— Мне нужна помощь, — прошептал Касс, еле удерживая себя в сознании и клоня голову к коленям, потому что та казалась жутко тяжелой.
— Помоги себе сам, — вырвав ногу из слабого захвата, Мэлл ушел на кухню. Его обуяла непонятная ярость, которая вскипала все сильнее. Этот человек, который обнимал унитаз за стенкой, больше не казался близким. Он словно закутался в мутную пленку, скрылся от всего мира, утопая даже не в своем горе.
— Мэлл, пожалуйста, — голос Касса дрожал.
Младший не ответил, а только вцепился в край стола, чтобы не разбить что-нибудь.
— Я не могу встать…
Старший всхлипнул. Он и правда не мог подняться, лишь беспомощно цеплялся за край раковины. Слабость, одолевшая все тело, тянула вниз с невероятной силой. Касс чувствовал, как приходит в себя после освобождения желудка, как в голове начинает постукивать. Но на его зов не было слышно ответа.
— Мэлл…
— Заткнись! — рявкнул Мэлвин, сдерживая себя из последних сил. — Оставайся там, если тебе даже не хватает сил подняться на ноги! Я не стану помогать, я устал.
Младший глубоко вдохнул прежде, чем направиться в комнату. Он понимал, что точно не уснет сейчас, хотя время было давно за полночь. Но и нянчиться с другом тоже не собирался. Все эти обтирания мокрыми полотенцами, переодевания, походы за таблетками и беспокойный сон изрядно поднадоели. Одно дело, когда такое положение дел продолжается месяц, два, три, но совсем другое — почти год. И Мэлл почему-то все еще терпит это дерьмо, мирится с обстоятельствами и помогает горе-другу.
Наверно, все потому, что временами сознание Касса проясняется, он прекращает пить и возвращается к работе и учебе, извиняется по сто раз на дню и всячески «замаливает грехи».
Но потом-то все повторяется: он приползает домой пьяный в дрова и начинает домогаться младшего (если силы не подводят, конечно). Или орет на всю квартиру о том, какая хреновая у него судьба. Словно ему уже за сорок, он безработный, в разводе, с кучей не выплаченных кредитов. Это так бесит.
Из ванной вдруг донесся жуткий грохот. Мэлл подскочил и хотел было побежать к источнику звука, но, не услышав за грохотом ничего более, не стал спешить.
Заглянув в ванную, он обнаружил свернувшегося на полу клубком Касса, укрывшегося большим полотенцем, которое он, по всей видимости, попытался стянуть с вешалки, задев при этом все стоящие на полочке средства и подставку со щетками.
— Я виноват, — лицо старшего было красным от слез. Он не двигался, только шевелил губами и смотрел в стену.
Мэлл даже не удосужился поднять упавшие предметы и просто развернулся, чтобы уйти.
— Мэлл, пожалуйста…
— Что? Что, Касс? Чего ты от меня хочешь?! — процедил младший.
— Прости меня.
— Простить? Простить, говоришь? В какой раз? Сотый? Тысячный? Я устал слушать твои пустые извинения, устал прощать. Ты ничего не делаешь, чтобы исправиться, только бухаешь и извиняешься. Я не знаю тебя. Я знаю своего друга, который обещал защищать меня, но ты — не он.
Мэлл смотрел на парня, горя желанием вмазать тому по физиономии. Младший присел на корточки, чтобы лучше видеть красные глаза.
— Посмотри на себя, кем ты стал? Безобразное животное, живущее только на инстинктах. Угробивший свое здоровье, заплывший жиром, обросший, слабый, — каждое слово было пропитано ядом. — Ты похерил работу и скоро вылетишь из института. Это твое прекрасное будущее? Ты даже не можешь вернуться домой, потому что такой сын никому не нужен. Ты потерял все, Касс.
— Мэлл…
— А потерял почему? Почему ты так скатился? Из-за горя? Какого горя, Касси? Уже два года прошло, все давно оправились, только к тебе почему-то осознание пришло не сразу. Или это только повод дать себе слабину? Пользуешься чужим горем, но чего ради?
Ни на один вопрос ответа не последовало. Касс молчал, понимая, что сказать ему нечего. Мэлл был прав, сначала старший думал о Натил, связывал ее уход со своими родителями, но потом, заливаясь алкоголем все больше и больше, просто съедал себя изнутри, размышлял о своей никчемности, невозможности поддержать Мэлла, побороть свою слабость. Он даже не знал причину, по которой с такой страстью отдается выпивке. Просто пил и считал, что так надо.
