– Мисс Грейнджер, не это ли ищете?
Помахивая ее вещами в воздухе, причем так, что лямка бюстгальтера болталась прямо у его живота, Люциус материализовался из высокой травы. Господи! А она-то, глупая, еще надеялась побыть в уединении…
– Малфой! – единственное, что с негодованием удалось произнести Гермионе.
– Да, мисс Грейнджер?
Этот ублюдок улыбался. Улыбался!
– Сейчас же верни мне одежду, ты, чертов муд…
– О, боги… и где же ваши манеры, дорогая? Неужели вы никогда не слышали о том, как нужно просить правильно?
– Верните мне мою чертову одежду. Пожалуйста.
С притворной невинностью Малфой усмехнулся.
– Но, мисс Грейнджер, если хорошенько поразмыслить, то вы можете просто подойти и взять её, не так ли? Или вас при виде меня постигла некая слабость, что не можете выйти из воды самостоятельно? Может, помочь?
– Нет, мерзавец! – сердито махнув кулаком, взбешено крикнула Гермиона. – Я голая, и вам это хорошо известно, черт побери! Сейчас же отдайте одежду!
Развернувшись, Люциус направился к близлежащему валуну и аккуратно положил вещи на нагретую поверхность. Потом повернулся лицом к Гермионе и, сложив руки на груди, нахально ухмыльнулся и произнес:
– Подойдите и возьмите сами…
________________________________________
Четверг, 19 июня 2004, 11:14.
– Мисс Грейнджер, я сожалею, что… повел себя… так.
Не отвечая, Гермиона продолжила колотить кокосовым орехом по острому краю скалы с такой силой, что Малфою стало немного страшно. Несомненно, сейчас она воображала вместо кокоса его собственную голову.
– Мне на самом деле, жаль… Извините, – продолжал настаивать он, но ответа так и не дождался.
Не сказать, что б Люциус Малфой был человеком, известным своими извинениями, чего уж там. Извинялся он, обычно, только в тех редких случаях, когда действительно ощущал вину, что случалось нечасто. Но не сейчас. Поскольку в данный момент Гермиона имело полное право злиться на него, и винить ее за это Люциус не мог. Да и никто б не мог – после событий вчерашнего вечера.
Нет, Малфой не сожалел о своем поступке. Конечно же, нет! Вид, открывшийся ему, когда безумно разъяренная Гермиона метнулась к валуну (подпрыгивающая грудь, торчащие соски), стоил ее молчаливого сегодняшнего гнева. О… то, что он увидел, останется в памяти навсегда. Люциус сомневался, что даже Обливейт сможет справиться с этими божественными воспоминаниями.
А вот Гермиону, в отличии от него, сей факт не радовал. И выглядела она не только разозленной донельзя, но и безумно смущенной. Честно говоря, Малфой предпочел бы, что б на него, как обычно, кричали и сыпали проклятиями, чем молчать уже почти сутки. Но… ответом на все его извинения было лишь молчание. Долгое, гордое молчание, с высоко поднятой головой и все розовеющими лицом и шеей.
Люциус снова почувствовал угрызения совести, правда, не слишком сильные. Что ни говори, а сладкие воспоминания о её нежных холмиках сводили чувство вины до минимума.
– Хорошо, хорошо… Чем я могу заслужить прощение? Что мне сделать?
Клак!
– Может, принести свежей воды?
Клак!
– Насобирать еще кокосов?
Клак!
– Построить замок из песка?
Клак!
– А может лучше реальный? В Котсуолде?
Звук ударов затих, и Люциус тут же обеспокоенно напрягся. Твою ж мать! Постройка замка в Котсуолде обойдется ему в астрономическую сумму…
– Если предлагаете сделать нечто, чтобы я простила вас, мистер Малфой, – спокойно и с достоинством произнесла Гермиона, лицо которой все еще розовело. – То справедливости ради нам нужно сравнять счет.
– Хотите, чтобы я побегал тут голым?
Лицо ее порозовело еще сильней, а поджатые губы превратились в тонкую линию.
– Да.
Люциус оказался откровенно ошеломлен. Справедливым человеком от природы он точно не был, но в данном случае необходимо взвесить все шансы дальнейшего развития их пребывания здесь. Сколько придется пробыть на этом острове в полной изоляции – неизвестно. И оставлять у себя за спиной такого врага, как Гермиона Грейнджер, точно не стоит. Но согласиться на ее требования?! Мерлин!
