Сёмина Елена Петровна
Волчья сага
Елена Семина
Волчья сага
Вилли
Я, Вильгельм Ульрих фон Вейр, родился 7 июля 1499 года в замке Гросс Вонсдорф в Пруссии. У меня есть отец, матушка и две старшие сестры Анна и Элиза. Я единственный сын барона и наследник замка с угодьями. Мой дед Ганс фон Вейр получил этот замок от самого Великого Магистра Тевтонского Ордена господина Генриха Ройса фон Плауэна за верную службу и участие в сражениях против язычников-пруссов. Боевые доспехи деда и его дружины хранились в оружейном зале замка. Там были шлемы, похожие на железные ведра с прорезями для глаз, кольчуги длиной до колен, пластинчатые доспехи - бригантины, железные поножи, наручи, оплечья и рыцарские перчатки из подвижных пластин. Белый плащ деда был украшен половинным крестом в виде буквы "Т", ведь он не был монахом-членом братства, а являлся вассалом ордена и сражался за земельный надел. Еще в оружейной хранились щиты из дерева, обитые кожей и железом, несколько копий и огромный двуручный меч - "цвайхендер". Были еще мечи полуторники - "бастарды", кинжалы для добивания поверженного врага с иезуитским названием "гнатготт" - милость божия, но меч-двуручник мне нравился больше всего.
Я часто приходил в оружейную и примеривался к мечу. Когда мне было восемь лет я c трудом мог его поднять, в четырнадцать мне удавалось взвалить его на плечо и гордо шагать по оружейной, изображая могучего мечника - грозу вражеской пехоты. В ту пору я был любознательным и неугомонным парнишкой, везде сующим свой нос. Едва заканчивались занятия латынью с падре, я мчался исследовать башни замка, крепостные стены и потайные лестницы, которых в Гросс Вонсдорфе было множество. Особенно меня интересовали ступени, ведущие вниз.
Известно, что наш замок был построен рыцарями Ордена на месте захваченной и сожженной деревянной крепости пруссов. На момент моего повествования ему было около полутора сотен лет. В тот день меня понесло в форбург - башню с наружной стороны рва, защищающую подступы к подъемному мосту. Я уже сбегал наверх, под самую крышу, выглянул из всех окон-бойниц. Затем помчался вниз по лестнице и вышел из башни. Перешел подъемный мост и, вместо того, чтобы вернуться в замок, перемахнул через перила моста и пошел по узкой тропинке, проложенной снаружи, вокруг крепостной стены.
Надо сказать, что Гросс Вонсдорф был окружен водой со всех сторон. С востока текла река Алле, с трех других - крепостной ров, наполненный водой из впадающего в Алле ручья. Я уже обошел угол стены с башней и пробирался по тропинке, идущей вдоль Алле, как земля осыпалась у меня из под ног и я полетел вниз к воде. Мне удалось задержать падение, ухватившись за кусты тальника. Я висел и с тоской думал о том, что даже если удасться не свалиться в реку, одежда уже испачкана. Матушка будет вздыхать и держаться за сердце, а отец непременно оставит меня без ужина и отправит на молитву в нашу замковую часовню на всю ночь. Меня никогда не пороли, как простолюдина. Отец считал, что сына барона пороть нельзя.
И вдруг я понял, что вижу довольно большую дыру в крутом склоне. Заросшая кустами, она раньше была не видна. Я быстро перебрался к ней поближе. Это был подземный ход. Залезть внутрь не составило труда. Как и всякий любитель темных лестниц, я имел в кармане огниво, трут и огарок свечи. Узкий лаз по мере продвижения вглубь расширялся, через полсотни шагов я уже шел по тунелю в полный рост. Продвигался я медленно потому, что со всех сторон торчали корни и все было затянуто липкой паутиной. Подземный ход заканчивался круглой пещерой, в центре которой был большой плоский камень. На камне располагалась фигура лежащего волка в натуральную величину, искусно вырезанная из целого куска дерева. С четырех сторон волка окружали глиняные масляные светильники. Масло в них давно высохло. Между волчьих лап стояла глиняная бутыль, украшенная орнаментом. Деревянная пробка была запечатана смолой.
