– Значит, в него не стреляли? – тихо спрашивала она, но никто ей не отвечал.

Наконец Ключников дернулся, шумно вдохнул. Врач для надежности раздавил ампулу с нашатырным спиртом, сунул Ключникову салфетку под нос, придерживая голову ладонью. Данила открыл глаза. Он обвел стоявших возле него людей непонимающим взглядом.

– Где я? – спросил он так, словно только что родился на свет.

Облечь ответ в короткую доходчивую фразу никто не решился.

– Я здесь! – Бартеньева бросилась к своему оператору.

– А… Камилла… – тихо проговорил Данила, и по его взгляду стало ясно, что память уже возвращается к нему.

Врач поднялся с колен, вытер вспотевший лоб.

– Что с ним? – строго спросил Сармини.

– Не знаю. Смотреть надо.

– А ты какой специальности врач?

– Универсал, – принялся вновь «шифроваться» медик, который в прошлом был военным врачом, а потому и не хотел в этом признаваться. – Похоже на болевой шок, – добавил он.

– Его вчера били по почкам, – напомнила Камилла.

– Надо смотреть, – повторил медик.

– Какой смысл в осмотре? – проговорил Данила. – Разве он что-нибудь изменит?

Внимание людей переключается очень быстро, особенно если их окружает то, о чем не хочется думать. Пленники уже «забыли» о расстрелянных, появилось новое зрелище. Ключников лежал на соломенном тюфяке лицом вниз. Медик задрал ему рубашку и тут же обнаружил на спине шрам, оставленный операцией.

– Вам пересаживали почку? – сразу определил он.

– Четыре года тому назад, – ответил оператор.

– Почему ты мне никогда об этом не говорил? – изумилась Камилла.

– А затем, чтобы ты позволяла мне изредка выпивать, – нашел он в себе силы пошутить. – К тому же я не мог ждать, пока мне пересадят почку в России, пришлось делать это полулегально в Индии. Да и произошло это еще до нашего знакомства.

Врач принялся легонько простукивать спину Ключникову. Он ударял двумя пальцами по прижатой ладони. О реакции Данилы следил по тому, как он морщится.

– Вот так больнее всего? – легонько ударив, спросил он.

Данила снова побледнел.

– Будто прут раскаленный всадили.

– Все ясно, – сказал медик.

– Что именно? Это опасно для жизни? – уточнил Сармини, ему не хотелось терять деньги за возможный выкуп.

– Довольно серьезно. Пересаженная почка, она не держится в организме так, как родная. Ее «подшивают». От удара «подшивка» оборвалась. Почка опустилась. Она будет опускаться все ниже и ниже, пока не оторвется. Тогда – смерть, – не стал скрывать правды от пациента медик, тюрьма вынуждала к откровенности.

– Как скоро это наступит? – по-деловому поинтересовался Сабах.

– Месяц, если не сделать операцию. И полтора, если все это время лежать, почти не поднимаясь. Тогда процесс опускания органа притормозится.

– Операция поможет? – спросила Камилла.

– Если ее сделают в хорошей клинике опытные хирурги, то все наладится.

– Вот видишь, – оскалившись, произнес Сармини. – Тебе надо очень хорошо постараться, чтобы успеть вовремя. Так что «бомби» владельца канала и своего английского продюсера с удвоенной силой. А твоим депутатом я займусь лично, – Сабах глянул доктору в глаза. – Ему помогут какие-нибудь медикаменты? Мне-то он нужен живым. Пока живым.

– Обезболивающее. Иначе от болевого шока может повториться то, что мы только что наблюдали. И если никого не окажется рядом… – врач не договорил, и так было понятно, что произойдет.

– Хорошо, выпишите рецепт, я постараюсь достать, – Сармини дал медику блокнот и ручку.

Узнать, что тебе отмерено жить месяц, в лучшем случае полтора, но тогда придется лежать вообще без движения, – открытие не из приятных. Для Данилы это стало настоящим шоком, он-то надеялся быть поддержкой для Камиллы, а получалось, что превратился в обузу. Возможно, Хусейн с Сармини даже не воспользуются кассетами с признанием, а тихо избавятся после его смерти и от Бартеньевой. Сабах не захочет рисковать репутацией. И все же беда обернулась и относительным улучшением. Боясь, чтобы с Данилой не случился новый припадок, Сабах распорядился поместить к нему в камеру и Камиллу. Ей выдали шприцы, ампулы с обезболивающим, которое следовало колоть регулярно, не пропуская.