Мысли Малфоя заметались. Так, надо постараться как-то отвлечь ее от этой дурацкой идеи. Неужели же он (с его бойким языком) не сможет найти другой выход для её гнева?
– Мисс Грейнджер, конечно… я понимаю вашу яро…
– Ни слова! Либо вы раздеваетесь, либо разговор окончен. Но когда мы вернемся в Англию, я буду судиться за каждый кнат, которым вы владеете, обвинив в сексуальных домогательствах. А Ежедневный пророк проглотит эту историю с наслаждением, особенно, когда я отдам им свои воспоминания. Мало того, что вы будете вынуждены уйти в отставку, как Министр Магии, вы еще станете и социальной парией. Нет, хуже! Вы снова будете опростоволосившимся Пожирателем Смерти.
Скрипнув зубами, Люциус начал расстегивать рубашку.
________________________________________
11:16.
Когда четыре пуговицы были расстегнуты, Гермиона нервно облизнула губы. Сейчас она уже не была так уверена, что хочет видеть Люциуса голым. А если даже и так, то, конечно, при других обстоятельствах.
«ЧТО??»
Да нет на свете никаких обстоятельств, при которых она захотела бы видеть Люциуса Малфоя голым!
Потому что он – всего лишь обычный пошлый мужлан. Она не могла поверить, что была влюблена в него. Да, именно – была! Но не более. Нет… Господи, ну за что ей это?
Последняя пуговица выскользнула из петли, и порыв ветра тут же выбрал подходящий момент, чтобы театрально сорвать его рубашку с плеч, обнажив грудь, руки, плоский живот, и даже две выступающие косточки бедер, исчезающие в брюках.
Мерлин, да что за глупый бриз, отбрасывающий рубашку и волосы этого гада назад так, что он похож сейчас на модель, позирующую для дурацких гламурных женских журналов?
Гермионе хотелось ударить его. Опрокинуть на песок!
И попрыгать на его костях.
Потому что собственное тело медленно, но верно начало предавать её.
Сбросив рубашку, он уже начал расстегивать ремень, когда Гермиона решила, что выдержать большего она не сможет.
– Достаточно, – произнесла сухо и напряженно. – Боюсь, что меня стошнит, если вы продолжите.
Люциус пристально посмотрел на нее, пытаясь поймать взгляд. Не получилось. Гермиона, даже памятуя о том, что лжецы, как правило, избегают зрительного контакта, просто не смогла встретиться с ним глазами.
________________________________________
11:17.
«Надо же! Какой приятный сюрприз»
Он нагнулся за рубашкой.
Но в тот момент, когда настойчиво и безуспешно пытался столкнуться с ней взглядом, Люциуса осенило: а что, если Гермиона Грейнджер испытывает к нему вовсе и не… ненависть? Блестящая память тут же начала подбрасывать воспоминания о моментах, как раз таки позволяющих усомниться в ее отвращении.
Во-первых, участие в качестве свидетеля на слушании его дела после окончания войны, произошедшее в 1999 году. И ее показания, которые ошеломили его, но за которые же он был ей бесконечно благодарен. Если бы не заявление героини войны о том, что он не сражался в финальной битве, и не ее глубочайшая убежденность и заверения в том, что Люциус Малфой раскаялся и заслуживает снисхождения, то как знать… возможно, он был бы в Азкабане и по сей день.
Во-вторых, полтора года назад, когда он открыто начал бороться за должность Министра Магии: ее странные взгляды, которые порой случайно ловил, ее краснеющие щечки, даже когда она старалась поскорей отвернуться и не показать ему этого.
В-третьих, ее непонятно растущая враждебность по отношению к нему с каждой следующей партнершей, которая появлялась у него за эти годы. Нет, конечно, он думал, что это лишь проявление ханжества мисс Заучки и ее нетерпимость к служебным романам. А если… ошибался? Неужели он попал в точку, когда ляпнул в тогда, кабинете, что ревность ей не идет?
А еще он помнит взгляд, брошенный Гермионой на эту… Салли-или-как-её-там. Сейчас он понимал, что в нем сверкнула не только злость из-за задержки решения по ее проекту, нет. Это была зависть и обида. Обида на то внимание, что он уделил девчонке. Не ей…