Я обрадовался находке. Возможно мне даже удастся избежать наказания. Надо поспешить в замок и взять бутыль с собой, как доказательство. Здесь явно было какое-то святилище прусских язычников. Может поблизости зарыт клад? Я схватил бутыль и направился к выходу. Говорят торопливость не к добру. Я в этом убедился сам. Споткнулся и растянулся на земляном полу, усеянном камнями. Бутыль разбилась, осколки впились в ладони. Густая темная жидкость со странным запахом разлилась и смешалась с кровью из ран. Резкая боль заставила застонать. Свеча погасла.
Несколько минут мне понадобилось, чтобы прийти в себя. Глаза привыкли к темноте и я увидел, как вдали слегка забрезжил свет. Я поднялся и побрел на выход. Дальнейшее мне стало безразлично. Я вернулся в замок, проскользнул в свою комнату, стараясь никому не попадаться на глаза. К счастью все были заняты гостями. Сын бургомистра Фридланда приехал свататься к Лизхен. Я успел снять грязную одежду, промыть раны и ... упасть в обморок.
Пришел в себя я только через три дня. Раны на руках воспалились, сильный жар сжигал тело. Приезжал лекарь из Инстербурга и пустил мне кровь. Состояние мое продолжало оставаться тяжелым. Наш падре совершил надо мной таинство соборования ... так, на всякий случай. Чтобы я не умер вдруг и не предстал перед господом без соответствующих приготовлений.
Две недели я был между жизнь и смертью. Организм боролся со странной напастью, но перевеса в сторону выздоровления не было. Матушкино лицо опухло от слез, отец молча страдал, видя как уходит из жизни любимый сын, единственный наследник и продолжатель рыцарского рода. Родители много молились о моем выздоровлении, можно сказать, не вставали с колен. Если их не было рядом со мной, значит они были в часовне вместе с падре. Надоедали господу молитвами.
Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не привел из селения старого прусса. Надо сказать, что наши крестьяне все были пруссами, принявшими истинную веру. Молва о болезни сына хозяина замка уже облетела окресности. Люди судачили о том, что молодой Вилли полез куда не следует, потревожил древних духов и теперь ему не миновать расплаты.
Родители, измученные горем, пробовали все лекарства подряд, лишь бы помогло. Поэтому, когда старый прусс сказал, что надо зарезать овцу и напоить больного теплой кровью животного, не удивились и не возмутились еретическим методом лечения, а просто сделали так, как сказал старик. И это помогло. Я пошел на поправку. Раны затянулись, жар спал. Я был очень худым и слабым после болезни. Поэтому меня еще несколько раз поили кровью животных. Оказалось, что помогает любая кровь, лишь бы была свежая, а еще ... сырое мясо. Мясо я однажды добыл на замковой кухне, когда начал вставать и потихоньку перемещаться по дому. Зашел с честным намерением выпросить у Ханны горячую булочку. Но войдя в безлюдную кухню вместо булочки сцапал кусок сырой телятины и сбежал, пока никто не видит. Я сидел на темной лестнице форбурга и рвал зубами сочное мясо. Такого удовольствия от еды я не получал ни разу в жизни.
Приближалось июльское полнолуние. Все чаще по ночам выли волки. В те годы в окрестных лесах было много волков, но летом они обычно не выли. Да и с чего бы им выть. Леса полны дичи, ни голод, ни холод им не грозит. Тем не менее, чем круглее становилась луна, тем громче из леса слышался волчий вой. Я чувствовал странное томление. Все мое существо ожидало какого-то важного события, которое перевернет мою жизнь.
Около полуночи мне стало невмочь находиться в четырех стенах, захотелось простора, ветра, прохлады летней ночи. Я выскользнул из своей комнаты и вскоре оказался сидящим на траве под крепостной стеной. Внизу был ров, наполненный водой, справа катила свои воды Алле. Я смотрел на яркую полную луну, освещавшую все вокруг. В лесу раздался волчий вой. К одинокому голосу зверя присоединились другие, и вскоре мощный устрашающий звук наполнил округу. Я оторвался от созерцания луны и посмотрел на другой берег рва. Недалеко от меня добрая сотня волков выла, задрав головы к небу. Вдруг они замолкли, как по команде, и все посмотрели на меня, как будто чего-то ждали. Я не понял, как это произошло, но ясно, что помимо моей воли. Мое горло сжалось и из груди вырвался ужасающий вой. Это был низкий, мощный звук, наполненный угрозой и болью. Мой разум на мгновение померк, когда я пришел в себя, то был на четырех лапах и покрыт шерстью.