Лишь только они остались одни, Камилла сказала Даниле:

– Бежать, только бежать. По-другому мы погибнем. Без тебя мне отсюда не выбраться.

Хусейн Диб сидел в бывшем кабинете начальника полицейского управления и курил сигарету. Табак любитель «травки» ненавидел. Но приходилось пока держать марку, ведь в кресле перед журнальным столиком расположился Сармини и попивал кофе из маленького стеклянного стаканчика, в котором плавал листик мяты. Сабах тоже раздражал Хусейна, но он старался этого не показывать. Сармини перед отъездом пытался хоть немного вправить мозги своему командиру.

– Никаких игр в считалочки. Мы договариваемся о выкупах с серьезными людьми, а серьезные люди любят иметь дело с ответственными партнерами. За большие деньги могут и голову показательно открутить. Просто так, из принципа, чтобы другим неповадно было обманывать. Договариваемся о цене, и потом не должно быть никаких сбоев. Заложник возвращается целым и невредимым.

– Знаю, репутация дорогого стоит, – повторил одно из любимых выражений своего заместителя Хусейн. – Вот только с русскими журналистами ясности нет. Чего ты с ними возишься? Не хотят за них платить – пустим в расход, и все дела.

Сармини сузил глаза.

– Пустить в расход или по почкам ударить, – он выразительно посмотрел на Хусейна, – дело нехитрое, для деревенщины. А выстроить комбинацию по получению денег – это уже высшая математика.

– И как ты собрался превратить этого русского и его шлюху в тугие пачки долларов? – недоверчиво спросил Диб, ему казалось, что Сармини слишком уж хитрит и в итоге перехитрит самого себя.

Сабах провел ладонями по лицу, словно молился.

– Я уже переговорил с их депутатом, – ухмыльнулся он. – И тот обещал подумать насчет выкупа, хотя сперва опрометчиво послал меня подальше. Я умею убеждать.

– Какую игру ты на этот раз затеял? – проворчал Диб, с отвращением раздавив сигарету в пепельнице.

– Он политик, а политику нужен пиар. Их фракция в парламенте на следующих выборах может не набрать необходимый минимум голосов. Пленение журналистов, признавшихся в шпионаже в пользу режима Асада, однозначно сделает их героями в России. Из солидарности другие журналюги будут раздувать эту тему, как ветер раздувает лесной пожар. Даже у правящей партии нет выходов на повстанцев, а я ему такой выход даю. В партии много богатых людей. Они сбросятся. Внешне все будет представлено как акт доброй воли с нашей стороны. Якобы мы без всяких денег передаем русских журналистов отважному депутату, вступившему в переговоры. Если ему удастся освободить шпионов, то акции его партии и его личные акции в партии пойдут вверх. Он неглупый человек и понимает, что Асад обречен, русским так или иначе придется иметь дела с повстанцами, когда они войдут в Дамаск.

– Ты думаешь, нам удастся сделать это первыми? – приободрился Хусейн, рассчитывавший после революции отхватить какой-нибудь государственный пост.

Сармини отрицательно покачал головой.

– Я решил, что лучше вовремя «соскочить». Уйти в тень.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Не бери больше заложников. Это опасная игра. Нам до этого везло. Распродадим тех, кто у нас есть, и свалим из страны. Если хочешь, я помогу тебе сделать новые документы, приобрести дом на берегу океана где-нибудь в Мексике. Или же тебе по душе турецкая часть Кипра? Подумай о тихой старости. Именно поэтому я отправляюсь сейчас за твоими женами и детьми. Ты же хочешь увидеть когда-нибудь потом своих внуков? Сирия еще долго не поднимется из руин – кто бы ни победил. Ты же сам это видишь. Счастья здесь искать глупо.

Хусейн потер лоб. Он понимал, что по большому счету Сармини прав. В любой азартной игре решающим фактором является умение вовремя остановиться. Но мало у кого получается это делать.