— Я говорил тебе, что не позволю сидеть у себя на шее. Говорил? Так вот: либо ты берешь себя в руки, либо мы больше не знакомы. В этот раз я шутить не буду.
Мэлл поднялся и, выключив свет в ванной, ушел к себе. Касс подрагивал от холода плитки, на которой лежал. Он шмыгал носом и пытался сильнее закутаться в полотенце, но ничего не получалось. Теперь, в полной темноте, ему было вдвойне холоднее.
Спустя какое-то время старший решил переползти хотя бы на кухню, потому что провести всю ночь на ледяном полу ему совсем не улыбалось, а в комнате спал Мэлл, туда путь однозначно был закрыт. Собрав конечности в кучку, парень встал на четвереньки и медленно направился к кухне, благо, глаза уже привыкли к темноте. Из комнаты младшего в коридор пробивался тусклый свет, что свидетельствовало о том, что тот еще не спит, а значит, Кассу надо быть вдвойне более тихим.
Еле доползя до намеченного места, старший привалился к холодильнику, чтобы перевести дух. Он уже собирался попробовать дотянуться до графина с водой, как дверь комнаты открылась, и Мэлл вошел в кухню, не включая свет. Он прошел к желанному графину, плеснул в рядом стоящий стакан воды и отхлебнул. Касс сжался, крепче хватаясь за край спадающего с плеч полотенца.
Уже на выходе из кухни Мэлл бросил тихое:
— Думаю, недели тебе хватит.
И скрылся за дверью комнаты.
Минуту спустя в квартире было уже темно. Только тогда Касс смог выдохнуть и ослабить хватку на полотенце, позволяя ему упасть на пол.
Оба не спали почти всю ночь. Лишь под утро Мэлл смог провалиться в недолгий, но крепкий сон. Касс же только дремал в состоянии полулежа у холодильника. Открыв опухшие глаза, он сначала никак не мог понять, где находится, но через некоторое время мозги прояснились, напоминая о вчерашней ссоре. Если это можно было назвать ссорой.
Потянув затекшие мышцы, старший медленно поднялся с пола и взглянул на часы, висевшие над выходом из кухни. 6:24, а это значило только то, что у него есть примерно полчаса, чтобы привести себя в порядок перед пробуждением Мэлла.
Парень попытался припомнить, в каком шкафчике находилась аптечка, но в итоге просто начал открывать все подряд дверцы, пока не добрался до заветной коробочки, в которой были спрятаны спасительные таблетки от похмелья. Закинувшись парочкой таких, Касс глотнул немного воды, на которую желудок отреагировал слишком бурно, но уже не собирался из себя ничего извергать, кроме, разве что, жутковатых «голодных» звуков.
Подняв с пола полотенце, старший тихонько направился в ванную, чтобы умыться и собрать упавшие вчера по его неаккуратности средства и щетки. Мэлл в ванной ночью не появлялся, а если б и появился, не стал бы трогать все это. Аккуратно расставив предметы по местам и повесив полотенце на полотенцесушитель, Касс ополоснул отекшее лицо прохладной водой, почистил зубы и закинул грязные вещи в стиральную машинку.
Он вернулся на кухню, чтобы хоть чем-нибудь заполнить ноющий желудок, но, обнаружив множество продуктов (которые Мэлл купил в его отсутствии), решил сварганить простенький завтрак и немножко задобрить друга.
Ничего сложнее Чоу мейн Касс в жизни не готовил, поэтому с яичницей и лапшой справился довольно ловко. Приятный аромат жареных яиц и мяса окутал не только кухню, но и прилегающие комнаты, что сразу же разбудило Мэлла. Парень не хотел подниматься, зная, что у плиты сейчас стоит Касс, с которым они так ужасно разошлись ночью, но естественные потребности призывали к подъему. И младший просто искренне надеялся, что к моменту его появления на кухне старший уже закончит с завтраком и ретируется куда-нибудь за пределы квартиры.
Но надежды не оправдались. В ванной младший обнаружил закинутые в машинку вещи, а это значило, что другу надо переодеться как минимум. Хотелось просто запереться здесь и сидеть до тех пор, пока не услышит хлопок входной двери. Но запах свежеприготовленной еды не давал покоя и манил.
