстенный стейк гигантских размеров, который тут же взвешивали и клали на тележку, чтобы подвезти к столику клиента и получить одобрение. Отец буквально лопался от гордости, пока соседние столики охали и ахали от восторга на каждом этапе ритуала. Я не мог разделить с ним это удовольствие, поскольку мне было мучительно стыдно и неловко.

– Ну а ты чем сегодня занимался? – спросил отец, когда наш стейк увезли готовить на кухню и нам снова пришлось поддерживать беседу.

– В основном гулял. Ходил в сады Боболи.

Молчание.

– Еще я сегодня видел цаплю.

– Цаплю? Но мы же далеко от больших водоемов, разве нет? Ты уверен, что это был не аист? – удивился отец.

– Цапля была странная, потому что я вначале принял ее за статую. И тут она взлетела, как будто камень вдруг ожил.

Родители переглянулись.

«Мечтатель», – говаривала иногда про меня мама. Папа же описывал меня так: «Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты». Коротко говоря, родители считали, что я «не от мира сего».

У меня хватило глупости продолжить свою мысль:

– Было ощущение такого, знаете, видения… Я вот думаю, может быть, видениям святого Франциска есть неврологическое объяснение? Может быть, у него как-то по-другому работал мозг?..

Слишком поздно я вспомнил, что слово «мозг» с некоторых пор в нашей семье под негласным запретом. Определенные слова неизбежно вызывали ненужную ассоциацию. За последние месяцы активный словарный запас нашей семьи сократился до катастрофических масштабов.

Теперь оба моих родителя смотрели перед собой в пустоту невидящим взглядом.

Моя беспечность привела к тому, что в их воспоминаниях снова возникла повязка на голове Росса, плотная, объемная и все равно не скрывающая того, что часть черепа отсутствует.

Интересно, куда делась часть головного мозга моего брата? – подумал я. Вывалилась в снег? Может быть, ее забросали снегом спасатели? А когда весной сошел снег, всплыли ли остатки его черепа на каменистом склоне?

Если у нашей поездки была миссия заглушить воспоминания и помочь жить дальше, то она полностью провалилась. Когда мы в прошлый раз ездили в отпуск всей семьей, с нами был Росс. Это были зимние каникулы. Совершенно не похожие на путешествие в жаркую Флоренцию, но все равно каникулы всей семьей. Когда думаешь о каникулах, в памяти обычно всплывают достопримечательности, которые вы вместе посетили, погода во время поездки. И напрочь забывается несвобода, вынужденные совместные завтраки, обеды и ужины. День за днем. Обычно Росс доминировал в застольных беседах, перешучиваясь с отцом и подтрунивая надо мной, в то время как мама молча взирала на него обожающим взглядом. Теперь же, когда его не было с нами, присутствие брата стало будто еще более ощутимым.

Знаешь выражение «бельмо на глазу», Росс? Так вот ты – то самое бельмо!

Думаю, ему бы даже понравилось мое определение. Иногда я замечал, что веду внутренние диалоги с братом, хотя при жизни у нас с ним были вовсе не такие отношения. Я вообще удивлялся, как много у нас оказалось общего всего лишь потому, что мы росли в одной семье. Росс, например, смог бы понять, как безутешны были родители в горе и как они раздражали меня даже в таком состоянии.

– Тебе надо смириться с действительностью, – наконец сказал отец. Я не был уверен, обращался он ко мне либо к самому себе. – Ты должен научиться видеть то, что находится перед тобой.

Перед ним на тот момент находился гигантский стейк с поджаристой корочкой, истекающий кровью на деревянной доске.

Отец поднял глаза на официанта.

– Мы хотели бы, чтобы повар прожарил мясо, если его это, конечно, не затруднит! – гаркнул он.

Я представил лицо повара, когда официант вернул ему стейк. На своей летней подработке я отлично усвоил, что клиенты, возвращающие стейк для полной прожарки, презирались кухонным персоналом больше, чем кто бы то ни было.

Когда нам принесли дожаренный стейк, он был насквозь бледно-коричневый, как будто его минут на десять засунули в микроволновку.

Отец скупо нарезал жесткие ломтики.

– Сколько тебе, Ангус?

– Один.

– Всего один?

– Ангус никогда не отличался здоровым аппетитом, – напомнила ему мама.